Три гостьи выглядели заспанными, словно выдернутыми из постелей – скорее всего, так и было, – и слегка испуганными. В одной из них Ара узнала молодую крестьянку, которую видела с маркизом под дубом. Другая была молоденькой девушкой лет пятнадцати, с ярко-зелеными глазами на чумазом лице, кутавшейся в, какое-то рванье – похожа на нищенку. Третья – широкобедрой крепкого склада женщиной средних лет, настороженно осматривающейся. А вот четвертая, лет двадцати пяти, совсем не казалась сонной, словно не спать по ночам – обычное для нее дело. Она шла уверенно, без тени смущения и даже нагловато оглядывая обстановку. Одета ярко, но безвкусно, а лицо слишком белое и румяное, чтобы эти краски принадлежали природе.
Компания была такая разношерстная, словно их хватали без особого разбора. Чейн завел гостий в кабинет и, сам зайдя внутрь, щелкнул замком.
Ара стояла, не в силах собраться с мыслями после пережитого волнения и бессонной ночи, и просто не понимала, что это значит. Четверо мужчин закрылись сейчас в кабинете с четырьмя женщинами, а она стояла и не понимала. И все еще надеялась, что этому есть, какое-то разумное объяснение.
А потом тонкий девичий голосок вскрикнул:
– Нет, пожалуйста, не надо! – наверное, та самая девочка-нищенка.
Что-то ударилось о дверь, словно в попытках выбраться. Дернулась ручка, которую терзали изнутри. Рывок, второй, и девушку оттащили.
– Потерпи, милая. – Пыхтенье доктора. – Тебе хорошо заплатят.
– Не-ет!
Какая-то возня, отчаянное трепыхание, словно кого-то силой удерживали на месте… еще один вскрик и… стон. Не удовольствия – боли. Испуганные возгласы других женщин.
– Что происходит?!
– Выпустите!
… отчаянные всхлипы…
– Крепче держи! – рык маркиза.
Совсем не такой голос должен быть у тяжело раненого и едва спасшегося от смерти.
И снова стоны, только уже не боли, а… чувственные, призывные.
– Хватит, ты убьешь ее!
Кого-то всхлипывающего отшвырнули.
– Давай… следующую… – тяжелое, с одышкой, маркиза. – А ты, Чейн, успокой Лизет.
Наверное, та самая крестьянка, раз Асгарт знает ее имя…
Вскрик, треск ткани.
Ара чувствовала, что ее вот-вот стошнит. Зажала уши руками, чтобы отгородиться от этого кошмара, хотела попятиться, но ноги парализовало, и она не могла сдвинуться с места. Так и стояла, трясясь всем телом и пытаясь не слышать звуки, которые все равно просачивались через дрожащие пальцы.
Вечность спустя это прекратилось. Мольбы, стоны, вскрики стихли, последовала возня, шелест одежд, словно участники приводили себя в порядок, и дверь снова отворилась, выпуская давешних четырех женщин, опять ведомых Чейном.
Самая младшая девушка, едва переставлявшая ноги, споткнулась и на миг повернула голову в сторону застывшей в тени Ары. Лицо гостьи было уже не испуганным, а пустым, погасшим и смертельно бледным. Такая же пустота царила в зеленых глазах, растерянно шаривших вокруг, на щеках блестели подсыхающие дорожки слез.
– Не туда, – дернул ее мужчина. – Налево.
От рывка за локоть монеты выпали из неплотно сжатого кулака и так и остались лежать на ковре…
Остальные гостьи были в не лучшем состоянии. Даже у той, что входила в кабинет с нагловатым уверенным видом, на лице застыла такая же потерянность.
Выпроводив женщин, Чейн вернулся, и вскоре все четверо мужчин уже окончательно покинули кабинет и направились к центральному выходу, распространяя запах бурбона, такой крепкий, словно они им обливались.
Четверо.
Маркиз шел впереди уверенным шагом. Переодетый в новый чистый костюм, он не кривился от боли, не прижимал руку к груди и явно не испытывал никаких затруднений в дыхании.
Это было невероятно…
Это было невозможно!
Это было… обманом. Да. Обманом!
Все с самого начала было обманом!
И завершающим штрихом – сегодняшний вечер, предпоследний перед окончанием контракта.
