16.
Лана Блум
Я провела большую часть дня беседуя по телефону с адвокатами и консультантами, обсуждая лучший способ, как мне настроить и начать благотворительность. Сейчас я в кухне готовлю простой ужин, пока Сораб дремлет в манеже. Я слышу, как открывается входная дверь и видимо приходит Блэйк, но я не бегу его встречать, потому что не хочу, чтобы переварилась спаржа, которая будет готова через минуту.
— Мы на кухне, — понизив голос мягко говорю я, чтобы не разбудить Сораба.
Я слышу, как Блейк закрывает входную дверь и появляется в дверях, прислонившись к косяку, и просто смотрит на меня.
— Что?
Он качает головой и продолжает смотреть на меня, не отрывая глаз.
— Блейк?
К моему ужасу, его глаза наполняются слезами.
Я тут же кладу дуршлаг со спаржой и подбегаю к нему, взяв лицо в ладони, всматриваюсь в его лицо.
— Ах, мой дорогой, что случилось?
Он ловит мои пальцы и прижимает их к своим губам.
— Ничего. Я просто пьянею, когда смотрю на тебя.
Его губы мягко целуют мои руки, отнимая их от своего лица.
— Это ведь неплохо, верно? – подтруниваю я.
— Я люблю тебя, Лана, я постоянно думаю о тебе. Постоянно. Единственное, чего я боюсь в жизни — потерять тебя. Ты знаешь, я готов рисковать всем ради тебя?
От его слов теплое чувство распространяется по всему моему телу.
— Я здесь, Блейк с тобой, и принадлежу тебе и всегда буду.
— Я встречался с Викторией сегодня.
— Да.
— Я сказал ей, что люблю тебя.
— Как она отреагировала?
— Она утратила самообладание, честно говоря, я не ожидал это от нее. Она была такой несчастной.
Я отстраняюсь немного назад.
— Мне заплатил не твой отец, чтобы я исчезла, а она.
— Я знаю. Когда я обнаружил, что Сораб мой ребенок, я проследил движение денег, которые упали тебе нас счет, они привели меня к ее трастовому фонду. Я был в ярости, потому что именно из-за нее я получил год мучительной боли, однако борьба с ней не входила в первоочередные приоритеты. Информация — это власть, и мне было необходимо, что мой оппонент думал, что я не в курсе, только тогда у меня могло быть преимущество, поэтому я так и не раскрыл свои карты, но действовал в соответствии с тем, что знал.
— Когда я направился сегодня к ней, был полон желания просто холодно с ней распрощаться, убрав ее из нашей жизни, но потом она кое-что сказала, и я испытал к ней жалость. По правде говоря, я причастен к этому. Я нарушил обещание жениться на ней, поэтому у нее, естественно, есть все причины для гнева и страдания. Я никогда не хотел ей мстить, и теперь мне на самом деле даже жалко ее. У меня есть все, а у нее ничего, но я надеюсь, что у нее все будет хорошо. Когда-нибудь, я думаю, мы даже можем стать друзьями.
— Ей, похоже, не жалко меня.
— Она избалованная дочь очень богатого человека, которая привыкла получать все, что хочет, но даже она была сломана любовью. Думаю, она больше не будет нас беспокоить.
Я молчу.
В тот вечер Сораб засыпает прямо на груди своего отца, который устроился в гостиной. Я следую за Блейком, который относит Сораба на ночь в его комнату. Сначала Блейк, а потом и я наклоняемся, чтобы поцеловать нашего ребенка в гладкую щечку, пока он спит на боку. Подняв глаза, ловлю взгляд Блейка, который в упор смотрит на меня. В тени полумрака спальни он выглядит таким гордым от переполнявшего его чувства собственности. Мы — его семья.
Он берет меня за руку и ведет в нашу спальню...и занимается со мной любовью так, как он никогда не делал раньше. С бесконечной нежностью, как будто я — хрупкая бабочка и мои крылышки могут исчезнуть, как пыльца на его пальцах, если он не проявит большую осторожность, дотрагиваясь до меня руками. Он делает это долго, медленно и глубоко, и когда он достигает кульминации, хрипит мое имя с такой силой, как будто падает с обрыва и я – последнее лицо, которое он видит. Страстное желание, звучащее в его голосе — это бальзам для моего сердца.
Я вытягиваюсь на животе на роскошных простынях.
Его пальцы легко передвигаются вверх и вниз по моей спине.
— Мне нравится чувствовать твой позвоночник, изящные маленькие косточки твоего тела. Они похожи на обтянутый кожей зубки, но не острые. Когда ты двигаешься они передвигаются у меня под пальцами.
У меня вырывается смешок.
— Боже мой! Ты оказывается стал поэтом.
— Это любовь. Сама любовь разрушает того, кто любит.
Нахмурив лоб я поворачиваюсь к нему лицом.
— Ты говоришь, что твоя любовь ко мне разрушает тебя?
Он собственнически приподнимает мою голую грудь.
— Чем больше я тебя люблю, тем более незнакомым, я становлюсь для себя. Сейчас я делаю и говорю такие вещи, которые я никогда даже не мечтал и не думал делать или говорить. Мне с трудом верить, что все эти годы я жил без тебя.
Я провожу пальцем вниз по его щеке.
— Иногда мне становится страшно. Все, что я когда-либо любила у меня отняли, — я опускаю глаза вниз, потому что мой голос начинает дрожать и пытаюсь остановить внезапно появившиеся слезы, которые портят такой прекрасный момент.
Он наклоняется и целует мое левое плечо.
— Любовь моя, моя любовь, если ты еще жива, а я нет, тогда я буду преследовать тебя до тех пор, пока не настанет твой день смерти.
Я смотрю на него с болью в глазах.
— Это не смешно, Баррингтон.
— Я знаю, мое дорогое сердце. Это смешно только в том гребанном мире, в котором существую я. По правде говоря, я хочу, чтобы мы вместе состарились и никогда не были в разлуке ни одного дня в своей жизни и умерли в один день и час.