Письмо
Пять месяцев спустя…
Я устало откинулась на спинку стула и отвела взгляд от монитора. Эх, работа — не идет, настроение — на нуле, погода — полный отстой, и даже часы сегодня как-то совсем уж противно тикают.
Может чашечка хорошего кофе изменит день к лучшему? Впрочем, в исполнении Мадлен, «хороший» и «кофе» всегда казались понятиями и вовсе несовместимыми. Увы, но память нашего секретаря была слишком избирательна и учитывала лишь вкусы своего прямого начальства, а на остальных смертных плевала с самого высокого небоскреба города. Топать же на небольшую офисную кухоньку лично и испытывать на себе испепеляющие взгляды все той же Мадлен, словно коршуном следившей за каждым движением чужака на ее, как она считала, территории, и вовсе нагоняло тоску.
От безвыходности ситуации я снова уставилась на экран. Но возвращаться к работе не хотелось. Мысли ползли как-то совсем вяло, словно улитки на неспешной прогулке. Так что поневоле закрадывался вопрос, а тем ли я занимаюсь, если мне настолько все надоело и опротивело?
Эх, а ведь всего пять месяцев назад все было по-другому, а голову кружили перспективы одна лучше другой. И хоть печатать статьи о магическом мире мне тогда строжайше запретили в целях общемегаполисной безопасности, но я все равно произвела на Себастьяна Колинса неизгладимое впечатление. Он назвал мой поступок авантюрным, но в свой журнал все-таки взял.
Прекрасно помню то чувство эйфории, когда я летела в первый день на работу, и во-второй, и в третий… но через неделю она начала тускнеть, а к концу первого месяца от нее не осталось и следа.
И если в начале я еще рвалась писать на острые и важные темы, то к концу месяца уже прекрасно понимала, что даже в журнале Колинса существует жесткая цензура, из-за которой мои статьи никогда не напечатаются в том виде, в каком бы хотела я. Чтобы не обманывать ни себя, ни читателей пришлось снова вернуться к нейтральным темам, типа «Светского приема у мэра» или «Открытия новой коллекции вечерних нарядов». Честно говоря, после них хотелось скорее выть от тоски, чем описывать очередную шляпку или сумочку какой-нибудь светской львицы. А мне, как и всему этому сонному царству с громким названием «Мегаполис», так не хватало открытых, искренних эмоций, свободы и драйва, а еще… настоящих солнечных лучей, от которых мог получиться как красивый загар, так и ужасный ожог, или настоящей грозы с молниями и громом, а не этой мороси за окном. Черт, не думала, что буду настолько скучать по Магомирью! Но и вернутся туда после того, как Дэн практически отказался и от меня, и от нашего договора, я так просто не могла. Знаю, тогда, ровно пять месяцев назад, он все сказал правильно, но мне-то хотелось другого… хотелось, чтобы не отпустил, а остановил.
«Мысли… мысли… и сплошь все посторонние, а работы никакой», — с досадой подумала я, решительно закрывая окошко программы. Да пусть пропадом катятся все эти бумажки! И я со злостью швырнула один из листков. Уже совсем скоро ему предстояло стать полноценной статьей с громким названием «Райский уголок нашего мегаполиса». Правда, речь в ней должна была пойти о вещах вполне приземленных и с религией вовсе не связанных. «Райским уголком» предстояло стать одному из самых больших торгово-развлекательных центров города. И уж не знаю, каких деньжищ его владелец отвалил за пиар-компанию, но моя статейка казалась в ней лишь каплей в море.
Окошко монитора наконец погасло. Вот так-то лучше! Завтра… все будет завтра… Иначе с таким настроением как у меня все равно придется переписывать.
Я нехотя поднялась. Менять тепло кабинета на мелкий дождь, что шел еще с самого обеда, совершено не хотелось, но и чахнуть за столом, вымучивая (да-да, именно так) каждую строчку, казалось еще более худшим вариантом.
Я надела пальто. Одной рукой подхватила ключи, второй — сумочку, в которой по-прежнему хранилось много всякого очень «нужного» и «ценного» хлама, и вышла в небольшую общую приемную, где сейчас восседала просто с царственным видом сама Мадлен. «Ага, значит шефа давно уже нет, при нем-то она ведет себя куда скромнее,» — сделала я вполне логичный вывод.
