Очнувшись в тряской темноте, Ара не сразу поняла, где она. Судя по шуму, в карете. В памяти кружились лишь, какие-то обрывки, и каждый толчок экипажа отзывался резкой болью в затылке. Огни… музыка… гости… стоны… бурные аплодисменты… ее рука в руке маркиза… Ах да, представление… Чужие ладони, мнущие ее тело… бешеная тьма в нечеловеческих глазах… страх… А дальше – провал.
Может, заснула на обратном пути из театра? Тогда почему першит в горле и груди, как при простуде, запястья стянуты спереди, и, что-то мешается во рту. Ара шевельнулась, и это движение отозвалось такой резью в затылке, что она тихо застонала.
– Тише, – пригрозил незнакомый сиплый голос, и в ребра ткнулось холодное острие.
Девушка застыла, вдруг осознав, что ее маска куда-то делась, а рядом сидят двое незнакомцев: один бок о бок с ней, второй – на сидении, напротив.
– Будешь скулить, и я найду, чем еще заткнуть твой хорошенький ротик, – пообещал все тот же голос.
Мужчина напротив явно нервничал и поглядывал в окно.
– Кончай с ней лясы точить!
– Да чего ты кипешуешь, мы ведь просто болтаем, правда, красава? – С обманчивым дружелюбием произнес первый, придвинувшись при последних словах к Аре. И от этого дружелюбия внутри у девушки заледенело.
В моментальной вспышке вспомнилось и крыльцо, и некстати образовавшаяся лужа, рука, прижавшая к ее носу, кисло пахнущий платок… Вот почему в горле и груди скребет: из-за той гадости, что она вдохнула! А карета так трясется, потому, что летит на огромной скорости, шатаясь из стороны в сторону. А еще потому, что это не комфортабельный экипаж, к которым Ара привыкла: сидения чуть мягче досок, и рессоры плохие, почти не смягчают толчки. Как раз под стать двум субъектам, одетым в неприметные обноски, какие могут носить портовые грузчики, и пахнущим отнюдь не флердоранжем…
Запястья ее связаны, а во рту кляп, зафиксированный сверху платком. Язык словно распух вдвое от жажды… О Господи… ее похитили!
В голове все еще стоял туман, мешающий четко думать. Но он постепенно рассеивался.
Что им нужно? Хотят получить выкуп? Думали, что подловили на выходе из театра богатенькую леди, а на деле у ее отца – ни гроша…
Карету снова тряхнуло, и Ара невольно застонала от прострелившей затылок боли.
– Кому сказали, ни звука! – рявкнул второй, нервный, и ударил ее по лицу.
Ару никогда прежде не били, поэтому она не знала, что простая пощечина – это так больно. Лучше б и дальше не знала: на щеку будто кипятком плеснули, в ушах зазвенело, заболела губа.
– Тише ты, она ж не просто баба, а ледь, – проворчал первый и вдруг дернул вниз закрывающий ее рот платок, вынул кляп и протянул Аре флягу. – Пить хочешь?
Не просто хотела: умирала от жажды и желания вымыть тот кислый вкус, от которого все во рту горело огнем. Девушка с благодарностью прижалась губами к горлышку, сделала большой глоток и тут же поперхнулась, закашлялась: не вода, а, какое-то пойло, настолько крепкое, что, кажется, содрало всю кожу в пересохшем горле и обожгло ссадину на губе от пощечины, аж слезы выступили.
– Ну-ну, красава, – со смехом похлопал ее по плечу первый. – Вот и умница. Хочешь еще? – Он снова протянул флягу, но на этот раз Ара отодвинулась. Взгляд упал на разорванный подол платья. Наверное, это случилось, когда они затаскивали ее в карету.
– Чего вы хотите? У меня нет денег… – прошептала она.
– Слыхал? – обратился первый ко второму. – У нее нет денег. Плохо, красава, – покачал он головой, словно искренне сокрушался, и погладил щеку Ары своим заскорузлым пожелтевшим от дешевых цигарок пальцем.
Девушка дернула головой, сбрасывая его руку. Ужас от осознания собственной беспомощности захлестнул волной.
