Ужин прошел гладко и в оживленных беседах. Правда оживление текло в основном по двум практически не пересекающимся каналам: между Бланш и Арой с одной стороны, и маркизом и Бланш с другой, несмотря на явные усилия последней втянуть их в общий диалог. Ара старалась поддержать инициативу – она не таила обиды на лорда Кройда за его необоснованные обвинения и брошенные в гневе слова, – да и он делал со своей стороны все, что мог, ничем не выдавая размолвки, однако вместо разговора у «молодых» выходил, какой-то любезный, но неживой обмен репликами на уровне вопрос-ответ.
Бланш, конечно, заметила пробежавший между ее гостями холодок и всячески пыталась растопить лед. И под конец ужина ей это удалось: все трое рассмеялись над, какой-то шуткой, которую Ара через минуту уже и не помнила, зато запомнила, какими улыбками они обменялись.
Перед отходом ко сну Бланш пригласила Ару пройтись по саду. На маркиза предложение тоже распространялось, но он его отклонил.
Две леди уже были возле дверей, когда появившаяся экономка попросила хозяйку на пару минут по срочному делу и увела ее из холла. Ара прошлась туда-сюда и остановилась перед огромным камином, задумчиво глядя на догорающие угли и размышляя о родителях. Шаги она не услышала, поэтому вздрогнула, когда прямо над ухом раздалось:
– Спасибо.
Девушка обернулась к вплотную подошедшему маркизу.
– Спасибо за сегодняшний вечер, – повторил он. – Я давно не видел ее такой радостной и оживленной.
Ара чуть повела плечом.
– Это мне стоит поблагодарить вашу матушку. В последнее время мне этого очень не хватало – не хватало чуда. И сегодня я с ним познакомилась.
Несколько мгновений лорд Кройд молча смотрел Аре в глаза, а потом чуть откинул голову, глядя на нее свысока, и спросил уже другим, сухим и отстраненным, тоном:
– Что я могу сделать для вас в качестве ответной услуги помимо исполнения нашего договора? Быть может, у вас остались еще, какие-то неразрешенные вопросы, мисс Эштон?
– Только один, Асгарт: почему, зная печальную историю своей матери, вы поступили схожим образом с мисс Коннорс – бросили ее и будущего ребенка? Почему вы поступаете так со мной?
Жилка на лбу маркиза дернулась.
– Если мне не изменяет память, вы до сих пор девица, и непорочное зачатие вам не грозит, а в договоре оговорен пункт о ненасилии.
– Речь ведь не только о физическом насилии. Насилие над волей порой не менее болезненно…
Его глаза сверкнули, отразив красноватый отблеск догорающих углей, но ответить маркиз не успел. Прислушался:
– Договорим в другой раз. Приятной прогулки.
Он поклонился и удалился через боковой коридор. Спустя несколько секунд после его ухода Ара услышала шаги возвращающейся Бланш. Та вошла в холл, поправляя шаль.
– А вот и я! Ну, что, вы готовы, дорогая?
Прогулка длилась около получаса, и Ара любовалась звездами, подставляя лицо ветерку и стараясь ни о чем не думать – ни о прошлом, ни о будущем. Отчего-то и то и другое заставляло сердце тоскливо сжиматься. Обратно они с Бланш двинулись длинной дорогой, чтобы растянуть удовольствие на лишние несколько минут.
На одной из аллей дорогу заступил слуга с фонарем, осведомившись, не оставляла ли мисс Эштон свои дорожные перчатки в теплице. Он не стал их трогать, поскольку не был уверен.
– Да, кажется, оставила, – спохватилась Ара.
– Вы меня извините, дорогая, если не стану делать с вами крюк? Я, признаться, уже устала, а нужно еще отдать распоряжения повару насчет завтрака.
– Конечно, Бланш, я вас догоню, – Ара коснулась губами подставленной щеки и последовала за слугой. Свернув в последний раз и очутившись перед открытой дверью оранжереи, девушка удивленно огляделась – лакей, как сквозь землю провалился, – пожала плечами и переступила порог.