Женщина посмотрела на меня из-под насупленных бровей, всем видом пытаясь показать недовольство столь ранним, по ее мнению, уходом с работы. Я фыркнула. Знаю, она считает меня слишком молодой, слишком не профессиональной — в общем, самой настоящей выскочкой, каким-то не иначе как чудом привлекшей внимание такого человека как Себастьян Колинс. Впрочем, высказаться напрямую она бы никогда не посмела, а вот презирать исподтишка — это с удовольствием.
Я картинно уставилась на часы, висевшие в приемной. И в этот момент большая стрелка плавно пробежала цифру двенадцать, а маленькая остановилась на шести. Ну все, официально мой рабочий день окончен, теперь без малейших угрызений совести можно послать к черту и саму Мадлен! И в ту же секунду ей досталась моя победная улыбка, с которой я и выплыла в коридор. Однако там моя радость сразу уменьшилась, а когда я вышла из здания, она и вовсе утонула в большой луже на пару со сломанным каблуком от новенького правого сапожка.
Успокоится и не ругаться удалось только на автостоянке, когда я наконец запрыгнула в свою машину (все же у новой работы были и неоспоримые преимущества).
В салоне автомобиля после дождя показалось как-то по-особенному тепло и сухо. Я тряхнула головой, и тут же крохотные капельки разлетелись в стороны и застыли на внутренней стороне стекла. «Да… теперь сырость добралась уже и сюда» — пронеслась грустная мысль, и я тут же потянулась к ключу зажигания. «Ну все! Скоро поедем, милая!» — прошептала одними губами и ласково, словно поглаживая, провела ладонью по панели управления. Моя прелесть! Жаль только, что на ней никогда по-настоящему не разогнаться на наших переполненных улицах.
Добиралась домой я как всегда долго, упорно и через вездесущие пробки. А переступив порог родной квартиры, вдруг вновь почувствовала наплыв тоски и одиночества. И хоть я жила теперь с отцом, но и это не спасало от той пустоты, которая день ото дня все сильнее вгрызалась в сердце.
Пожалуй, полноценным выходом из сложившейся ситуации могла бы стать бурная личная жизнь, но вся беда заключалась в том, что у меня ее вообще не было. Увы, но Себастьян Колинс так и не пригласил меня на свидание в «Солнечную долину», да я особо и не рвалась к таким близким отношениям. Ну не шутка ли судьбы, когда в целом идеальный мужчина теперь казался мне слишком холодным и каким-то пресным, а воспоминания о маге наоборот вызывали целый букет разнообразных, порой противоречивых эмоций, но самое главное — среди них не было равнодушия.
Черт! Я небрежным движением отодвинула чашку с любимым мятным чаем. Может, обратиться к какому-нибудь высококлассному психологу? А что, пусть мне мозги вправит, если самостоятельно не получается! Но где-то глубоко внутри я прекрасно понимала, что они и так на месте, просто конфликтуют с сердцем и душой.
Раздался громкий стук входной двери. Кажется, это вернулся с работы отец. Я выглянула в прихожую и увидела, как он отряхивает противные дождевые капли с пальто и вешает его на крючок. Кивнула, приветствуя родителя, и снова поплелась на кухню. Эх, не смотря на всю хандру и апатию, ужина ведь еще никто не отменял!
А пока руки автоматически чистили картошку и резали мясо, грустные мысли все кружили в воздухе, словно стая черных ворон, решивших добить меня окончательно. За ужином отец попытался, было, их разогнать смешным рассказом о своем напарнике, но эти нахалки даже не думали улетать. Они уютно расположились прямо над нашими головами и издевательски тянули дружное «кар-р-р!», с ехидством наблюдая за моей будто приклеившейся к лицу улыбкой. Черт, я ведь знала, что ни саму себя, ни отца ею не обмануть, но все равно улыбалась, не желая расстраивать близкого человека. После того, как папа вновь вернулся в мою жизнь, я совершенно четко осознала, как все в нашем мире хрупко и изменчиво, даже постоянные величины, какими порой кажутся наши родители. Вот теперь и старалась как могла! Но отец слишком хорошо меня знал, чтобы поверить в такую бездарную актерскую игру. Он прервал свой рассказ, и, хмуря подернутые сединой брови, неожиданно тяжело вздохнул, а затем и вовсе поднялся из-за стола.
— Ты куда? — удивилась я.
Отец никогда не жаловался на плохой аппетит, а теперь вдруг решил оставить практически полную тарелку?
