…Было уже три часа пополудни, когда они въехали в Ассизи, где Лукка намеревался показать Алисе нечто особенное.
Старинный городок, выстроенный в средние века на высоком холме, венчал собор Франциска Ассизского, видный издалека. Когда запыхавшийся “альфа-ромео” вскарабкался по брусчатке узкой крутой улочки, в соборе кончилась служба и монахи в черных рясах, подпоясанных веревками по примеру св.Франциска, выходили из разных ворот. Алису удивили ясные румяные лица парней о чем-то оживленно беседующих.
Путешественники вошли внутрь храма, в царившую там торжественную тишину, понизив голоса до шепота. В центральном нефе у потемневших каменных колонн светились в сумраке огромные букеты белых лилий. Служители-монахи с помощью специальных палок, увенчанных металлическими колпачками, гасили свечи в высоких металлических канделябрах.
- Иди сюда, - Лукка потянул Алису в сторону. - Смотри, здесь сохранились фрески работы Джотто - гордость Ассизи. Роспись, покрывавшая стены, запечатлела евангельские сюжеты. Странно было думать, что кисть великого живописца касалась штукатурки пять веков назад.
-А вот это - ты! Я сразу узнал, - Лукка подтолкнул Алису к “Благовещанию”. Ангел с пальмовой ветвью преклонил колени перед удивленно и благостно взирающей женщиной с золотым сиянием над головой. Алиса уставилась на Марию, отыскивая в ее лице свои черты, а на нее, ожидая эффекта и торжествуя победу, смотрел этот странный итальянец, углядевший в утонченной парижанке джоттовскую Мадонну.
Позже Лукка рассказал, как ребенком любил засыпать в комнате няни, где над кроватью с блестящими железными шишечками, рядом с деревянным распятьем, была приколота репродукция фрески. Мальчик подолгу смотрел на лицо Марии пока глаза не начинали слипаться, молясь, чтобы она явилась к нему во сне. Белое крахмальное кружевное покрывало пахло ванилью и воском, шершавые нянины ладони гладили волосы ребенка и он засыпал, но видел не ангела и Марию, а свою мать Изору - холодную и властную женщину, изредка навещавшую дом между постоянными европейскими турне. Изора имела красивое сопрано и это было главным в ее жизни и в жизни мужа - графа Бенцони.
А лет с тринадцати Лукка, так и не нашедший в матери джоттовский идеал, начал искать его в своей невесте. И чуть было не встретил, женившись в восемнадцать на девятнадцатилетней дочери богатого заводчика, наезжавшего в Парму по весне, к сезону фиалок. Но Арманда, родив ему подряд троих сыновей, превратилась в толстозадую итальянскую матрону, озабоченную пеленками, кухней и доходами мужа. Вдобавок она хворала чем-то женским, объяснившим ее раздражительность, постоянное недовольство жизнью и частые истерики.
Однажды рано утром, глядя на спящую жену, Лукка внезапно прозрел, спрашивая себя, как это остроносая женщина с крашенными в светлую паклю волосами и выражением постоянного брезгливого высокомерия на лице, могла напоминать ему ту, единственную.
Он вывел из гаража “феррари” и жал на газ до тех пор, пока не остановился у Ассизского собора. Служка уже запирал ворота, но Лукка умолил впустить его на минуту - так необходимо было ему вновь увидеть свою Мадонну. А увидев, он понял, что ошибался целых десять лет, позволив злой колдунье медленно, исподволь вытеснить из его памяти образ кроткой возлюбленной.
Лукка еще долго искал и не раз ошибался, пока не увидел в холле “Плазы” Алису.
4
Они бродили среди древних, будто выросших из каменных уступов домов, карабкались по узеньким улочкам, видели мощи св.Клары - сподвижницы и возлюбленной св.Франциска, спящей в прозрачном саркофаге, смотрели вниз с каменных стен, укреплявших город, в туманную мглу, растворявшую оливковые рощи у подножия холма - казалось, что маленький островок с домами и храмами парит в облачной выси над бренным грешным миром.
