В назначенный день они выехали после обеда. Правда, возле кареты произошла небольшая заминка: лакей уже любезно откинул подножку, Ара подалась вперед и… все. Тело парализовало, и она поняла, что не может сделать больше ни шага. Только смотрела на темный проем и слышала, как кровь шумит в ушах…
Девушка притворилась, что поправляет зацепившийся подол, и маркиз жестом остановил собравшуюся слезть с козел, чтобы ей помочь, Мари, а сам принялся отдавать распоряжения дворецкому, явно предоставляя ей время прийти в себя. Ара сжала кулаки, глубоко вдохнула, села в экипаж при посредничестве того же лакея и только после этого выдохнула. Ну вот, самое страшное позади. Никаких похитителей, никаких горящих тьмой глаз: обычные сидения, обычные петли, чтобы держаться на поворотах, обычный… маркиз, который устроился напротив нее и стукнул в стенку, веля кучеру трогаться.
Снова очутиться в тесном пространстве кареты наедине с лордом Кройдом оказалось… трудно. Ара прямо-таки осязала его присутствие каждым нервом, каждым вздыбившимся на шее волоском, хотя смотрела в окно, невидяще провожая проплывающий мимо пейзаж, и заметила, что изо всех сил сжимает пальцы, только, когда они вконец онемели. Той ночью в лесу в ней родился иррациональный страх перед маркизом, и девушка, сама, не отдавая себе отчет, жила в состоянии тревожного ожидания, украдкой вглядывалась в лицо мужчины, ища признаки надвигающейся опасности: казалось, его черты могут в любой момент заостриться, в глазах завихрятся смерчи, а отросшие когти пронзят грудь Ары, вырывая ее глупое сердце, которое сейчас сходило с ума в душном полумраке экипажа.
Она и раньше боялась лорда Кройда, но боялась с изрядной примесью ненависти, как превосходящего силами врага, жестокого и безнравственного, который может с легкостью сломать жизнь ей и ее близким. Нынешний же страх был сродни тому чувству, которое, верно, испытывали древние люди, покидая освещенную костром пещеру и всматриваясь в окружающую темень, слишком тихую и безмятежную, чтобы быть безопасной. Хищник выпрыгнет из нее и разорвет горло быстрее, чем жертва успеет осознать, что случилось…
У самого маркиза она ни о чем не спрашивала. Да и, что бы она ему предъявила: низкий рычащий голос? Когти? Пылающие глаза? Нечеловеческую силу? Или, что там еще может примерещиться похищенной и насмерть перепуганной девушке, висевшей на волосок от смерти?
Да, он ее пугал своей жестокостью и непредсказуемостью. Но вместе с тем не удавалось избавиться и от жарких воспоминаний, образы которых подменяли текущую по ее венам кровь кипящей лавой. И от этого запутанного клубка чувств по отношению к сидящему напротив мужчине ее непрерывно лихорадило последние два дня. Сейчас же, когда он так близко, ей… она…
– Может быть, приоткрыть окно? – бесстрастно предложил маркиз.
– Да, будьте добры. Здесь… очень душно.
Вот и весь их разговор за время пути.
Теперь их беседы были такими: короткими и редкими.
Нет, ссор больше не случалось, но между ними словно невидимая стена встала, раскидавшая их даже дальше, чем в начале знакомства, потому, что всякий раз, когда лорд Кройд делал жест в сторону Ары, или ей казалось, что делал, девушка непроизвольно сжималась, отшатывалась и читала в его глазах едва сдерживаемый гнев. И с ужасом ждала того часа, когда он перестанет сдерживаться и сорвется, снова перевоплотится в то чудовище из кошмара. Это превращало каждое их даже самое мимолетное общение в фарс, когда она пыталась скрыть настороженность, а его лицо застывало в маску.
За истекшие недели Ара видела маркиза всяким: жестким и насмешливым, грубым и почти внимательным, возбужденным и соблазняющим, разъяренным и по – ледяному спокойным. Но порой думалось, что она ни разу не видела настоящего Асгарта Кройда. Или, наоборот, видела лишь раз – в том лесу.