— Я сейчас, — глухо произнес он.
А пока я пыталась разгадать причину такого странного поведения, папа вернулся на кухню и положил передо мной какой-то сложенный вдвое лист бумаги.
— Что это? — удивилась я, но отец ничего объяснять не захотел.
— Просто прочти, — попросил он и с каким-то отрешенным видом уставился в окно.
Хм… заинтриговал…
Плотная бумага зашуршала в руках.
Первое, что бросилось в глаза, когда я ее развернула, — это фраза «Здравствуй, Шелла!» примерно посередине верхней строки.
На секунду я зависла, соображая, что именно такими словами обычно начинается письмо. Но кто мне мог его написать, да еще и вот так, на бумаге, в нашу компьютеризированную эпоху, когда от знакомых и приятелей чаще дождешься мессенджера, чем вот такого письма по всем правилам?
Здравствуй, Шелла!
Еще раз прочитала я.
Надеюсь, ты не забыла ни нашего Магомирья, ни Темной зоны. И хоть нам довелось познакомиться не при самых лучших обстоятельствах, но я благодарна судьбе, что это произошло. Ведь именно вы с Дэниром помогли мне выбраться из башни и вернуться домой.
Ага! Наконец до меня дошло: это же письмо от Ориеллы!
А теперь судьба вновь вынуждает меня просить о помощи. Правда, не знаю, интересует ли тебя еще магический мир и один небезызвестный нам обеим маг?
И я почувствовала, как сердце моментально сжалось от какого-то плохого предчувствия.
Но, кажется, Дэнир в последнее время просто сошел с ума, иначе по-другому я никак не могу объяснить мотивов его поступков.
Внутри вновь кольнула острая игла тревоги. Ох, Дэн, что же с тобой происходит?!
Он собирается провести один из запрещенных ритуалов, и я боюсь, что это может стоить жизни не только ему, но и моему дорогому Эрику, который тоже оказался втянут в это опасное дело. А у нас скоро свадьба! Я даже приглашения разостлала, и тут вдруг, представляешь, такое!
Ага! Узнаю Ориеллу, эгоистку до мозга костей! Теперь становится понятным, что же ее так взволновало на самом деле!
Недавно я случайно услышала один разговор и сейчас совершенно справедливо полагаю, что ничем хорошим для них обоих этот ритуал не закончится. Вот и прошу тебя… нет, просто умоляю: вернись в Магомирье и помоги убедить двух упрямцев не рисковать зря своими жизнями! Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь! Наверняка возмутишься и станешь убеждать, что не имеешь никакого влияния на Дэнира…
Я удивленно покачала головой. Она действительно словно прочитала мои мысли.
Но я наблюдала за вашими отношениями со стороны и могу с уверенностью сказать, что маг дорожит твоим мнением. Да и то, что Дэнир преждевременно разорвал ваш договор ради твоей же безопасности и дал возможность исполнить мечту — это уже о многом говорит. Так что прощу тебя еще раз: возвращайся, если тебе действительно хоть сколько-нибудь дорог Дэнир!
Ритуал состоится в конце сентября.
Я буду ждать!
С надеждой, Ориелла из Ётинга.
На этом письмо закончилось, но я по-прежнему пялилась в него и никак не могла прийти в себя. Мысли казались обрывочными и сменяли друг друга особенно стремительно на фоне словно застывшего тела.
Воспоминания о Магомирьи, Темной зоне и… Дэне. Под их влиянием внутри меня словно что-то прорвало, и я вдруг поняла, что не смогу больше и дня высидеть в этом блеклом, словно старое выгоревшее на солнце одеяло, мегаполисе, не смогу больше таращиться в окно своего кабинета на опостылевшую стену соседнего небоскреба, не смогу улыбаться на очередном ток-шоу при обсуждении какого-нибудь торгово-развлекательного центра или писать статьи о «великих» мэрах-реформаторах нашего города.
Господи! Да как я вообще смогла продержаться среди всего этого столько времени и не сойти с ума от тоски?! Но теперь меня снова звало таинственное Магомирье. И мне искренне хотелось поддаться искушению и еще раз увидеть мир, наполненный магической энергией, а заодно встретиться с одним ужасно ехидным, но таким родным магом, который вот-вот, кажется, вляпается в очередную беду.
