Держаться на ногах, идти вперед нет сил,
Опоры ищут руки, упаду вот-вот
Старуха в страхе, как дитя, беспомощна.
Вступила я в украшенный венками храм
40 И вижу вдруг: у самого Пупа Земли
Богопротивный муж сидит просителем.
Кровь каплет с рук, стекает с обнаженного
Меча пришельца. Масличную пышную
Он держит ветвь, повитую заботливо
Руном белейшим - разглядеть успела я.
А рядом с ним - чудовищный, ужасный сонм
Каких-то женщин дремлет на скамьях. Нет, нет!
Не женщин, а горгон. О нет, Горгонами
Их тоже не назвать. Не то обличие.
50 Пришлось, я помню, гарпий на картине мне
Однажды видеть: пищу у Финея рвут;
С крылами те. А эти, хоть бескрылые,
Страшней, черней. Храпят. Дыханье смрадное,
А из очей поганая сочится слизь.
Наряд на них такой, что в нем ни в божий храм
Являться не пристало, ни в жилье людей.
Не ведаю, какого роду-племени
Страшилища. Какая бы земля, вскормив
Подобных тварей, горько не раскаялась?
60 Но обо всем властитель этих стен святых,
Сам Локсий многомощный позаботится;
Целитель и гадатель, очищающий
Дома чужие, исцелит и собственный.
Пифия уходит.
Отворяются двери храма.
Виден Орест, окруженный спящими Эриниями.
Возле Ореста стоит Аполлон,
в некотором отдалении - Гермес.
Аполлон
Я не предам тебя. Твоим хранителем
С тобой ли рядом, или от тебя вдали
Всегда я буду. Не спущу врагам твоим.
Гляди - в плену неистовые чудища.
Сковал их сон. Притихли твари мерзкие,
Седые дети Ночи. Не полюбит их
70 Ни бог, ни человек, ни дикий зверь лесной.
Рожденная для зла в подземном Тартаре,
Во мраке злом гнездится свора, мерзкая
И смертным людям и Олимпа жителям.
Беги от них, но не прощайся с мужеством.
Они вослед помчатся. Из конца в конец
Пересечешь ты материк и за море,
Минуя островные города, пойдешь.
Гоним, как вол, ты духом прежде времени