Дом, к которому она подъехали, прятался в самом конце широкой, усаженной платанами аллеи. То ли лорд Кройд не удосужился предупредить своего друга об их приезде, то ли тот не отличался хорошими манерами, только встретили их слуги, а сам хозяин так и не показался. Однако маркиза это, кажется, ничуть не обескуражило.
Он помог Аре выбраться из кареты, поморщившись, когда она напряглась от его прикосновения до ломоты в мышцах, убрал руку и повел ее за дом.
Там раскинулся обширный сад из тех, что на первый взгляд кажутся почти не ухоженными, но при ближайшем рассмотрении все в них дышит любовью и уважением к растениям, которым дают право расти согласно их природе, а не кромсают в угоду человеку затейливыми фигурами. Ара представила, какая здесь, должно быть, сказка, когда все цветет. До этой поры осталось совсем не много времени.
Маркиз шел уверенно, он явно был тут частым гостем. Они несколько раз свернули, пока впереди не показалась оранжерея. Еще издалека через приоткрытую дверь Ара увидела сидящую на коленях спиной к ним и склонившуюся над грядкой женщину или девушку с собранными на затылке светлыми волосами. И внезапно пришло в голову, что маркиз привел ее к одной из своих любовниц, вроде мисс Коннорс: он ведь не из тех, кто просто дружит с женщинами. Догадка отозвалась внутри яростью и странной болью. Если Ара права, то она не останется здесь ни секунды!
– Кто она? – не удержалась девушка, хотя собиралась дождаться, пока маркиз сам все объяснит.
– Моя мать.
От удивления Ара застыла посередине дорожки, лорд Кройд тоже остановился. Такого поворота событий девушка и представить не могла, и стало даже немного неловко за собственные недостойные мысли, благо о них знала только она сама.
– Должен предупредить, что она женщина старых порядков, поэтому вас мы ей представим, как мою невесту. А кольца на вас нет, потому, что помолвка пока держится в тайне.
Ара нахмурилась и посмотрела сквозь стекло теплицы: ей не нравилось, что придется с первых же минут обманывать новую знакомую.
– Но это ведь неправда. Что она подумает, когда узнает, что никакой свадьбы не будет?
– Не волнуйтесь, потом я вам изменю наиподлейшим образом, и вы, оскорбленная в лучших чувствах, расторгнете помолвку. Матушку мое поведение ничуть не удивит, а ваша репутация не пострадает.
Идея нравилась Аре все меньше и меньше… Да, что там: она ей совсем не нравилась!
– Вы очерните себя за несуществующий грех? Зачем?
Лорд Кройд приподнял брови:
– Вы, что, волнуетесь о спасении моей души? Не стоит: вам ли не знать, что этих грехов на моей совести столько, что от одного лишнего она чернее не станет. Ваша репутация не пострадает, – повторил он.
Они говорили шепотом, но, видимо, женщина почувствовала чужое присутствие, потому, что обернулась и тут же легко поднялась с расстеленного на земле платка, на который опиралась коленями.
Отложила инструмент и двинулась к ним, на ходу снимая садовые перчатки.
– Как ты мог, Асгарт! – гневно воскликнула она.
Голос у матери маркиза был высоким и чистым, но не пронзительным. Наблюдая, как она приближается, Ара поняла, что грядет буря.
Миссис Кройд оказалась не молодой, но моложавой и удивительно привлекательной женщиной, не со светлыми, как привиделось издали, а совершенно седыми волосами (хотя на вид ей едва ли можно было дать больше сорока пяти, и то вычислив их из приблизительного возраста маркиза), однако это обстоятельство странным образом ее не портило, даже придавало шарм. А вот глаза, наоборот, были ярко-синими, очень живыми, как у молоденькой девушки. И такими же живыми были ее движения. Казалось, она не идет, а летит, танцует.
Когда она подошла, выяснилось, что она ниже Ары ростом, не говоря уже о сыне, которому не доставала и до плеча. Вообще, видя их рядом, оставалось лишь поражаться тому, что они родственники – настолько оба были разными во всем, в чем только можно различаться.