Внутри не было темно: расставленные тут и там фонарики отбрасывали мягкий рассеянный свет, обрисовывая саженцы. Ара с удовлетворением отметила, что они с Бланш сегодня славно потрудились. Перчатки из серой замши лежали там, где она их оставила, когда надела взамен садовые рукавицы – на лавке. Все-таки странно, что слуга не захватил их с собой, а вынудил ее саму за ними идти…
Девушка забрала перчатки и уже хотела покинуть оранжерею, когда услышала, какой-то шорох. Быстро оглядела неподвижные растения, но ни единый листик не шевелился. Показалось… Наверное, это был ветер, или тот рыжий лохматый кот, которого она видела днем. Ара прижала руку к груди, унимая неистово колотящееся сердце, и повернулась к выходу, как вдруг волоски на шее приподнялись от прямо-таки осязаемого ощущения чужого присутствия. Ее словно поразило десятком молний разом и тут же обдало жаром. Так ее тело реагировало только на одного человека…
– Тш-ш, не бойтесь, – негромко произнес маркиз и добавил, когда Ара шевельнулась, – и не оборачивайтесь.
– Вам обязательно каждый раз подкрадываться и пугать меня? – сердито поинтересовалась она слегка прерывающимся голосом.
– Кто же виноват, что вас столь легко напугать?
– Так это вы подговорили слугу? – догадалась девушка.
– Виноват. Грешен. И даже не каюсь…
– Так зачем все это? И почему мне нельзя обора… – На плечи легли руки, удерживая ее от движения.
– Тш-ш, – повторил лорд Кройд, и ладони, мягко поглаживая, скользнули по рукам Ары, до самых запястий. – Вы мне доверяете?
– Конечно, нет! – Сердце теперь колотилось в сто раз быстрее, чем минуту назад, когда она испугалась шороха: к испугу прибавились смятение, настороженность, неуверенность оттого, что она не видит лица мужчины, а еще, какое-то томительное тепло, растекающееся по телу. Или это ладони маркиза, жар которых ощущался даже сквозь ткань платья, пропитывали ее теплом?
– Тогда представьте, что доверяете, – прошептали губы, опалив дыханием, отозвавшимся вибрацией во всем ее теле, – и закройте глаза. Даю слово, что не сделаю ничего дурного.
Похоже, он заманил ее сюда не для того, чтобы продолжить ссору. И свое слово маркиз еще не нарушал…
Ара помедлила и послушалась. Потом приоткрыла правый глаз.
– Не мухлюйте. – Девушка закусила губу от внезапного желания рассмеяться и на этот раз честно смежила веки. Вздрогнула, почувствовав, как он взял ее за руку и куда-то потянул. Сделав несколько шагов, они остановились. Маркиз вытянул ее ладонь и накрыл сверху своей.
– Что вы делаете?
– «Мы» делаем, – поправил он. – Колдуем. Дело серьезное, поэтому сосредоточьтесь.
От удивления Ара едва не распахнула глаза, но удержалась. И честно сосредоточилась, хотя ничего не понимала. Лишь то, что о серьезном деле сообщили подозрительно поддразнивающим тоном.
Около минуты она просто стояла, слушая, как их дыхания постепенно выравниваются, подлаживаются друг под друга, становясь единым, глубоким и размеренным, и пришла к выводу, что маркиз просто смеется над ней. Она уже хотела открыть глаза и спросить его напрямик, как вдруг центр ладони кольнула искорка, от которой побежало тепло, растекаясь по пальцам и вверх от запястья потоками силы. Казалось, из этой точки разливается бурлящее счастье, энергия, радость жизни, сливающие ее с окружающим миром и мужчиной, чью руку она ощущала на своей.
Теперь не только их дыхание соединилось, Ара чувствовала, что их сердца бьются в унисон. Нет, даже не так: она чувствовала, как сердце маркиза бьется в ее груди. Или теперь у них было одно на двоих сердце – она уже не ощущала границы между ними. Ее стало много, бесконечно много. И так же бесконечно мало… От всех этих разом нахлынувших переживаний закружилась голова, и девушка покачнулась, но надежная рука придержала за талию, что-то пощекотало ладонь.
– Теперь можете открыть глаза, – шепнул маркиз.
Ара открыла, и из груди вырвался изумленный вздох: под ее рукой, там, где только, что был саженец, распустилась изумительной красоты роза, перебирающая оттенки от кроваво-пурпурного по краям к сливочному в сердцевине. Нежные лепестки казались напитанными всей той энергией счастья, которую девушка пропустила через себя, а от восхитительного аромата голова кружилась не меньше, чем от испытанного взрыва чувств.
Маркиз внимательно наблюдал за выражением ее лица.
– «Королева карнавала» ведь ваш любимый сорт?