При последней мысли брови нахмурились. Ну разве я могу это допустить?! Да ни за что на свете! И я вскочила из-за стола, пытаясь сообразить, как бы поскорее решить всевозможные бытовые проблемы, связанные с новым путешествием.
— Шелла, сядь пожалуйста! — неожиданно раздался голос отца, и меня будто окатило студеной водой.
Стоп! А как же папа?! Как он отнесется к моему возвращению в Магомирье? Ведь иначе как сумасбродной эту идею и не назовешь.
— Пап, ты только не волнуйся! — протараторила я, с мольбой заглядывая ему в глаза.
Он должен был меня выслушать, понять и… отпустить.
Отец тяжело вздохнул.
— Я читал письмо, — признался он. — На нем не указан получатель. Так что, уж извини, я ознакомился с его содержанием.
— И… и что ты думаешь о моем возвращении в магический мир? — чуть заикаясь от волнения спросила у него.
Нет, от своих намерений я не отказалась бы в любом случае, но мне, впрочем, как и любому из нас, хотелось ощутить поддержку близких в таком, как ни крути, важном, даже судьбоносном решении. Ведь, по сути, я не только возвращалась в Магомирье, но одновременно с этим лишалась хоть и надоевшей, но престижной работы, а также всех тех материальных благ, которыми щедро одаривал большинство своих жителей мегаполис. Вот я и боялась, что отец не примет столь странное решение, а, возможно, и вовсе осудит, но… ошиблась.
— Шелла, девочка моя, в данном случае намного важнее, что думаю не я, а ты сама. Пойми, если б на то было только мое желание, это письмо никогда не попало бы в твои руки. Ну скажи мне, какой родитель в здравом уме и твердой памяти разрушит счастье и спокойствие собственного ребенка?
— Счастье?! — и прежняя горечь обманутых надежд вновь как-то враз затопила сердце. — А разве оно у меня есть?! Что же до спокойствия… то я сыта ним по горло. Пойми… — на секунду я замолчала, собираясь с мыслями, но потом все-таки продолжила: — Пойми, мегаполис сейчас напоминает мне болото, в которое со своей необычностью я больше не вписываюсь. Так зачем же ждать, когда это поймут и все остальные? Не хочу, чтобы однажды меня обвинили черт знает в чем и просто вышвырнули из города! Так не лучше ли избежать такого позора и самостоятельно уйти туда, куда и так рвется душа?
— Все верно, Шелла! Ты думаешь, я не вижу, как в тебе медленно угасает внутренний огонь?! Да и смотреть в твои грустные глаза становится все тяжелее день ото дня. Но ты ведь должна понимать, что и магический мир далек от идеала.
Я горько усмехнулась, уж мне ли этого не знать, но заговорила о другом:
— Магомирье ни плохое и ни хорошее, оно просто другое. Но именно там я почувствовала себя по-настоящему живой. Жаль, правда, что поняла это слишком поздно.
Отец задумчиво кивнул, принимая такое объяснение, но затем неожиданно проговорил:
— Однако, принцесса, признайся дело ведь не только в этом. Если б все упиралась лишь в Магомирье, ты бы еще долго колебалась, принимая такое решение, — и посмотрел так, словно видел меня сейчас насквозь.
Ох, папа, хорошо ты знаешь свою дочь! И я почувствовала, как тотчас заполыхали щеки.
Конечно же причина настолько скоропалительного решения заключалась не только в моих тайных магических способностях, надоевшем до печенок мегаполисе и удивительном магическом мире. Меня волновала судьба мага. За прошедший год я так и не смогла его забыть, как ни пыталась. Дружба? Симпатия? Нет, я больше не прятала голову в песок и давно признала, что все эти чувства переросли в нечто большее.
— Да, папа! — наконец выдохнула я. — Ты как всегда понимаешь все даже лучше меня самой. Я действительно хочу вернуться в Магомирье по многим причинам.
— Хорошо, Шелла. Когда отправляемся?
— Как можно скорее! — решительно ответила я и вдруг в удивлении округлила глаза. — Ты сказал «отправляемся»?
— Ну конечно! — усмехнулся отец. — Или ты думаешь, твой старик останется здесь, пока его дочь будет путешествовать по чужому миру?
— Папа! — я бросилась к нему на шею.
Мне ни за что не хотелось снова его терять, хоть и на короткое время. Но мой родитель все решил по-своему, впрочем, я только была этому рада.