Если бы Аре до знакомства предложили представить мать маркиза, то она, верно, вообразила бы себе рослую брюнетку с жгучими черными глазами и властным не терпящим возражения голосом, а не эту миниатюрную фарфоровую куколку.
– Как ты мог не сказать мне, что приведешь гостью?! – топнула ножкой она, сверкая глазами, и повернулась к Аре. – Он ужасен, не правда ли, дорогая?
Ара так растерялась, что не знала, как реагировать на подобное начало.
– Матушка, позвольте представить вам мою невесту, мисс Эштон. И если бы я заранее сказал о нашем приезде, вы бы все эти дни не сомкнули глаз и сжили со свету слуг, заставляя их готовиться к приему.
– Что правда, то правда, – легко согласилась она.
– Мне очень приятно знакомство с вами, – сказала Ара, пожимая протянутые руки, сразу обе. Сказала совершенно искренне: женщина была похожа не солнечный лучик, из тех людей, что всегда при деле, всегда излучают энергию и обаяние.
– И мне, и мне, дорогая! Но Боже мой, что же делать! У меня нет ничего подходящего: если бы вы приехали завтра, то мне, как раз доставили бы отличный олений бок, а если бы вчера, то…
– Успокойтесь, матушка, мы приехали сегодня. И мисс Эштон здесь не для того, чтобы объедать вас. А ваша кладовая еще никогда на моей памяти не пустовала.
К слову, Ара понятия не имела, зачем она здесь. Чтобы обмануть эту добрую женщину, искренне огорченную, что не может принять их так, как желала бы? Внушить ложные надежды, а затем разбить ей сердце лживой вестью о непостоянстве ее сына?
– Я уже говорила, что он ужасен? И, как вы его только терпите?
– С трудом, сударыня, – ответила Ара, не удержав улыбку и покосившись на маркиза. – Но мы прервали вашу работу в оранжерее.
– Работу? – та обернулась через плечо, словно успела забыть, чем занималась до их появления. Отмахнулась: – Работа может и подождать. Ах, что же это я: держу вас на сквозняке и не пускаю в дом, а вы, верно, устали с дороги.
– Я ничуть не устала. Напротив, в последнее время обстоятельства складывались таким образом, что я почти безвылазно сидела в четырех стенах, поэтому рада побыть теперь на свежем воздухе, тем более в таком саду, как ваш.
Аре удалось произнести это совершенно невозмутимо.
Миссис Кройд о чем-то задумалась, чуть прищурилась:
– Скажите, мисс Эштон, как вы относитесь к садовым работам?
– Весьма положительно, сударыня. В нашем загородном доме, где я росла, тоже прекрасный сад…
Был. Пока им не пришлось заложить особняк и продать землю.
– … пусть и не столь обширный, как ваш. Моя матушка больше… городская жительница, – хотя правильнее было бы сказать «комнатно-диванная», – поэтому его обустройством лет с тринадцати заведовала я. Мне нравится возиться с растениями.
– Чудно! Тогда, как вы смотрите на то, чтобы помочь мне с саженцами? Их привезли сегодня утром, и я совершенно ничего не успеваю!
– С удовольствием, – искренне ответила Ара.
Миссис Кройд хлопнула в ладоши и заявила сыну:
– На тебя приглашение не распространяется. И близко к своим розам не подпущу, даже если будешь умолять! – Судя по хмыканью это было последним, что собирался делать маркиз. – Поэтому тебя мы применим по другому назначению: прямо сейчас пойдешь на кухню и распорядишься об ужине, за который мне не придется краснеть. Или вы все-таки голодны, моя дорогая? Быть может, легких закусок?
– Благодарю, но мы пообедали перед выездом.
– Что ж, тогда после этого велишь слугам подготовить две гостевые спальни, – продолжила она перечислять распоряжения сыну. – Вы ведь останетесь у меня хотя бы на несколько дней?
