Прижимаю ладонь к груди, чтобы успокоить разбушевавшееся сердце. Как же больно, даже сейчас. Зачем она так со мной? Я ведь к ней сразу, искренне…
Всей душой прикипел, оберегал от всего и от себя даже. Верил, слушал, старался поддерживать. Неужели и про всё остальное врала? На жалость давила, манипулировала.
Зачем такие сложности. Ну, хотела она меня, неужели просто не могла сказать об этом? Взаимно же, она красивая и этого не отнять. Трахались бы да и всё, можно подумать, я бы стал отказываться. Сама ведь это прекрасно понимает, но строила из себя недотрогу. Играла жертву обстоятельств, несчастную овечку.
Кулаки сжимаются от злости. Жестокая лживая тварь! Придушить её хотелось тогда. Как из СИЗО отпустили, следить начал, выжидал чего-то, но не приближался.
Макс в бордель притащил, думал отвлечь. Я не смог. Смотрел на тех девиц, красивые, полуголые, а перед глазами она. Будто на сетчатке каленым железом выжгли.
Глаза эти огромные, добрые… смотрит так доверчиво, смеётся. Чистая, искренняя девчонка.
А на деле, похуже этих шлюх. Лицемерная сука.
А сегодня… неужели и сегодня кривлялась? Так искренне улыбалась, глаза светились радостью, когда меня увидела. Как волновалась, когда заметила шрам, как пальчики тряслись, когда прикоснулась к нему.
Я же видел, не мог же так ошибаться! Наговорить можно, что угодно, но глаза ведь врать не могут! Ведь не могут же?
Моя девочка, мягкая, доверчивая. Стонала подо мной, обнимала, целовала как в последний раз. Шептала всякие милые глупости. Прижималась ко мне так, будто от этого зависела её жизнь.
— Да блть! — от воспоминаний так не вовремя накатывает возбуждение. Пальцы ею пахнут. На плечах ноют царапины, оставленные острыми ногтями.
Красивая она, горячая. Хотел грубо с ней, чтобы на своей шкуре испытала, как это когда тобой пользуются. Хотел унизить, поставить на колени, трахнуть жестко, без прелюдий, как вздумается. Думал, если она станет для меня, как все, то смогу переступить и идти дальше.
Когда смотрела на меня с испугом. Когда гладила ладошкой по груди, уже тогда понял, что не смогу так с ней. Всё ещё люблю.
Угораздило же полюбить такую стерву!
Перед глазами плывёт от сигарет. Накуриться бы до беспамятства, чтобы навсегда вытравить её образ из себя.
Сколько там любовь живет? Скорее бы уже…
Телефон валяется где-то в машине, разрывается от звонков. Наверняка Макс потерял или родители. После случившегося меня стараются не оставлять одного, боятся, что вляпаюсь во что-нибудь. Да только поздно. По уши уже увяз в чувствах к этой бессердечной твари, как в паутине муха.
Берусь за телефон, всё же баба не стоит ни одной нервной клетки близкого человека. Нужно ответить, успокоить, сказать, что в норме. Просто катаюсь, соскучился по машине и городу.
Тебе-то чего надо? Входящий от Олега. А ведь Аня сейчас именно у него. Чего он хочет от меня?
— Алло, — успеваю ответить на звонок, стараюсь говорить спокойно.
— Далеко уехал? — хриплый голос звучит спокойно, но натянуто. Вроде не злой, напряженный если только.
— Тебе какое дело? — говорить выходит сквозь зубы, хотя он тут и не причём. Кажется, от напряжения даже челюсть свело.
— Не рычи, разговор есть.
— Говори, — выдавливаю из себя.
— Не по телефону. На площадь подъезжай, я скоро туда подойду, — на заднем фоне слышу ветер и шум улицы. Видимо, уже идёт.
— Хорошо, сейчас подъеду.
Сбрасываю и сажусь в машину. Понятия не имею, что мне может сказать её близкий друг. Может, она на меня пожаловалась, и Олег заступаться будет сейчас. Рыцарь, не то, что я.
Запоздало соображаю, что зря, наверное, переспал с ней. Хорошо было, но не в этом дело, мне сейчас ещё обвинения в изнасиловании не хватало только.
На месте первым делом паркуюсь, выхожу из машины и собираюсь осмотреться. На плечо ложится тяжелая рука. Сам не понимаю как, но реакция срабатывает мгновенно. Хватаю запястье, чтобы вывернуть руку и ударить.
— Угомонись, Костян!
У Олега крепкий захват. Без заморочек и выпендрежа, парень удерживает меня за шею одной рукой. Второй крепко перехватил предплечье. Не сдавливает, но дает понять, что в случае чего может и придушить.
— Я тебе не враг, и сюда не драться пришел, — говорит примирительно, ослабляя захват. — Остыл? Теперь давай поговорим.
— Извини, — киваю я.
Действительно неловко вышло. Олег нормальный мужик, да мне ничего плохого не сделал.
— Ничего. Я понимаю — нервы.
Парень присаживается на капот рядом со мной. Молчит, потирая ладони, словно у него руки замерзли. Кусает щёку.
— Я всё знаю, — выговаривает коротко, и под этим «всё» можно понять что угодно. Парень взвинчен. Голос ровный, лицо каменное, но жилы на шее напряжены, того и гляди лопнут.
— Ты о чём?
— Я уже подумал, Анька совсем головой поехала, раз к нему вернулась, но сейчас всё стало понятно.
Перевожу на него вопросительный взгляд. Ему понятно, а я всё больше запутываюсь. От одного упоминания её имени, по коже мурашки бегут. Не выходит её ненавидеть пока, как и разлюбить. Не в раз это всё, как бы ни злился.
На секунду в глазах Олега мелькает растерянность, но он тут же берет себя в руки, чтобы начать.
— Если оправдывать её пришел, то не надо, — обрываю его. — Выбрала его и выбрала, переживу как-нибудь.
— Не перебивай, хорошо? — взгляд исподлобья. Вроде добряк он, но захочет и втащит, даже рука не дрогнет. — Выглядит так, что хожу вокруг, да просто трындец это всё какой-то.
Хочется поторопить, но держу себя в руках. Напряжение ощущается кожей. Воздух наэлектризован, как перед грозой.
— Пришла, ревёт в голос, вся помятая. Я сперва подумал, ты с ней… — бросает на меня тяжелый взгляд. — Что обидел её.
— Я бы никогда. — Звучит, как оправдание. Стыдно становится от своих прежних мыслей.
Повисает тишина, он сканирует меня пристальным взглядом. Видимо, пытается понять, говорю ли правду. Может, и имею право ненавидеть её, но пальцем бы не тронул. Я лучше развернусь и уйду, пусть останется недосказанность, чем поднять руку на девушку.
— Самойлов, та ещё гнида, но такого я даже от него не ожидал. Аня тебя не бросала, — парень взъерошивает волосы, переводит дыхание. Я же замираю и жду, сигарету так до рта и не донес. — Это он посодействовал, чтобы тебя закрыли.
— Чего? А она-то тут причем? — ни хрена не понимаю, как это связано. Да и как мажор мог это сделать, уверен был, что ещё зимой Макс сделал всё, чтобы дела замяли. Олег будто предугадывает вопрос.