Среди букетов необычайно изысканных желтых хризантем, прибывших из Японии и моря пармских фиалок, буквально захлестнувшего все свободное от людей и еды пространство, с бокалами в руках небрежно беседовали те, чьи имена с наслаждением перемывает светская хроника. И уже завтра станет известно, что Петти Грейс, снимающаяся в весьма рискованных фильмах, сделала силиконовый бюст, Грег Сименс - продюссер и бизнесмен сменил жену, что на шее певички, только что пролезшей в высший круг - целое состояние, а ее щедрый покровитель, по-видимому, ворочает огромными делами в “теневых” кругах.
Все было как обычно, на уровне установившегося мирового стандарта со строгой дозировкой дорогого шика, эстетизированной помпезности и низкопробного скандала.
Но с самой Алисой, прибывшей сюда в компании коллег - Анни и Жерара, творилось что-то неладное. Прежде всего, она с удовольствием отметила, что в представленном букете красоток занимает отнюдь не последнее место. Если ты всего лишь художница, одета в глухое черное платье, если ты “забыла” достать из сейфа фамильные бриллианты и не являешься спутницей одиозного плейбоя, то весьма красноречивые любопытные и заинтересованные взгляды, перепадающие тебе от сильных мира сего, могут означать только одно - ты в самом деле прекрасна.
Алиса оценила это обстоятельство, а так же заметила, что интересом следит за официантом, катившим к столику сервировочную тележку с огромным серебряным блюдом, накрытым куполообразной сияющей крышкой. Под крышкой что-то шипело, распространяя вокруг аромат горячего пряного мяса. Официант с элегантностью фокусника приподнял купол, представив гостям восхитительное создание поваров, в виде золотистых, утопающих в соусе ломтиков поджаренной телятины, окруженных венком из виртуозно нарезанных помидор, перцев, артишоков, неведомой зелени и хрустящих горок картофельного хвороста. Впрочем, было похоже, что кулинарное чудо заинтересовало только Алису, уже прицеливающуюся к аппетитным кусочкам длинной вилкой. Это казалось совершенно невероятным, но изящная француженка, равнодушно покидавшая подобные пиршества в самом начале застольной программы, почувствовала сейчас здоровый, веселый в своей наивной жадности аппетит.
Конечно, она с утра ничего не ела, карабкалась по горным тропинкам вместе с группой гостей, приглашенной на парфюмерное производство в римском пригороде, она отказалась от обеда и вот уже несколько часов была как-то странно оживлена, выпив три бокала шампанского. Анни сделала большие глаза, указывая Жерару на полную тарелку в руках Алисы.
А все началось еще накануне, когда в просторном выставочном зале, перестроенном из бывшего железнодорожного вокзала, крытого гигантским стеклянным плафоном, Алиса вносила коррективы в подготовленную техниками экспозицию.
Витрины и зеркала изламывали пространство, отправляя вереницы движущихся отражений в разных направлениях, как стрелочник курьерские поезда. Алиса видела себя одновременно сбоку и со спины, а балетная череда одинаково взмахивающих рукой Алис удалялась в тоннель черно-зеркальной выгородки. Оттуда, из неизвестно где находящейся глубины, глянуло на нее это лицо. Глянуло пристально, со значением и промелькнув дюжиной размноженных зеркалами ушей за золоченую раму, исчезло. Алиса обернулась, ища глазами оригинал. У соседнего стеклянного бокса под сверкающей вывеской “Trezzano-milano” беседовала группа мужчин, обсуждая что-то, помещенное в витрине. Один из них, видимо, совсем не заинтересованный беседой, развернулся спиной к своим спутникам и весело смотрел на Алису.
Лучистые глаза итальянца будто смеялись какой-то удачной шутке, понятной только ему и женщине у парижского стенда. Он даже приветственно махнул ей рукой, задев одного из погруженных в беседу, и тут же скорчил серьезную, извиняющуюся мину. Алиса не могла вспомнить, кто этот, по-видимому, знакомый ей человек, но улыбнулась ему, кивнув головой в знак приветствия. Ей почему-то стало весело и, скользнув взглядом по одному из своих отражений, Алиса удовлетворенно отметила, что выглядит хорошо.
Через пару часов, когда она уже собиралась покинуть выставку, незнакомец возник перед ней, протягивая тяжелый букет фиалок.
