меня влекла в осеннем одеянье.
Но и с чужбин ты говоришь, Молчанье.
И неспроста
во все глаза гляжу на холм - в сиянье".
x x x
Я славлю Господа молчаньем.
Немые гимны я вздымал
в час откровенный - незвучаньем:
велик в очах Твоих, и - мал.
Ты отличишь меня в темнотах
от тех, что не встают с колен:
форм, сбившихся в стада, и вот их
пасу под вечер на высотах,
язычников, бегущих в тлен.
За ними я слежу, томлюсь,
и слышу, как мосты запели,
и в их топтаниях без цели
залог, что я еще вернусь.
x x x
Как мне вместить Твой час, чреватый
пространством? - этот час, когда Ты
весь отдавался голосам.
_Ничто_ - как гвозди в язвах, Святый.
Творение Тебе - бальзам.
Теперь _Ничто_ врачует нас.
Нас выпили былые лета,
избавив от горячки, - это
_м_ы_ в шатком обмороке света
пульс бездны чувствуем подчас.
_Ничто_ - под нами. Ничего.
Лежим, заткнув собою щели.
А Ты растешь без всякой цели
в тени от Лика Своего.
x x x
Все те, кто простирает длани,
минуя время - нищий град,
все, кто их тянет к тихой рани,
в неизреченной глухомани,
вдали дорог, в виду утрат,
Податель будничных деяний,
Тебя, благовествуя, зрят:
"Есть лишь молитва как основа,
свята творящая рука;
не сотворим себе иного,
чем вымолим, что серп, что слово
смиренье набожное снова
распустится из черенка.
Как многолико время в раме
веков шумящих. На века