— Ага, так в чём дело, приходи в гости вечерком.
— Да я думала… Ты сейчас сильно занят?
— Работаю, но, — его голос отдалился и вернулся обратно. — Через два с половиной часа у меня обед, могу выбраться.
— Нет, не стоит беспокоиться, — я даже не подумала. Будний день, утро. Конечно же, он работает.
— Ты обижаешься? Ань, всё нормально? У тебя голос какой-то не такой.
— Нет, нормально всё, я просто спать хочу. Ладно, я пожалуй, пойду на боковую.
— Спокойно ночи или дня, — отозвался он. — Ждем в гости!
— Хорошо, пока.
Позвонить Олегу, но он сразу всё поймет по голосу, настолько хорошо он меня знает. И как знать, как отреагирует.
Затолкала телефон в карман и, открыв дверь, вошла в подъезд. Тишина в лифте перетекла в тишину пустой квартиры. Тиканье часов вызвало раздражение, давно хотела выбросить их в окно, но с такой высоты они могли прибить случайного прохожего.
В гостиной убрала лишние тетради, остальные сложила аккуратной стопкой. Учебный год подходил к концу, последний экзамен, практика и всё.
— Свинья, — вырвалось у меня, когда дошла до кухни. Глеб опять поставил кружку на стол и не воспользовался подставкой. Пятна от разводов украшали стеклянную столешницу. Посуда стояла в раковине. — Зараза! До мойки два метра!
Я ворчала, хотя обычно мне безразлично, где там что валяется. Взяв тряпку, я начала тереть стол, потом принялась отмывать кухню от несуществующей грязи.
Стёпа. Его образ отпечатался на сетчатке и стоял даже перед открытыми глазами. Его умоляющий взгляд, его рука на моей.
От любви до ненависти и обратно. Сердце ныло, билось напуганной птицей, хотело вырваться. Я терла поверхность тумбы, стискивая тряпку.
«Кнопа, моя маленькая кнопа» — его шепот, от которого волна мурашек разбегалась по телу.
Маленькая и глупая! Бестолковое существо.
Светлые глаза, когда-то я видела в них любовь. Я обманывалась, ошибалась. Сегодня я видела сожаление, а может, ошибалась снова.
— Жила же себе спокойно столько времени, нет, надо было ему объявиться! Можно подумать ему так нужно моё прощение! — впадая в такое состояние, я начинала говорить с собой. Странно это, но если рассуждала в своей голове, боялась сойти с ума.
Кажется, хлопнула входная дверь. Я резко обернулась на звук и сшибла локтем один из стаканов. Синее стекло разлетелось вдребезги, встретившись с полом.
— Блин! Аня, осторожнее нельзя? — донесся голос Глеба, как сквозь толстый слой ваты. — Это муранское стекло, родители дарили!
Звук бьющегося стекла оглушил меня и вывел из равновесия. Руки задрожали, перед глазами поплыло.
— А чего оно делает тут? На скользкой мойке! — отчеканила я, вроде твердо, но голос дрожал.
Повернулась к Глебу.
Мужчина сверлил меня взглядом, полным недовольства. Он говорил о стоимости лакшерного стекла, о ценности подарка. Ворчал что-то, пока я не подошла к нему в упор.
— Ты меня слушаешь? Я говорю.
Я оборвала затянувшийся монолог, едва не врезавшись губами в его губы. У самой дух вышибло. Голова закружилась, но не от поцелуя. Сама от себя была в шоке, от своего поведения.
Руками обхватила его шею, еще больше прижимаясь телом. Хотела сильнее, но воздуха не хватало уже.
— Аня, ты пьяная? — он уже забыл и про разбитый стакан и про его стоимость.
Глеб смотрел на меня, часто дыша. Мужчина улыбался, в растерянном взгляде все же читалось желание. Нетипичное для меня поведение сбивало его с толку, но по напрягшемуся телу было понятно — он не против.
