октябрей и маёв, под красными
флагами
праздничных шествий, носил
с миллионами
сердце мое, уверен
и весел,
горд
и торжествен. Сюда,
под траур
и плеск чернофлажий, пока
убитого
кровь горяча, бежал,
от тревоги,
на выстрелы вражьи, молчать
и мрачнеть,
и кричать
и рычать. Я здесь
бывал
в барабанах стучащий и в мертвом
холоде
слез и льдин, а чаще ещепросто
один. Солдаты башен
стражей стоят, подняв
свои
островерхие шлемы, и, злобу
в башках куполов
тая, притворствуют
церкви,
монашьи шельмы. Ночь
и на головы нам луна. Она
идет
оттуда откуда-то... оттуда,
где
Совнарком и ЦИК, Кремля
кусок
от ночи откутав, переползает
через зубцы. Вползает
на гладкий
валун, на секунду
склоняет
голову, и вновь
голова-лунь уносится
с камня
голого. Место лобноедля голов
ужасно неудобное. И лунным
пламенем
озарена мне площадь
в сияньи,
в яви