- Согласитесь - пармская фиалка в “Зимний сезон” - это весело. Берите, не бойтесь, вы меня не разорите - я поставил сюда целый вагон этих цветов. В рефрижераторе установлен специальный режим влажности. Смотрите здесь еще капли росы! - незнакомец тряхнул букетом, обдав себя и Алису прохладной капелью. - О, простите, я не ожидал. Для росы это слишком много, - огорчился он. - Вот бестии! Они опрыскали цветы водой! Я же категорически запретил!
Он вдруг засмеялся, глядя как Алиса стряхивает капли с лица и блузки, а ей опять стало весело.
“Лукка-цветочник” - как представился мужчина, - говорил очень быстро с напевным акцентом, подкрепляя свою речь выразительной мимикой и движениями длинных подвижных рук.
Он предложил подвезти Алису к отелю, где его ждали для переговоров французские партнеры. У нее не было причин для отказа. В шикарной новой модели “альфа-ромео” Лукка тут же включил музыку.
Тихо зазвучал голос Адамо, со слезой исполнявшего новый шлягер: “Падает снег, ты не прийдешь сегодня вечером… Падает снег - мы не увидимся, я знаю…”
- Как вам это нравится, - возмутился Лукка, - в Париже - снег?
- Очень даже бывает, - вздохнула Алиса. - Особенно если у кого-нибудь отменяется свидание.
Лукка ловко маневрировал в потоке машпин, пересекая центр Вечного города. Он непрерывно болтал, комментируя римские достопримечательности и окидывая спутницу быстрым, любопытным взглядом.
“Странные глаза, глубокие, почти голубые и будто лучатся. Неужели это эффект мелких морщинок, разбегающихся к вискам от насмешливого прищура? анализировала внешность итальянца Алиса-художница. - И запах фиалок. Похоже - их здесь у него целый склад. Славная профессия у крепкого парня “цаеточник”!
Взвизгнув шинами, автомобиль резко затормозил в какой-то узкой улочке.
- Я предлагаю маленькую экскурсию для французской гостьи, - Лукка помог Алисе выйти. - Вон там на площади шумит и плещется знаменитый Треви фонтан, в котором Феллини искупал сексбомбу Аниту Экберг, а многочисленные туристки бросают свои монетки в надежде сохранить вечную молодость. Это Вы, уважаемая мадмуазель, конечно знаете, а вот теперь взгляните левее на того каменного бородатого мужика, возвышающегося над самой сильной струей… Видите? А теперь - смотрите сюда… - Лукка повернулся в профиль, постучав пальцем по виску. - Сходство, по-моему, очевидно. Дело в том, что того матерого сатира лепили с моего деда и эскизный бюст до сих пор покоится в моем кабинете. Алиса не знала, смеяться ли ей над шуткой или ее спутник говорит всерьез. Но он уже, взяв ее за руку, потянул к самой воде.
- А теперь аттракцион, известный только мне. Становимся рядышком, спиной к воде. У вас есть монетка? Так. Я тоже достал. Теперь, по счету “раз!” - бросаем свои монетки через плечо крест-накрест. - Вы через мое, а я - через ваше. Ясно? Начали! Главное не засмеяться и сохранить равновесие. Туристы, толпящиеся у фонтана заинтересовались процедурой и кое-кто уже пытался скопировать мизансцену.
Они швырнули монетки, столкнувшись плечами, но Лукка сохранил полную серьезность. Он протянул ей руку и когда Алиса ответила на рукопожатие, сказал:
- Поздравляю, теперь по местному обычаю мы обязаны говорить друг другу “ты”. И я заявляю тебе с полной ответственностью следующее: я увидел тебя еще утром в “Плазе” и очень огорчился - я увидел, наконец то, что никогда не смогу получить, хотя очень, очень хотел бы. Ты не просто красивая. Ты - искристая. Не знаю как это объяснить. У старых венецианских мастеров был особый секрет - их мадонны будто светились изнутри. Это, наверное, от того, что они писали радостно. И ты - радостная!
Через десять минут они были в отеле.
-Увидимся, - подмигнул на прощание смеющийся глаз Луки.
Принимая вечером ванну, Алиса позволила себе понежиться в нежной пене. Позади был трудный день, ноги, сбросившие высокие шпильки, просто гудели.
Шикарная туалетная комната, казалось, могла вместить маленький гарем: круглая ванна, рассчитанная по меньшей мере на четверых, пробулькивала сквозь толщу голубой воды воздушными пузырьками. Алиса слегка повернула вентиль и вода “закипела”, приятно массируя тело. Она тихо засмеялась и вдруг вспомнила определение, данное ей “цветочником” - “искристая”! Это она-то!