Я прижалась теснее, сосредотачиваясь на его руках, на моей спине. Отрицательно мотнула головой, глядя прямо в глаза.
«Красивый мужик. И чего тебе дуре надо?» — спрашивала я себя, рассматривая его лицо, как в первый раз. Идеальные черты, которым может позавидовать любой актер Голливуда. Эспаньолка, идеально ему идущая. Стильно остриженные светлые волосы. Глаза. Я всегда обращаю внимание именно на них при знакомстве. В глазах Глеба смешивался зеленый и голубой — что-то вроде цвета морской волны. Эта его надменность во взгляде, помню, как она сменилась растерянностью, когда я отказала ему в свидании. Господи, столько времени прошло. Он же думал, что я выделываюсь, цену набиваю. А мне было просто не до него. Мама сгорала на глазах. Стёпа остался в прошлом уже тогда, но отголоски первой любви ещё жалили в сердце.
Как красиво Глеб ухаживал. Вечно заполошная я не могла полностью оценить всю красоту и романтичность его поступков. Один баннер, натянутый на стену дома напротив, с надписью «Аня, я тебя люблю» чего стоил. Помню, как мне было неловко, как ругала его за бессмысленные растраты, а он смеялся, что для меня ничего не жалко.
— Поцелуй меня, — прошептала я, не отрывая взгляда.
Просьба была выполнена. Я потянула его в сторону дивана, по пути позволяя раздевать меня. Руки его шарили по телу. Горячие прикосновения, пыталась раствориться в них, наслаждаться ими.
«Ты — прошлое, — шептала я невидимому бывшему. — Он — настоящее!»
— Встречай меня всегда вот так, — шептал Глеб, укладывая меня на диван.
И снова я заставляла его молчать долгим поцелуем. Они были мне необходимы, чтобы вытравить воспоминания о других губах. Губах, что когда-то дарили первые в жизни поцелуи, от которых подкашивались ноги. И первые в жизни прикосновения, в предвкушении которых ныло всё тело, и горела кожа.
Образ Стёпы так и норовил влезть в мысли, сбить с толку. Казалось, он наблюдает со стороны, нервно кусает щеки изнутри. Осуждает за то, что отдала себя другому, что предала наши чувства, наши воспоминания.
«Иди к черту! — кричала я беззвучно — Оставь меня в покое!»
Прикосновения Глеба. Его обнаженное тело. Вся страсть, с которой он двигается во мне. Это мне нужно. Раствориться в нём, прочувствовать каждый его стон, каждое движение.
— Нет! — пресекаю его стремление перевернуть меня на живот. Я четко осознаю, что должна его видеть, зачем? Не знаю, чтобы до конца осознавать, кто со мной.
— Ну-у, — канючит Глеб, но уступать я не собиралась. Мужчина сползает на пол, подтягивает меня к краю дивана. — Вредина.
Шепчет на ухо, прижимая меня к себе. В этом положении он полностью все контролирует. Я провожу ладонями по накаченным рукам, стискиваю плечи, запускаю пальцы в мягкие волосы. Я должна его чувствовать.
Мужчина не отрывая завороженного взгляда от покачивающихся грудей, тискает их, гладит выпирающие ребра с явным наслаждением, кусает губы. Я стараюсь прогнать стыдливость. Мне неуютно, неловко. Я почти плоская из-за диет. Пока похудеешь в ляжках, от груди мало что остаётся.
Глеб хрипло стонет, больно стискивает грудь. Закрываю глаза, пытаясь подстроиться под его ритм, полностью раствориться в нём.
Не те прикосновения. Без жара, без той любопытности, стремления впитать каждый изгиб, прочувствовать каждый сантиметр кожи. Ладони слишком холеные и узкие. Голос не тот. Стоны не те.
«Прочь, уходи!» — едва не кричу вслух, кусая губы до крови.
После сегодняшней встречи Степа стал слишком осязаем. Тело вспомнило его прикосновения, а запах его отпечатался в подсознании.