Его ранение, ярость, ругань мужчин – всего лишь тщательно спланированный спектакль. Потому, что человек не может просто встать и пойти после такой тяжелейшей раны, как у него. Он должен был еще минимум несколько дней проваляться в постели, а не запираться в кабинете с женщинами, а потом вышагивать, как ни в чем не бывало.
Но зачем? Зачем ему все это?
Мысли кружили, отказываясь собираться в нужном порядке, а эмоции рвали на части, выворачивали наизнанку.
Она поверила ему. Поверила, тогда, как все вокруг предупреждали этого не делать: Сесиль, мисс Коннорс, опыт ее собственной семьи, великосветские слухи и даже тот застреленный в карточном доме джентльмен, обвинивший Асгарта в мухлеже. И только Ара, как последняя идиотка, не хотела их слушать, потому, что так подсказывало сердце… Глупое никчемное сердце, изодранное сегодня в клочья, оплеванное и растоптанное!
А, как же его мать?.. Ведь она… Мать?! Ара запустила пальцы в волосы и со стоном сползла спиной по стене, чувствуя, как наружу рвется смех вперемешку с, какими-то лающими рыданиями. Просто отличная актриса, у которой во внешности нет ничего общего с «сыном». А все это представление с врыванием в гневе в кофейню – действительно для того, чтобы подставить Ару. Отрубить ей обратную дорогу в высший свет и толкнуть в объятия раненого «героя». Сжечь мосты, ведь ей теперь и правда некуда вернуться… А если б она все-таки не согласилась стать его по доброй воле, то по истечении договора и уже без опасности сердечного приступа ее бы… тоже, как этих женщин?!
И от кабинета велел держаться подальше не потому, что злился на нее, а, чтоб Ара не слышала, как они там смеются над ее наивностью, распивая бурбон…
Беспринципный циничный подонок, для которого нет ничего святого! Который убивает тех, кто говорит правду, разоряет семьи, осмелившиеся перечить его воле, и запирается в кабинете с кричащими от страха женщинами!
Потом мысли стали совсем хаотичными, разум не вмещал всех потрясений сегодняшнего дня, и Ара еле-еле, цепляясь за стену, затем за перила лестницы, дотащилась до своей комнаты и, не раздеваясь, упала на кровать. Мелькнула было мысль придвинуть к двери комод, но девушка от нее отказалась: во-первых, не осталось сил даже пальцем пошевелить, во-вторых, это препятствие не остановит того, кто выбивает двери ногой, а разозлить – разозлит.
От усталости она даже плакать уже не могла. И думала, что не заснет, но заснула почти мгновенно – как в пропасть рухнула, и в этой пропасти, в которую она летела весь остаток ночи, кружили разрозненные обрывки: циничная улыбка маркиза, его нежная улыбка, распускающиеся лепестки розы, горячее тело, вжимающееся в ее, удар когтей, брызнувшая кровь, женские крики и мужские руки, рывком раздвигающие ей бедра…
Ара проснулась разбитой, но странно спокойной. Словно погасшие угли. Потухшие искры. Человек, чьи чувства просто закончились.
И тем более странно было видеть Мари, ведущую себя, как ни в чем не бывало. Ара ей подыграла. Вернее, изобразила себя прежнюю. Даже спросила, как самочувствие маркиза – горничная была вчера в числе слуг, выбежавших встречать карету с «раненым». Та ответила, что хозяин уехал еще затемно и до сих пор не вернулся… Кажется, девушка смутилась. Только отчего? Стыдно было лгать в глаза? Или она действительно ничего не знала про дела маркиза и тоже не понимала, как человек в его состоянии мог куда-то уехать? Больше Ара не стала задавать никаких вопросов, и вскоре Мари ушла.