Вытираясь перед зеркальной стеной мохнатым шоколадным полотенцем, Алиса откинула распущенные мокрые волосы и увидела свое раскрасневшееся лицо с виноватым взглядом нашалившего ребенка. “Ну позволь мне, обратилась она к своему отражению, - позволь хоть не на долго, хоть совсем капельку поверить в то, что этот чокнутый парень оказался прав”.
А утром, выехавшая с группой гостей на парфюмерную фабрику “Чезарро”, Алиса уже забыла о своей вчерашней просьбе. Поездка ее не очень радовала, как и перспектива вечернего фуршета. Мужское внимание и комплименты были для нее привычным эпизодом, стандартной деталью делового общения. Поначалу на нее обращали внимание очень многие представители сильного пола, среди которых были и весьма завидные кавалеры, но быстро остывали, разочарованные равнодушием “каменного ангела”. Они легко сдавались, подхватывая деловой тон Алисы, подыгрывая ее отстраненной печали, а если и настаивали, то становились навязчивыми и вовсе невыносимыми. Таких Алиса сурово пресекала.
Вчера с этим болтливым “цветочником” она почувствовала себя другой, подыграв ему и изобразив тот тип женщины, который потряс обманувшееся воображение эмоционального итальянца. Теперь же, рассматривая из затемненного окна комфортабельного автобуса пригородный ландшафт, Алиса была сама собой - живущей без аппетита…
И вот нарядный банкетный зал, толпы оживленных людей, провокационная игольчатость шампанского и неожиданная жадность к еде, разваленной на столах в великолепных натюрмортах. Крошечные разнообразные тарталетки, вазочки с неведомой снедью под снежными шапками взбитых сливок, муссов, кремов, соусы и деликатесы, искусно убранные и декорированные, “плывущие” на высоких многоярусных блюдах как праздничные платформы бразильских карнавалов - все это Алиса будто увидела впервые. Ей надоело думать и анализировать свое поведение, ей просто нравилось, пробовать, окусывать, жевать, дегустируя лакомства и прихлебывая золотым прохладным вином.
На эстраде среди хризантем и фиалок появилась певица, осыпанная приветственным аплодисментами с ног, в золотых, немыслимо остроносых туфельках, до головы, увенчанной высоким нейлоновым шиньоном. Зазвучала музыка и пары потянулись в метель световых бликов, засыпавщую танцевальный круг. К Алисе подошел финансовый директор австрийской фирмы - партнера “Ланвен”, уже два дня “обстрелилвающий” ее многозначительными взглядами и мелкими комплиментами, но она отказала, шутливо показав на вазочку с мороженным. Жерар увлек танцевать Анни и Алиса осталась одна.
“Падает снег - ты не прийдешь сегодня вечером… - запела певица уже знакомую алисе песню. - И теперь я слышу твой любимый голос и чувствую, что я умираю. Тебя нет здесь…”
И все пошло как по-писанному. Подстегиваемая душераздирающей печалью этих слов, еще утром казавшихся смешными, Алиса чуть не плакала, вспоминая Лукку, его фиалковый автомобиль, смеющиеся глаза и подвижные руки. Ей стало одиноко и грустно, как никогда не было еще в этой взрослой жизни. Она поняла, что весь вечер прятала и лелеяла втайне от себя глупую иллюзию. И когда одевала вечернее платье, длинное и облегающее, из плотного тяжелого крепа, когда открыла флакон своих любимых духов и чуть подвела тушью недоумевающие глаза. Она явно что-то ждала, спускаясь в этот зал и окидывая ищущим взглядом прибывающую публику. Алиса теперь знала, что дрожала не от холодного мороженого, а от песни, которую пели, конечно же, специально для нее и про нее…
У себя в номере, сбросив на пол платье - она никогда уже не сможет его надеть, - Алиса, растерянная и обескураженная, никак не могла уснуть, дразня и бичуя свою гордость насмешками. “Что, старости испугалась, бедняга, спешишь ухватить что-нибудь с этого пиршественного стола? А вот и не досалось ничего! Другие расхватали”, - подначивала себя Алиса, замечая, как по мере приближения утра, вместе с хмурым, дождливым рассветом, растет и ее злость.