В антикварных лавках, попадавшихся здесь на каждом шагу, пахло тленом и плесенью, а развалы вещей, попавших сюда неведом как и откуда, напоминали кладовые бальзаковских старьевщиков, прячущих среди хлама магический кристалл ацтеков или роковую шагреневую кожу. Разбуженные от межсезонной спячки продавцы, предлагали им все - от “подлинного” Микельанджело до настоящего деревянного арбалета - громоздкого сооружения, предназначенного для метания стрел, хотя было похоже, что его создатели думали не о сражениях, а о кухонном приборе, облегчающем шинкование капусты.
- Смотри, это тебе, - протянул Лукка Алисе нитку тяжелых бус, когда они покинули одну из лавок. - Это настоящее венецианское стекло шестнадцатого века - забытый секрет старых умельцев. Каждая бусина от большой до самой маленькой слеплена из мельчайших обрезков многослойных стеклянных трубок. Скатывали такой “рулет” из разноцветных пластов, резали на кусочки, а кусочки склеивали в “пироженное”. - Вот какие кулинарные ассоциации. - Лукка перевел дух от обилия тяжелых французских слов. Алиса с удовольствием перебирала узорчатые бусины, любуясь разнообразием орнамента .
- Когда же ты успел их высмотреть? - удивилась она.
- Ловко отвлек твое внимание гоббеленом с козочками, заверив, что это подлинная флорентийская вышивка, а тебе понадобилось целых пять минут, дорогая моя художница, чтобы заподозрить надувательство= торжествова Лукка.
…В маленькой гостинице, разместившейся в уединенном особняке эпохи чипквиченто, они представились как супруги Борджоми. Именно так, утверждала Алиса, именуется целебный кавказский источник, известный в России. Хозяин, обрадованный появлением гостей в мертвый сезон лично провел “молодоженов” на третий этаж и торжественно распахнул двери “аппартоменто”. Здесь была только одна комната, зато очень большая и полукруглая, обнесенная по периметру колоннами, а весь центр ее занимала “королевская” кровать на возвышении под балдахином, поддерживаемым витыми консолями. Хозяин, заметив реакцию опешивших гостей, быстро затороторил, широким жестом приглашая их войти:
- Уверяю вас, сеньора, что эту комнату занимал сам президент Швеции, путешествуя по Италии. Именно здесь сохранилась подлинная обстановка. Вы же видите эти колонны! Настоящий мрамор, а не какая-нибудь пресованная крошка. А обивка стен и штоф над постелью - точная копия спальни виллы Боргезе - вы конечно узнали эти золотые лилии по пунцовому полю? - И, видя, что “молодожены” не возражают, хозяин поторопился удалиться, радостно доложив:
- Ужин будет через полчаса, а ваш багаж поднимут сейчас же!
- Багажа нет, а к ужину принесите побольшео цветов, - распорядился Лукка и умоляюще посмотрел на смеющуюся Алису. - Боже, в детстве я видел однажды в опере, где пела мама, как такой балдахин рухнул, когда мавр начал душить Дездемону. С тех пор я предпочитал скромную нянину кроватку своей пышной детской - у меня развилась, наверное, балдахиноробия. Но Алиса уже хохотала, обрадованная комичности пышных декораций.
- Решено - остаемся здесь! Ты же не станешь меня душить. И вообще не прикасайся к историческому штофу, иначе мы погибнем под лавинами пыли. Но какой вид из окон - мы висим прямо над бездной!
Высокая стеклянная дверь распахивалась на круглый балкончик, под которым мокли в мелкой дождевой мороси оливковые деревца, круто спускавшиеся по откосу вниз в туманное, тающее в сумраке облако.