– Только на одну ночь, завтра мисс Эштон встречается с подругой в Картвилле.
Миссис Кройд не сумела скрыть огорчения, а вот Ара едва скрыла изумление: маркиз не предупреждал, что собирается здесь заночевать. У нее даже спальных вещей с собой нет, не говоря уже о сменной одежде!
– Как жаль! Но это не отменяет моего последнего распоряжения. И скажи, чтоб мисс Эштон поселили в соседней со мной комнате. Там чудный вид из окна, дорогая, – пояснила она Аре, и девушка почувствовала, что краснеет, догадавшись об истиной причине такого размещения. – А потом найди себе, какое-нибудь занятие и не мешай нам. Справишься?
– Приложу все силы, – чуть поклонился маркиз. – На этом приказы закончены?
– Вольно, солдат!
И хотя мать и сын за всю беседу не обменялись ни одной фразой, выражающей нежность и привязанность, невооруженным глазом было видно, что эти двое обожают друг друга. Аре снова стало не по себе: словно она подсмотрела в окно чужой праздник. Праздник, который пришла испортить.
Как только маркиз скрылся из виду, миссис Кройд взяла ее под локоть и неспешным шагом повела к теплице.
– Не волнуйтесь, мисс Эштон, у меня есть запасной фартук. Я не столь жестока, чтобы заставлять гостей пачкаться с головы до ног!
– Благодарю, миссис Кройд.
– Я не миссис: никогда не была замужем. Можете называть меня Бланш.
Хорошо, что Ара в большинстве случаев умела не выдавать свои чувства, не выдала и на этот раз, а не то, верно, сильно обидела бы мать маркиза своим изумлением. Женщина, которую лорд Кройд представил, как придерживающуюся строгих правил в том, что касается приличий, и распорядившаяся разместить Ару в соседней с собой спальне именно ради соблюдения оных, родила… внебрачного ребенка?
Родители Ары, тоже люди старых порядков, такого бы точно не одобрили, и никакая безумная любовь, видимо, толкнувшая эту хрупкую женщину на прелюбодеяние, не послужила бы оправданием в их глазах. По правде сказать, Ару с детства приучали думать так же, и теперь она сама не знала, как относиться к признанию хозяйки дома. Распутницы по определению не должны нравиться и достойны лишь презрения, к которому была готова и сама Ара, решаясь на сделку с маркизом и заранее принимая все последствия. Но эта женщина была так не похожа на тех, кого Ара представляла под словом «распутница»… вообще-то мать маркиза ей нравилась. Размышления были отложены на потом, поскольку они уже переступили порог теплицы.
– Благодарю… Бланш. Вы тоже можете называть меня «Ара».
Женщина задумалась:
– «Ара» и «Асгарт» – звучит. Надпись будет отлично смотреться на свадебном торте!
Девушку вновь охватила досада на маркиза, вынудившего ее пойти на этот обман. Вводить в заблуждение мать лорда Кройда было, как-то особенно неприятно, оставляло мерзкий привкус в душе. Или это очередной урок, который она должна усвоить? Но в чем его смысл?
Помимо фартука Аре выдали еще перчатки и платок, чтоб расстелить на земле. Девушка ожидала, что мать маркиза набросится с расспросами, по большей части неудобными, ведь понятно, что она затеяла совместную работу и удалила сына специально, чтобы пообщаться наедине. Но женщина снова удивила, поинтересовавшись любимым сортом роз Ары…
И девушка не заметила, как пролетело несколько часов, к концу первого из которых она была уже совершенно влюблена в свою собеседницу, от которой словно исходили свет и радость жизни. И так же незаметно для себя она рассказала довольно много личного…
В свою очередь, мать маркиза предложила не стесняться и задавать любые вопросы, но Ара воздержалась, не желая заставлять эту женщину раскрываться перед той, кому вскоре предстояло нанести ей болезненную рану. Однако по некоторым обмолвкам заключила, что Бланш происходила не просто из состоятельной семьи, принадлежавшей к высшему обществу, но одной из самых богатых и влиятельных на континенте. Даже странно, что Ара про нее раньше не слышала… Может, отчасти происхождение и стало причиной ее падения? Девочка, с первых же дней жизни окруженная любовью и всеобщей заботой, не знавшая ничего, кроме добра и ласки, думала, что все люди такие, а, когда выросла и встретила двуличного мерзавца, то по наивности своей посчитала его любовью всей жизни? И впервые столкнулась с неприглядной действительностью…
– Простите за нескромность, Ара, – прервала размышления Бланш, – но сколько вам лет? Моему сыну повезло, что кто-то более шустрый не перехватил такое сокровище до него.