Страх нарастал с каждой секундой, но ни освободить руки, ни деться куда-то из мчащейся на полной скорости кареты она не могла. Здесь не театр, где, пусть и с риском разорвать репутацию в клочья, можно было позвать на помощь. За окном мелькал глухой ночной лес.
– Отвали от нее, – одернул второй, снова выглядывая в окно. – Сейчас главное убраться подальше. А, как получим вторую часть, на любую бабу залезешь.
Первый вздохнул, но руку убрал. Подмигнул Аре:
– А может, по добру? От тебя уже не убудет, так хоть порадуем друг друга напоследок, а, красава? Не с тем ты кувыркалась…
Напоследок?.. Не с тем?
А ведь там, на крыльце театра, ее окликнули по имени. Выходит, хватали не наугад: им нужна была именно Ара… Но тогда похитители наверняка знают о банкротстве ее семьи. Врагов у нее нет… Тогда почему?..
И разум ударила догадка: маркиз! Это сделали из-за него!
– Послушайте, если вы думаете, что лорд Кройд за меня заплатит, то жестоко ошибаетесь: я ничего для него не значу, – обратилась она скороговоркой ко второму, который внушал больше надежды – он же осадил первого! – Если вы сейчас просто меня отпустите, обещаю, что обо всем забуду и не стану…
И тут же получила от него новую пощечину, по подбородку поползла горячая струйка.
– Заткнись! – прошипел он.
– Да хватит уже ей рыло портить, – лениво произнес первый. – Пусть поболтает напоследок, от тебя не убудет.
И снова это «напоследок»…
Все внутри Ары оборвалось от страшного осознания: они не собираются требовать выкуп. Они ее убьют. Убьют и получат от кого-то оставшуюся часть платы. И сейчас неважно, кто и почему их нанял. Может, из-за тех темных ящиков, что маркиз вывозит на рассвете, или кто-то мстит ему за застреленного в карточном доме джентльмена, или… лорд Кройд многим успел перейти дорогу. Поэтому никакие попытки достучаться до похитителей не сработают. И остался только сжимающий горло ужас, подскакивающая на ухабах карета, рев крови в ушах и удары сердца, разрывающие грудь.
Внезапно в стенку постучали – то ли кучер, то ли третий подельник, бывший на козлах. Второй опустил стекло и выглянул в окно. Внутрь ворвался холодный ветер, принесший конское ржание и свист кнута. Пару мгновений мужчина всматривался в темноту, а потом выругался, схватив с сидения пистолет.
– За нами хвост! – бросил он напарнику. – Догоняет.
Тот снова подмигнул Аре:
– Не боись, мы тебя никому не отдадим, красава! – И тоже схватился за пистолет.
Второй опять высунулся в окно, и его глаза расширились от изумления и страха.
– Он, что, дьявол?!
Мужчина пальнул в темноту. Выругался, промахнувшись, снова пальнул.
А в следующую секунду, что-то с силой приземлилось на крышу кареты, слегка прогнув ее, и мимо окна пронесся взнузданный конь без седока.
И тут начался настоящий кошмар: похитители палили в крышу, орали ругательства, сверху сыпались щепки. Ара забилась в угол и молилась, чтобы раскачивающаяся карета не перевернулась, и никакая шальная пуля не попала в нее.
Снаружи дико заржали кони, громыхнуло несколько выстрелов, вскрикнул, как от ужасной боли, какой-то мужчина, и экипаж, развернувшись на полной скорости, встал поперек дороги. Обоих похитителей швырнуло на противоположную стену, Ара упала на пол, больно ударившись. Пару секунд карета балансировала на двух колесах, словно раздумывая, не упасть ли, и вернулась на все четыре с оглушающим грохотом.
Повисла жуткая гнетущая тишина, а потом дверцу кареты – нет, не открыли и даже не распахнули – оторвали.
В проеме стоял маркиз. Вернее, кто-то, прежде бывший им.