- Меня интересует, есть ли в этом музее канализация, - Лукка толкнул дверь в углу, задрапированную под стенные обои. - О, здесь-то как раз все обставлено по-королевски! Иди-ка, взгляни. - поманил он Алису.
Ванная комната была размером чуть ли не в спальню, только центр ее занимала огромная мраморная ванна, поставленная на бронзовые львиные лапы, а над нею располагалась система позолоченных душей, кранов и рычагов явно антикварного происхождения. Унитаз, причудливых очертаний, скорее напоминавший надгробную мраморную урну, был стыдливо развернут “спиной” к ванне и “лицом” к огромному окну, скрытому ветвями густой туи.
- Ого, я такой царственный экземпляр еще не встречала, - Алиса рассматривала “львиные” ножки унитаза, обитую бархатом спинку и мраморные ступеньки, на которые это чудо сантехники было вознесено. - Наш хозяин наверняка может рассказать с чьего трона скопирован этот шедевр. Не иначе, чем царицы Клеопатры.
Они все еще хохотали в ванной, когда увидели прыщавого коридорного, стыдливо замешкавшегося у двери с огромным букетом мокрых оранжевых календул, несомненно, только что срезанных в саду.
- Ставьте сюда и сюда, - скомандовал Лукка, указывая на тумбочки у изголовья ложа. А потом на тележке прикатили ужин, дымящийся в дюжине каких-то супниц, соусниц, блюд. По всей видимости появление “молодоженов” в пустующем в межсезонье отельчике, произвело переполох.
- В столь поздний час спагетти и жаренный барашек! А сколько сыра и зелени! И это на родине святого Франциска, проповедовавшего простоту и воздержание, - притворно засомневалась Алиса.
- Отдавать нищим ничего не будем. Грешить так грешить, - Наполнив бокалы Лукка поднялся:
- Алиса, несколько серьезных слов для тебя. Может быть это даже клятва… Я клянусь именем той, чей образ мы видели сегодня и на кого ты удивительно похожа, клянусь, что на коленях просил бы тебя стать моей женой. Клянусь, что не могу сейчас сделать это и что буду жить ради того дня, когда моя клятва сможет осуществиться. Ты - моя женщина, Алиса, mia d’oro bambini.
К утру Алиса была уверена, что Лукка - единственный мужчина и что жизнь ее специально делала такие странные загадочные виражи, чтобы подвести к этому моменту, к этой встрече. Все прояснилось и заняло свои места. Высшие силы не издевались, они учили ее любить, любить по-настоящему, и готовили приз за безропотное терпение.
Луку уже исполнилось тридцать семь, но он совсем не преувеличивал, уверяя, что за последние двадцать лет не прибавил в весе ни унции.
- Если только за счет этой шерсти. Потянет, наверное, килограмма на два, - усмехнулся он, вороша кудрявые завиткиы на своей груди. -Я тебе еще не сказал, стеснялся, что и Микельанджело лепил своего Давида с моего предка. Впрочем, это сразу заметно. - Лукка принял скульптурную позу, облакотившись на каминную полку и скрестив кривоватые ноги. Алиса восторженно захлопала в ладоши. Лукка действительно казался ей совершенством, хотя вовсе и не был красив, скорее обаятелен и, несомненно, наделен мужской привлекательностью. В занятиях любовью он был также непосредственен и увлечен, так же заботлив и неуклюже нежен, как и во всем, к чему бы он не прикасался.
Своим бойким французским Лукка был обязан прежде всего матери, имевшей гальских предков и культивировавшей в доме французское воспитание. А вот голубые глаза сына черноглазые родители предпочитали не замечать, поскольку они служили подтверждением тайных домыслов: поговаривали, что в беременности певицы виновен вовсе не граф Бенцони, а норвежский тенор, певшему с ней в тот сезон “Травиату”.
Может быть, от матери, умершей в тридцать пять лет, так мало успевшей дать своему единственному сыну, унаследовал питомец мрачного дома Бенцони веселый нрав и страсть к лицедейству. Он всегда любил дурачитьсяить, а сейчас ему особенно нравилось то, что Алиса слету подхватывала предложенную игру.