Ара ничуть не обиделась на вопрос, хоть и облеченный в комплимент, но все равно довольно бестактный из-за заключенного в нем намека, потому, что понимала: мать маркиза задала его из искреннего интереса, а не, чтобы уязвить. Эта женщина вообще все делала искренне, наверное, поэтому Ару так к ней тянуло.
– Не извиняйтесь: вы правы, я уже в том возрасте, когда многие мои ровесницы не по одному разу познали радость материнства. Мне двадцать один… Как же случилось, что я до сих пор не замужем? Право, трудно объяснить… Моя семья не бедствовала, я единственный ребенок, и приданое отец предлагал хорошее… Джентльмены не сказать, чтобы преследовали вниманием, но и не сказать, чтобы обходили им. Предложение мне однажды делали, и несколько раз ситуация была на грани, но… не сложилось.
Ара отвечала откровенностью на откровенность: после представления королеве на балу дебютанток в возрасте восемнадцати лет девушка или скорее ее приданое привлекло внимание сразу нескольких потенциальных женихов – для этого родители и тратят целые состояния, вывозя дочерей в столицу на сезон балов и приемов, который длится с весны по лето. Ни один из них не завоевал сердце, но двое или трое были вполне достойными партиями, которые оказывали ей знаки внимания, свидетельствовавшие о серьезности намерений, а потом… просто перестали замечать, буквально одномоментно переметнувшись к другим леди и едва ли не отворачиваясь от нее при случайных встречах.
Когда это произошло впервые, Ара несколько дней проплакала, придумывая себе несуществующие изъяны, верно, послужившие причиной произошедшего, и матушка была непривычно внимательна, забыв ненадолго даже о собственных нервах, мигренях и прочих многочисленных «тяжких» недугах. Она даже решила, что дочь была влюблена в одного из тех господ и теперь рыдает над поруганными чувствами. Тогда-то Ара и взяла себя в руки: ведь куда хуже было бы, если б матушка оказалась права, и уязвленным осталось сердце, а не гордость и надежды на обретение семейного если не счастья, то по крайней мере благополучия. Чтобы все, как у всех.
Спустя время огорчение забылось, а на горизонте появился новый внушающий надежды знакомец, который… испарился с этого горизонта так же резко. Был еще господин Невил год назад, с которым у Ары зашло дальше, чем у прочих: он объяснился с девушкой, не меньше часа расписывая ей прелести брака, основанного на взаимном уважении и глубоком дружеском чувстве, подкрепленном слиянием их семейных состояний, и маменька даже уже выбрала атлас для подвенечного платья и заказала в газету объявление о помолвке… как вдруг сей господин, приехав поздним вечером в до неприличного неурочный час, даже не попросил – потребовал в довольно истеричной форме разговора тет-а-тет с Арой. Конечно, подобного ему никто не позволил – во время беседы присутствовал еще отец.
А сам незадачливый ухажер буквально в ногах у девушки валялся, умоляя разорвать помолвку. Даже готов был во всеуслышание объявить себя склонным к мужеложеству и, если она пожелает, скотоложеству. Таких жертв Ара от него не потребовала, более того – согласилась и на странную просьбу бывшего жениха игнорировать его, если они случайно где-то столкнутся, и всячески выказывать к нему презрение и нерасположение, когда кто-нибудь спросит ее мнение о нем. Это его желание было нетрудно выполнить, поскольку сама девушка прониклась откровенным отвращением к тому, кто, переменив решение, не нашел более достойного способа выйти из неприятной для обоих ситуации.