У Ары перехватило горло, так, что слова выталкивались с трудом.
– Что вы сделали? – прошептала она. – Как…
– «Мы» сделали, – снова поправил маркиз. – Чудеса ведь интереснее творить вместе, не так ли?
Сердцу вдруг стало тесно в груди, а к глазам подступили слезы, и девушка отвернулась к розе, чтобы скрыть от маркиза волнение, мягко провела по лепесткам.
– Она прекрасна…
Лорд Кройд потянулся к садовым ножницам.
– Нет, – остановила Ара. – Не срезайте, пусть цветет.
Он медленно убрал руку. Ара обернулась и увидела в глазах маркиза свое отражение. Но не только. Она увидела там все то, чего раньше не читала в глазах еще ни одного мужчины. В них отразился целый мир. И, когда его ладонь легла ей на щеку, Ара увидела в них то, что сейчас произойдет, то, чего она жаждет в эту минуту больше всего на свете, то, к чему стремится все ее существо.
Она не заметила, кто потянулся первым. Наверное, они сделали это одновременно: слились, схлестнулись, соединились, как только, что их дыхания и сердца. И от вкуса губ маркиза, от их мягкости и осторожности, слезы все-таки потекли по щекам. В ее жизни не было ничего сладостнее этого соленого поцелуя. Соленого не от крови, как их первый поцелуй в карете, а от слез счастья, которое сейчас переполняло ее настолько, что Аре казалось, будто она стоит в, каком-то мощном бурном потоке. И он вот-вот собьет с ног, подхватит, унесет ее подобно мелкой песчинке и растворит в этом огромном прекрасном мире. А единственным, что не давало ей упасть в темноту, были теплые губы, нежно касавшиеся рта, собиравшие с ее щек слезы, покрывавшие поцелуями веки, лоб, скулы, снова припадающие ко рту. Горячий прерывающийся голос, шепчущий ее имя, пальцы, зарывающиеся в волосы, руки, обнимающие крепко, и в то же время бесконечно бережно, словно она была такой же хрупкой розой, как та, что наполняла сейчас ароматом оранжерею.
Они на миг прервались, хватая ртом воздух, как рыбы выброшенные на берег, и вновь соединились, словно не могли дышать друг без друга, словно и были друг для друга воздухом. Но в, какой-то момент нежности стало мало, и Ара сама приоткрыла рот чуть шире, желая большего, робко приглашая. И на ее робкое приглашение откликнулись с таким жаром, что закружилась голова, подкосились ноги, а собравшееся в теле томление вырвалось тихим стоном, отозвавшимся в теле маркиза крупной дрожью. Внутри Ары нарастал голод, который могли утолить лишь его поцелуи, ласки, прикосновения. И они же его распаляли. Распаляли жажду, в которой не виделось ничего постыдного. Напротив, принимать нежность и страсть этого мужчины, слышать его тяжелое хриплое дыхание, пропускать сквозь пальцы короткие жесткие волосы, ощущать его руки на своем теле и самой прижиматься к нему было самой правильной вещью на свете.
И, как роза перебирала все оттенки от пурпурного края к воздушно-сливочной сердцевине, так и их поцелуй перебирал, только наоборот: от нежного и осторожного, неторопливого и чувственного, к тлеющему, настойчивому, глубокому, обжигающему, жесткому, задыхающемуся, болезненному, умирающему от блаженства и совершенно сумасшедшему, вгрызающемуся и сталкивающему с края – в черную пропасть, до звезд перед глазами, до безумного полета, до кинжала, вспарывающего грудь сладкой болью, до полной потери себя… И эта жгучая бездна одуряюще благоухала розами.
Вечность спустя они просто стояли, продолжая держать друг друга в объятиях и пытаясь отдышаться. Ара подняла голову, огляделась и… неверяще застыла:
– Боже, Асгарт… только посмотри на это!
Она рассмеялась и прижала ладони ко рту, не веря своим глазам.
Маркиз тоже поглядел по сторонам и улыбнулся:
– Да, постарались мы на славу.
В теплице больше не осталось ни единого саженца: все до последнего распустились, превратившись в пышные розовые кусты, на которых горели крупные сочные бутоны самых разных сортов.
Ара спрятала горящее лицо на груди у маркиза.
– Мы сорвали вашей матушке весь план посадки.
– Она нас простит, – маркиз зарылся губами в волосы Ары, теплые ладони скользнули по ее спине, поглаживая, – завтра же закажу ей в питомнике новые.