…Алиса нежилась в огромной ванне, когда двери распахнулись и возникла фигура “красной рабыни”, прибывшей для “омовения Клеопатры”. Бедра Луки были повязаны ярким полотенцем, а красный томатный соус, намазанный на щеки, лоб и подбородок, капал прямо на Алисин бюстгалтер, прикрывавший грудь “рабыни”.
- С ума сошел! У меня же с собой нет других вещей, - испуганно взвизгнула Алиса.
- Это часть туалета госпоже совсем не нужна. У нас в Египте такое не носят, - “рабыня” сняла бюстгалтер и брезгливо подняла его над унитазом. Сейчас свершится ритуальная казнь преступника в жерле вулкана. Он приговаривается к смерти за сокрытие красоты! - И преждед, чем Алиса успела что-либо произнести, ее белье исчезло в водовороте.
- Теперь ваша преданная рабыня приступает к омовению своей повелительницы при помощи вот этого чудесного растения, - “рабыня” приблизилась к “Клеопатре” с мочалкой из какого-то огурцеобразного войлока.
- Смотри, прекраснейшая, - что за удивительную вещь мне удалось откопать! Только в нашей итальянской глуши еще используют это высушенное растение вместо губки. И знаешь - моет замечательно. Я лично мыл своих старших сыновей до двенадцати лет, когда мы посещали термы. Старшему сейчас шестнадцать и он уже давно не нуждается в моих банных услугах. - Лукка полил мочалку шампунем. - Тебя, наверное, мама купала в последний раз лет пятнадцать лет назад, и с тех пор ты доверяешь свой туалет только квалифицированной массажистке. Можешь их разогнать. С сегодняшнего дня - у тебя личный банщик с большим стажем.
- Вовсе и не угадал, - Алиса подставила спину. - Купала еня не мама, а няня Веруся. И к массажистке я не хожу…
- Да, тебе в самом деле не нужны никакие массажистки. Ты - само совершенство - особенно вот так! - Лукка засмотрелся на Алису, стоящую на балконе в его белой рубашке, лохматую и босую. - Сейчас же иди под одеяло и признайся: чертовски приятно иметь такие ноги! Они за версту так и вопят: “Я - классная девчонка!”.
- Ноги я предпочитаю не демонстрировать - не балерина. И “девчонке” уже стукнуло тридцать!” - вздохнула Алиса.
- А я-то подумал вначале, что ты моя ровесница. Эти серые длинные платья, прическа классной дамы… Конечно, такая маскировка очень гуманна по отношению к посторонним мужчинам. Для них ты должна скрывать соблазн. Но для меня - ты будешь всегда постоянным искушением, даже в девяносто лет. Знаешь, таким рыжим зверьком, который заманивает в гущу, мелькая своим пушистым золотым хвостом, - Лукка собрал в горсть длинные волосы Алисы.
- Знаю, знаю! А вот знаешь ли ты, что мое имя по-русски звучит как название этого зверя, только надо поставить ударение в конце: лиса.
-Лиса-а-а… - обрадовался Лукка, - Ты - моя Лиса!
…До вечера “молодожены” провалялись в “королевской” постели, оказавшейся очень крепкой несмотря на свой возраст и иллюзию театральной бутафории. Они торопились рассказать друг другу как можно больше о себе, интуитивно отбирая детали и формируя именно тот образ, который должен был стать теперь для каждого из них настоящим.
А когда каминные часы гулко пробили пять раз, двери отворились и коридорный внес целый чан, наполненнный фиалками. Отпустив получившего вознаграждение парня, Лукка сдернул с Алисы одеяло и вывалил на нее гору мокрых, прохладных цветов.
- Поздравляю! У нас с тобой юбилей. Мы знакомы уже сорок восемь часов и денадцать из них - - “молодожены”!