Благо хоть объявление о помолвке успели перехватить по пути к наборщику…
После этого Ара не то, чтобы потеряла надежду, но… смирилась.
А во время совместного с Сесиль посещения ярмарки гадалка объявила, что причина ее любовных неудач кроется в порче, которую наслал некий черный человек… Ара не слишком-то поверила, прекрасно понимая, что гадалкам нужно отбивать полученные деньги, а приземленным пустяком люди не удовлетворятся – то ли дело услышать, что во всех их несчастьях виноват злой рок или таинственный недруг. Зато Сесиль посмотрела на подругу с таким откровенным ужасом и сочувствием, словно уже обряжала ее в саван. Для нее венец безбрачия и был равносилен смертному приговору.
А потом появился лорд Кройд, за отказ которому Ара расплачивалась прямо сейчас… Всего этого она, конечно, не стала рассказывать его матери.
Женщина отложила рыхлилку, стянула перчатки и заключила лицо Ары в ладони. Ее руки были мягкими и теплыми.
– Ты сделаешь моего мальчика счастливым, – сказала она таким серьезным и уверенным тоном, что Аре тут же захотелось во всем сознаться.
Лгать в лицо духа не хватило, и она опустила глаза:
– Почему вы так решили?
– Потому, что ты первая и единственная девушка, которую он привел сюда. – Бланш погладила ее щеку, поцеловала в лоб и отстранилась.
Ара чуть вздохнула.
– Знаете… порой мне кажется, что я не та, кто составит счастье Асгарта, и задаюсь вопросом, не поспешили ли мы с этим браком… – с запинкой произнесла она.
– Ты его любишь?
– Что? – Ара вскинула голову и столкнулась с ясным взглядом ярко-синих глаз. Таких лучистых, словно они принадлежали ребенку. Словно никогда в жизни не видели ни минуты горя, бед или потерь. Впрочем, едва ли маркиз убивал кого-то на глазах у матери…
– Ты любишь моего сына? – спокойно повторила Бланш.
– Я… боюсь тех чувств, которые он мне внушает.
– Тогда я могу вздохнуть с облегчением: тревога и сложная смесь чувств гораздо лучше твердых заверений в том, что ваши титулы и положения в обществе отлично подходят друг другу, – весело улыбнулась та, ставя точку в серьезном разговоре.
Только, когда начало смеркаться, обе опомнились и засобирались в дом. Бланщ корила себя, что совсем замучила гостью, и Ара заверила ее, что совсем не чувствует усталости.
Она чувствовала совсем другое, и это чувство заставило ее метаться по выделенным покоям, куда девушку проводили, чтобы она могла немного отдохнуть и привести себя в порядок перед ужином. Там же Ара почти без удивления увидела кое-что из своих вещей, подаренных маркизом и, верно, упакованных Мари по его приказу и проделавших путь сюда на крыше кареты. Здесь был даже ее набор кремов!
Девушка раздраженно отвернулась от них и снова принялась мерить комнату нервным шагом, когда дверь скрипнула, впустив лорда Кройда. Вместо того, чтобы возмутиться, что он в нарушение всех приличий пришел к ней в спальню и даже постучать не удосужился, она подскочила к маркизу и буквально накинулась на него.
– Как вы могли?! Как могли поставить меня в такое ужасное положение!! – разъяренно воскликнула она, сжимая кулаки.
– Вам настолько не понравилось работать в саду? Так сказали бы об этом матушке сразу, она бы не обиделась.
– Мне не понравилось лгать в лицо хорошему человеку! – отрезала Ара.
– Похоже, вы занимались не только этим на протяжении последних часов, в противном случае я восхищаюсь вашей выдумкой и изворотливостью. А я уж было подумал, что вы нашли общий язык…
– Перестаньте паясничать. Вы, что, правда не понимаете, как это низко?! Не понимаете, что разобьете ей сердце из-за своей минутной прихоти. Она заслуживает лучшего…
– Сына?