…А в девять часов утра, поблекшая и хмурая, в наглухо застегнутом темно-сером жакете, она вышла из лифта, чтобы отправиться в выставочный центр. Похоже, что отель, утомленный ночной светской жизнью, еще спал. В холле было безлюдно. Свежеумытый дежурный в малиновой ливрее с удивлением пожелал ей доброго утра. Алиса не нашла в себе сил на ответный кивок и мрачно, зажав под мышкой сумку направилась к выходу.
- Привет! Ух, как хотелось тебя увидеть. Я на колесах почти сутки, объехал всю Ломбардию, лично доставил нашей уважаемой ветеранше Коко Шанель корзину фиалок в номер… Пропустил прием. Не мог заснуть! Все думал, что тебя увел прямо из-под моего носа какой-нибудь пижон. Ну, теперь, держись! - Лукка крепко сжал алисино запястье, вопросительно заглядывая в глаза. - Не упущу. Пора пообедать еще “за вчера”. Я, кажется, похудел от волнения, чуть брюки не сваливаются. Ты как?
- Я ужасно проголодалась. По-моему, я не ела всю жизнь, - засмеялась Алиса, припомнив свое невероятное обжорство на банкете.
3
…И началась, закрутилась эта история. “Обедали” в десять утра в маленьком приморском ресторанчике в местечке Фреджене, где Луку хорошо знали, а потому предоставили отдельную веранду и накрыли стол рыбными деликатесами подлинной свежести. С моря, казавшимся непривычно сумрачным, дул сырой, холодной ветер. На ветках апельсиновых деревьев покачивались необычайно яркие в это серое утро, крупные плоды.
- Ну хватит с нас морской романтики, - Лукка захлопнул створки стеклянной стены. - Сквозит жутко. Да и апельсины, конечно, фальшивые. Я вовсе не хочу сегодня вечером заниматься градусниками и компрессами. Я хочу, чтобы ты была со мной веселой, здоровой и счастливой, - добавил он раздельно и внятно, подчеркивая каждый слог. - И поэтому слу
шать не хочу ни о какой диете. Это все, -Лукка показал на покрытый явствами стол, - ты должна съесть немедленно.
- Да уж знаю, что итальянцы любят полновесную “натуру”. Достаточно посмотреть на тициановских красавиц. В наше время им пришлось бы лечиться у диетолога и сбросить по меньшей мере килограмм двадцать. Боюсь, что мне предстоит непереставая жевать месяца три, чтобы приблизиться к итальянскому идеалу женственности, - Алиса взяла у Лукки наполненную для нее тарелку. Ну что же - попробую!
Рядом с этим малознакомым ей человеком Алиса почему-то чувствовала себя как за каменной стеной. Несмотря на дурашливую веселость школьника, в нем была основательность и надежность отца семейства, заботящегося о своем чаде. Укрытая его пиджаком, с толстым бутербродом, намазанным для нее Лукой двухэтажным слоем осетровой икры, под внимательным взглядом лучистых глаз, ловящим каждое ее желание, Алиса стала маленькой капризной девочкой, изводящей обожающего ее папа бесконечными капризами. Роли распределились сразу и оба исполнителя ими явно увлеклись.
-Интересно, как такой урод может двигаться в воде? - спросила Алиса, указывая на лиловое чудище со щупальцами, распластавшееся в свежих листьях салата. Лукка на секунду удалился, а через несколько минут официанты внесли круглый аквариум, в котором, упруго отталкиваясь щупальцами и тараща через стекло бусины молящих о пощаде глаз, метался испуганный осьминог.
- Как жаль его - совсем малыш, а ведь, наверное, скоро будет съеден. Японцы утверждают, что осьминоги не глупее собак и очень привязываются к людям. Теперь ни за что не стану это есть, - Алиса отодвинула подальше от себя блюдо. Лукка что-то коротко сказал официантам по-итальянски, махнув рукой в сторону пустынного пляжа, простирающегося под верандой.
- Смотри - он будет жить, - Лукка указал жующим подбородком на море. На фоне сероватой гальки двигались две фигуры, подвязанные длинными белыми фартуками - они осторожно несли к воде стеклянный шар и, взобравшись на бетонный мол, выплеснули его содержимое в воду.
- Теперь можешь есть спокойно. Твой дружок уже удирает восвояси. Он вырастет большой и добрый, а когда-нибудь спасет девочку-Алису, попавшую в кораблекрушение.
- Ага, я поняла, ты сочиняешь сценарий для женских сериалов, поддела Алиса своего визави.