На вытянутых тенями или игрой воображения пальцах блестели когти, фигура словно раздалась ввысь и вширь, а глаза пылали обжигающим огнем. Они остановились на разорванном подоле Ары, перебежали на ее разбитую губу, и в зрачках завихрилась чья-то смерть.
Он протянул руки и выволок еще не успевшего очухаться первого похитителя, отшвырнул на полдюжины метров и двинулся на него.
Мужчина вскрикнул, ударившись о землю, подхватил выпавший пистолет, вскочил и направил дуло на маркиза. Третий похититель – кучер, – спрыгнул с козел и метнулся к нему сзади. Грянул выстрел. Лорд Кройд лишь слегка повел корпусом – просвистевший в дюйме от шеи кусочек металла влепился в дерево, – перехватил запястье с оружием, развернул, с треском ломая, и упер дуло в подбородок кучеру. Грохот, вспышка огня, и голова мужчины дернулась назад, вслед за фонтанчиком крови и вылетевшей насквозь пулей. Вопль первого из-за сломанного запястья еще не отзвучал, а маркиз уже с силой всадил в него руку, пробивая грудь насквозь, и с кончиков когтей сорвались капли. Толкнул ногой, сбрасывая с себя безжизненное тело.
Рядом дико заорали, и второй похититель выпрыгнул из кареты и бросился к лесу, но маркиз походя, почти лениво крутанул его голову на пол-оборота. Вставшее на место затылка лицо удивленно уставилось на Ару, моргнуло, и мертвое тело повалилось на землю рядом с таким же мертвым приятелем.
А маркиз, не останавливаясь, шел к карете.
Ара вдруг поняла, что истошно вопит, срывая связки и пытаясь отползти от надвигающегося на нее кошмара с окровавленными руками и горящими глазами.
В тот миг, когда он запрыгнул внутрь, девушка потеряла сознание.
А очнулась уже на сидении, со свободными руками. И снова чуть не закричала, увидев склонившееся над ней нечеловеческое лицо. Крика не вышло, получалось только стучать зубами и лихорадочно отталкивать от себя этого нелюдя, который, что-то говорил, спрашивал, тормошил ее. Разум впал в оцепенение, и ее тело дергалось по инерции, сопротивляясь шарившим по нему рукам.
– … ранена? – донеслось откуда-то через вату. – Ара, они тебя тронули? Ты меня слышишь? Тебе больно?! – Какие-то звуки, смысл которых до нее не доходил. Да и не было смысла, ни в чем больше не было смысла, был только животный выворачивающий наизнанку ужас, а перед глазами раз за разом ломалась чужая шея, и когтистая рука пробивала насквозь грудную клетку живого человека.
Он… он и ее сейчас так же?.. Он ведь их… убил… убил! Убил!! Всех троих…
Или нет, не станет ее… он ведь спрашивает, ранена ли…
– Не тронули… – едва слышно выдавила девушка.
Маркиз перестал ощупывать Ару и стиснул ее лицо скользкими от чужой крови ладонями, выдохнув:
– Слава богу…
Слава… Богу? Вот его-то тут сегодня точно не было…
Ара вдруг поняла, что уже не отталкивает мужчину, а просто дрожит всем телом, и из глаз текут слезы. Маркиз собирал их губами, слизывал с ее щек, как животное, покрывал поцелуями лоб, скулы, веки, бормоча:
– Не бойся… все позади… девочка моя… они тебя больше не тронут… не бойся…
Не понимая, что напугавший Ару до полусмерти монстр держит ее в своих объятиях. И она чувствует, как он напряжен, как тяжело дышит, и, что руки уже не ощупывают ее в поисках ран, а гладят: обнаженные плечи, шею, грудь, колени.
Горячий рот спустился по щеке, прижался к разбитым губам, даря болезненный соленый от ее слез и ее же крови поцелуй, без всякой нежности, напористо, требуя отклика. Язык властно раздвинул зубы, столкнулся с языком Ары, и на затылок легла ладонь, не давая отстраниться, углубляя проникновение.
А в следующий миг она уже лежала на сидении, придавленная сверху тяжелым телом. И если девушку до сих пор трясло от шока, то у маркиза возбуждение схватки перетекло в возбуждение иного рода, которое сейчас упиралось в живот Ары.