Потом они шли от теплицы к дому. Шли долго, потому, что останавливались через каждые полдюжины шагов и снова целовались. И снова, и снова, и снова. И вскоре Ара уже не понимала, как жила раньше без его губ. Без его рук, которые, несмотря на очевидное желание маркиза, дрожавшее в расширенных зрачках, звучавшее в хриплом голосе, ощущавшееся в жаре бедер, ни разу сегодня не опустились ниже ее талии.
Свет в окнах особняка не горел: все уже легли спать. Нет, все-таки не все, как выяснилось, когда из-за закрытой двери соседней спальни раздался голос Бланш:
– Это вы, дорогая?
Ара поспешно постучала по мужскому плечу, и губы маркиза неохотно покинули ее рот. Переждав несколько секунд, пока дыхание более-менее успокоится, Ара ответила:
– Да, Бланш, простите, если разбудила.
– Я еще не спала. Вы их нашли?
– Их?.. – Непонимающе переспросила девушка.
– Перчатки, за которыми вы пошли… – Ара прижала ладонь ко рту, пытаясь удержаться от смеха и только сейчас вспомнив, что направилась в оранжерею вовсе не за тем, чтобы целоваться там до полного изнеможения.
– Нет… кажется, кажется… я их снова там забыла. Я сегодня немного рассеянна.
– Бывает, дорогая, свежий воздух так действует. – Аре показалось, или в голосе действительно проскользнули лукавые нотки?
А действует так не свежий воздух, а мужчина, целующий сейчас каждый ее пальчик и заставляющий сердце бешено колотиться в груди. И хотя Ара не испытывала ни грамма стыда за то, что сейчас происходило и происходит, получится все же неловко, если Бланш выглянет в коридор и застанет ее у двери спальни не одну, к тому же с растрепанными волосами и распухшими губами. Поэтому она нажала на ручку своей двери и громко сказала:
– Доброй ночи, Бланш!
– Спокойной ночи, Ара.
Последний поцелуй, самый нежный и сладкий, и Ара скользнула в свою комнату. Не зажигая свет, привалилась спиной к двери, прикрыла глаза и тронула губы, еще хранящие тепло и вкус губ маркиза. В груди словно тоже расцвел пышный куст роз с прекрасными ароматными лепестками и неотъемлемыми раздирающими душу шипами. И от этого было невероятно больно, и невероятно хорошо. А еще безумно страшно и радостно до слез.
Как же наивна она была в тот вечер в театре, когда решила, что сумела удержаться на краю, на тонком лезвии, не понимая, что странное томление в груди – это росток будущей розы, а сама она уже летит в бездну, распахнув ей навстречу объятия.
Нет, Ара не удержалась: она сорвалась прямиком в черную пропасть – влюбилась в чудовище, которое… быть может, все-таки не чудовище?
Аре снилось, что она лежит в ящике. Тесном длинном ящике, как раз под ее рост, и без крышки, а вокруг – только туман. Сплошное белесое марево, в котором скользят смутные тени. Девушка была полностью обнажена и не могла пошевелиться, поскольку тело сковывали тесным коконом плети роз. Они напоминали прекрасное благоухающее платье с кроваво-красными бутонами, а еще причиняли боль, и там, где в кожу впивались шипы, выступили алые капельки.
И снова, какая-то женщина звала из тумана:
– Ара, где ты? Девочка моя, ты где?..
Не просто, какая-то – ее матушка. Теперь Ара ее узнала!
Девушка хотела откликнуться, успокоить ее, но не сумела издать ни звука. А потом вдруг поняла, что лежит в узком проулке – из тумана вылепились кирпичные стены, на ближайшей из которых значилось «Лэйн-роуд».
Внезапно одна из теней выступила вперед, обретая плотность и знакомые очертания: высокая мощная фигура, гибкие уверенные движения хищника и… длинные когти на концах пальцев. Чем ближе он подходил, тем сильнее стучало сердце Ары, заходясь от смеси ужаса и томления. Мужчина склонился над ней и несколькими взмахами когтей разрубил оковы из роз. Ара вскрикнула, но вместо звука из ее рта вырос багровый бутон… Мужчина снова занес руку, сверкнув когтями, и…
В тот же миг туман разорвал истошный женский вопль, и Ара проснулась, чтобы уже через пару мгновений снова погрузиться в сон, совершенно другой и полностью развеявший следы предыдущего.