– Отношения. Лучшего отношения, Асгарт.
Ара умолкла, вдруг осознав, что впервые назвала его по имени не только вслух, но и про себя. И отчего-то почудилось, что и лорд Кройд это понял.
– Работа на свежем воздухе пошла вам на пользу, мисс Эштон: такой вы нравитесь мне куда больше, чем, когда вздрагиваете и бледнеете от каждого моего движения.
Ара устало приложила ладонь ко лбу и опустилась на край кровати.
– Вы должны были заранее предупредить меня, к кому мы едем. Должны были рассказать хоть, что-то, рассказать о ее положении…
– Положении?
– Я назвала вашу мать «миссис Кройд», и она поправила меня, сказала, что никогда не было замужем. И мне неприятно…
«… что я поставила ее в неловкое положение», – хотела докончить Ара, но маркиз не дал этого сделать, поняв все по-своему.
– Неприятно? – перебил он таким низким шелестящим голосом, что Ара удивленно подняла глаза, не понимая, что его рассердило. А лицо мужчины уже потемнело, начиная проявлять те признаки, которые она настороженно выискивала последние два дня. – Неприятно?! Так вот, что вас на самом деле волнует: соблюдение этих ваших лицемерных ханжеских приличий! – буквально выплюнул он. – То, что у нее была внебрачная связь! Что, добродетельной Дэйнаре Эштон претит находиться под одной крышей с такими людьми?!
– Асгарт, вы неправильно поняли, я…
– Браво, мисс Эштон. Сколько драмы, сколько фарса и пафоса: я уже почти поверил, что вы проявляете заботу о ней!
– Но я действительно…
– Можете успокоить свою совесть: моя мать не прелюбодейка. Ее изнасиловали, когда ей было пятнадцать лет, и поседела она именно в ту ночь. Узнав, что она ждет ребенка, ее отец, и человек, которого я никогда не назову дедом, выгнал дочь из дому, а вся семья отреклась. Одному богу известно, что ей довелось пережить в следующие восемнадцать лет, пока я не встал на ноги и не смог обеспечить ей мало-мальски приемлемый уровень жизни. Как видите, я с момента своего зачатия воплощаю все, что вы так порицаете. Сможете ли вы порицать меня за то, как я появился на свет?
Ара ошеломленно молчала. Маркиз тоже умолк и тяжело дышал, стоя спиной к ней и опираясь о подоконник. Затем выпрямился и, обернувшись, посмотрел на нее с чувством, с, каким никогда прежде не смотрел – глубочайшим презрением:
– Знаете… и слава Богу, что мы с вами не одного поля ягоды. Спешу обрадовать: договор позволяет сокращение срока до трех недель. Так, что через два дня на рассвете вы наконец навсегда от меня избавитесь.
И не дожидаясь ответа, покинул комнату широким шагом.
Ара еще, какое-то время смотрела на захлопнувшуюся дверь, а потом опустилась на край кровати и закрыла лицо руками. Она не плакала, но оплакивала: и загубленную молодость девушки, за которую никто не вступился в тяжелейшее время, и боль покинувшего эту комнату мужчины, и свои с ним раз за разом проваливающиеся, а теперь уже окончательно провалившиеся попытки найти общий язык.
Вспомнилось, как по наивности приписывала наивность Бланш, навоображала себе роковую страсть, опереточного мерзавца… а все намного проще, жестче и прозаичней. Вспомнились и по-детски чистые синие глаза, обладательнице которых в ее фантазиях повезло наслаждаться безмятежной жизнью в любви и роскоши. Какой трудный путь порой прячется за улыбками и внешним благополучием, на которое всегда найдутся завистники и недоброжелатели… Сколько трагедий скрывается за кажущейся легкостью!
Наверное, только те, кто пережил настоящее горе, подобное этому, и не сломался, могут смотреть на мир такими мудрыми лучистыми глазами.
И сидя в той комнате, Ара приняла решение, что ни за, что не испортит матери маркиза сегодняшний вечер. А еще придумает другое объяснение разрыву «помолвки».