Его губы были повсюду: прижимались к ее рту, шее, ключицам, груди, которую он обнажил одним рывком, снова ко рту. Кажется, он даже не замечал упирающихся в него рук и попыток уклониться. Он… он, что, собирается сделать это с ней прямо сейчас?! После того, как меньше чем за минуту убил трех человек, один из которых лежит перед распахнутой дверцей кареты и укоряюще смотрит на них навеки остекленевшими глазами? Когда раздвигающие ее бедра руки – в чужой крови?!
И ладони отчаянно били в каменную грудь, тело изгибалось, уклоняясь от прикосновений и соленых поцелуев.
– Не отталкивай меня, Ар-ра, – полупопросило-полуприказало чудовище утробным рыком, перехватывая ее запястья, – не сейчас…
– Не надо, Асгарт, только не здесь, не перед ними! – умоляла она, чувствуя, как его пальцы скользят по внутренней стороне бедер, крепко впиваются, не давая свести ноги.
– Не могу… остановиться, – обжигающий выдох, и снова глубокий поцелуй, которым он словно пытался слиться с ней навеки. – Не могу, Ар-ра, останови меня…
А в промежность уже вжимается чужая горячая плоть, и его дыхание такое громкое и хриплое, словно он бежал много миль. Руки жадно мнут ее груди, шарят по телу, стискивают, оглаживают, трогают, сдавливают, зубы прикусывают плечо, потом ухо, ставя на ней метки. И в полутьме кареты их дыхание смешивается, и Ара уже не понимает, от чего ее трясет – по-прежнему от страха и отвращения к неправильности ситуации или грубых обжигающих ласк и ужасной в свете произошедшего сладкой слабости в низу живота.
Услышав сдавленный мужской стон, она вдруг, каким-то внутренним чутьем поняла, что это уже не стон возбуждения: маркизу очень больно, но он все равно не останавливается. Да он же прямо сейчас нарушает договор! – дошло до нее. Он ведь не может принудить Ару к близости против воли, а она еще, как против! И сердце под ее пальцами бьется в совершенно безумном, бешеном ритме, которого долго не выдержит, как тогда, когда Ара попыталась ускользнуть с постоялого двора и едва не поплатилась за это жизнью…
– Помнишь… говорил… что быть в тебе… стоит… остановки сердца… – выдавил маркиз, и на побелевшем от боли лице выступил пот.
И Ара, до конца не понимая, что делает, скользнула ладонью вниз, обхватила твердое и горячее, чуть пульсирующее у нее в руке.
– Покажи, как надо, покажи, как тебе помочь… – прошептала она.
Маркиз подавился воздухом и громко гортанно застонал, когда ее пальцы коснулись его плоти. Тело над ней напряглось, словно сведенное сильнейшей судорогой.
Наконец, выдохнув и прикрыв глаза, он накрыл ее ладонь своей и начал двигать. И хотя он так и не проник в нее, Аре казалось, что их тела и души соединились и движутся в одном ритме, от которого оба задыхаются, кусают губы друг дружки, сплетаются языками, дрожат и стонут. А потом маркиз коротко с облегчением зарычал, и на живот ей выплеснулось, что-то горячее.
Они долго лежали, успокаивая дыхание, приходя в себя. Ара чувствовала, как наваливается чудовищная усталость. Если б маркиз сейчас захотел взять ее, она бы не смогла и пальцем пошевелить, чтоб остановить его.
Но он осторожно отстранился, вытер ей живот своей сорочкой, которая валялась на соседнем сидении, оправил платье и легко даже не поцеловал, а коснулся ее губ своими. Потом вынес Ару из кареты на руках, укутал в плащ и помог забраться в седло: тот самый конь, который во время погони проскакал мимо окна, спокойно дожидался хозяина под деревом, пощипывая травку. Запрыгнув следом и прижав к себе девушку одной рукой, лорд Кройд направил его прочь из этого леса. Не в силах больше противиться усталости, Ара откинула голову на мужское плечо и задремала.