Девушка сняла колпак с подноса и позавтракала, обстоятельно и неторопливо. Или скорее пообедала, потому, что проснулась, как выяснилось, в три часа пополудни – организм восстанавливался после нервного потрясения. Или просто Ара не хотела никогда больше просыпаться. Хорошо, что леди не читают газет. Вряд ли бы ей понравилась статья на первой полосе таблоидов про вопиющий случай, имевший место в кофейне Картвилля. Ара даже почти видела строки, смакующие в сочных выражениях позор бывшей леди, пустившейся во все тяжкие с небезызвестным маркизом после банкротства семьи…
Мысли о родителях девушка постаралась загнать, как можно глубже. Не думать, не переживать произошедшее заново, не корить себя, иначе просто распахнет сейчас это окно и выпрыгнет…
Окно Ара действительно распахнула, но не для того, чтобы пафосно и глупо закончить свою жизнь, а, чтоб вдохнуть свежего воздуха. Он был тяжелый, вязкий, как и набрякшее пасмурное небо, больше приличествующее вечеру перед грозой. Но ей полегчало. А отсутствие эмоций помогло сделать то, что накануне помешал их избыток – думать. О том, что ее ждет впереди, что приготовил маркиз в этот последний день под его крышей, а еще о том, что, что-то не сходится… Ара нахмурилась, пытаясь подцепить ускользающую мысль, но та срывалась, словно верткая рыбешка с крючка, так, что девушка не могла понять, что же ее смущает.
Как-то все понемножку: невероятное по масштабам представление ради… нее одной? Поразительные артистические способности маркиза, который умел великолепно играть не только гнев и страсть, но и нежность. Или все-таки не играть? Глубокие и совершенно натуральные раны, которые она видела собственными глазами и не сомневалась в их подлинности, исчезнувшие за пару часов… Розы, которые не могли распуститься, но все-таки распустились – так же невероятно, как и практически мгновенное исцеление, как и нечеловеческая сила Асгарта, как и появляющиеся и исчезающие когти, как и… договор, нарушение которого грозит смертельным исходом. И в конечном итоге оберегающий ее от самого маркиза.
Наверное, она безумна, отравлена, совершенно заморочена этим мужчиной, но на пепелище сгоревших чувств упрямо пробивался росток… надежды. Ара упорно давила его в себе, но он поднимался снова и снова, нашептывая, увещевая, что у монеты всегда две стороны. И если ты смотришь только на аверс, это не значит, что реверса нет. Просто пока, что ты его не видишь. Но стоит чуточку повернуть металлический кружок…
Ара решительно сняла халат и принялась одеваться. Мари вызывать не стала.
Весь дом казался, каким-то притихшим, словно растерялся без хозяина, который уехал неизвестно куда и вернется неизвестно, когда. За пределами комнаты решимость девушки поубавилась. Она и сама не знала, куда идет. Просто шла и шла вперед, прислушиваясь к затаившемуся поместью, которое, казалось, в свою очередь настороженно наблюдает за ней. По пути не встретилось ни одного слуги, никто ее не остановил, как в кошмарных снах, в которых блуждаешь и блуждаешь до бесконечности по паутине коридоров и никак не можешь найти искомое место, пока пробуждение не вырывает из этого лабиринта, не имеющего выхода.
Только Ара совершенно точно бодрствовала. И, пожалуй, все-таки с самого начала знала, куда идет. Или узнала, когда остановилась перед невысокой дверью. В подвал. Конечно же, она будет закрыта. Девушка дернула ручку так, больше для того, чтобы в этом убедиться, и уже хотела отвернуться, но застыла на месте – потому, что створка беззвучно поддалась и приоткрылась…
Ара смотрела в черную щель, из которой тянуло сквозняком и еще чем-то, отчего волоски на шее поднимались, и словно бы раздвоилась. Одна часть девушки убеждала, что это очень плохая идея, и, что следует убраться отсюда, как можно скорее. А вторая – та, что никак не могла избавиться от сомнений, – утверждала, что очевидное и безопасное еще не значит верное, и, что сейчас, пока маркиза нет дома, у нее есть единственная возможность раз и навсегда покончить с сомнениями.
Мисс Коннорс накануне сказала, что все ответы в подвале. И ящики Асгарт с помощниками выносил именно отсюда… Ара чувствовала, что внизу ее ждет либо свидетельство его жутких и жестоких преступлений, и тогда завтра же на рассвете, как только истечет срок действия договора, она должна бежать из этого дома, бежать в полицию и рассказать там обо всем, включая тройное убийство в лесу. Либо же – и, что-то в душе замирало, отчаянно надеясь на это «либо», – она увидит реверс, который не видит сейчас.
Ара глубоко вдохнула, медленно выдохнула, сняла со стены зажженный канделябр и, растворив дверь шире, шагнула на уходящую в темноту лестницу.