«Я все оставила для слова…» - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2
Анализ рукописей Некрасовой позволяет по-новому взглянуть на ее поэтическое наследие. Бережное отношение к слову, мастерство и профессионализм, присущие ее работе с текстом, свидетельствуют в пользу того, что перед нами отнюдь не «наивная поэзия», как это принято считать, а поэтическое откровение высокого свойства.
Некрасова Ксения. Неопубликованные стихи и рассказ
БЕЖЕНКА
Я именемне нареку ее.Все именавместит онав безыменьи своем.Я не достану жемчуговсо дна озердля глаз.В орбиты каждыйвложит ейлюбимый цветсвоих очей.Я облика не расскажу ее…Ее пиджак,Ее мальчишеские брюки,И на заплатах известняк,На тонких пальцахПятна маслаИ за ногтями пыль угля,Чуть наклоненная головка,Смешинки мягкие в щеках —И над собой,И над судьбой,И над превратностьюВ вещах.И тот, комуНа путиСуровое попадет лицо,Во взгляде ееНе найдет суеты,Не встретит буранных тревог.Метели и скорбиЛежат на дне,Покрытые синевой, —И все понимаетее душа:Скитания,и смерть,и боль.И пройдено все.А все-таки лучше —Жить!И встречный чувствует,Что он такой же,Что он похожДушою на нее.И неокрепнувшие духомПрезрят падениеСвое.РУССКАЯ ПЕСНЯ (переработка)
Идет русский солдатикомпо германской землеИ русские громы и ветрыидутколышутся в песнеЛюдизнаете ли вырусскую песнюкогда гневы идут по сердцу ееТесна земляПод ногами лежитПо всей землеБетон торчитЖелезные брусына пять аршинв землю своюне отец вбили в небе нетни луны ни звездчугунные кольябуравят сводРУССКАЯ ПЕСНЯ [8]
А восхищались и выкогда русской честиморе по коленозапоет гармоньЯ взмахну платкомНебеса в глазахГолубым моткомА народ кругомНа меня глядитГолова мояСединой блеститИ не стыдно мнеЧто седая яЧто на свете живуБольше тыщи летА плясать люблюПод гармонь веснеИ люблю я петьПри большой лунеОй надену ябусызвонкиебусы светлыеВ косы снежныеЗори русскиеДля красы вплету.В ЭЛЕКТРИЧКЕ
Подмосковные настроения
1944–1945
Упругость сини разорвав,Летит в окно пружинная струя,И, развеваясь, улицаНад безъязыким человечьим лбомВздымает волосы столбом, —И дачи, как райские птицы,С георгинами на хвостах,С солнечными перьями соцветийПо полям картофельным скользят,А в вагоне поручни зеркалят,И на стенах лаки горячи,На сиденьях граждане Москвы,Меж сидений тоже граждане стоят.Вошел слепой —Рукав пустойЗавязан за спиной, —В раскрытом вороте видать,Как мускул с мускулом сплетясьСкользит по шее стволовой.Лицо к сидящим повернув,Ломая тон и слух,Мелодию срубая хрипотой,Запел в рядыРовесник мой.Мотива верность не нужна,А важны в песне мы, —О всех о нас поет солдат,О нас о всех поет:Сидит старуха у печи, —Печь не белена и бура,От печи тянется скамья,Как иконопись древняя темна,И позолотою кудельнойПроконопачена она.Мучное сито на стенеИ сковородка в уголке,И в бублик свитые шнуркиВисят на ржавленом гвозде,И занавеска с резедойШуршит над полкою резной.Сидит старуха у печиВ оранжевом платке…Зачем сидит так по утрам,Уставясь тупо в пол,Не шевелясь и не дыша,И одинокая слезаИз век скользит по рукавам.Была семьяИ нет семьи,И нет хозяина в избе,И нет порядка во дворе,И сердце старой лебеда.Мотива верность не нужна,А важны в песне мы, —О нас о всех поет солдат,Поет о нас о всех.Вагон летит по утренним часам….Слепой поет,Народ молчит,В безмолвье головы склонив.ГЛАВНОМУ РЕДАКТОРУ «СОВЕТСКОЙ КИРГИЗИИ»
А мне в углу —Хотелось закричатьЗачем вы здесьВам в горы быЛучше коз пастиПолоть хлопокНо эти стеныПотолокИ эти люди из пескаИм нудностьСкучностьТяжесть нестиОдни пескииз словиз цифрДа галька бураяШуршит на счетахНо вот лицоКак маков листИз-под росыРосиной трепетнойСверкало на пылиКак будто капляС радуги скатиласьИ радужная ясность отразиласьВ прозрачности ее душиЗачем оноВ окурки и листыСветинки ясности внеслоАгаСкорбь отразиласьВ суетливости лбаИ росчерки поставила у губ.ПОСВЯЩЕНИЕ СЫНУ [9]
Мальчик очень маленькийМальчик очень славненькийДорогая деточкаЗолотая веточкаТрепетные рученькик голове закинутыв две широких сторонысловно крылья вскинутыптица моя малаяптица беззащитнаяесли есть ты, Господи,силу дай железнуювыходить Кирюшенькунад бескрайней бездною22/VIII-51.Боткинская больница, МоскваМИР
Граждане делают домныИм подвластны металл и пламяНо человеку власти над сталью малоЯ по утрам литейщика встречалаЕще тишайшая улица МосквыПодернута предутренней дремотойИ от асфальта до трубыДома в молчание погруженыЛитейщик шел могуч и седоусОт пребыванья у печейЛицо как сланц загарами сиялоВ брезентовой курткеОгромных размеровВ таких же широких как бочки штанахЛитейщик вставал на углу тротуараИ булку крошил на асфальт голубямИ сизые голуби важно шагалиИ глазом косились в лицо силача— Я извиняюсь очень перед вамиСказала я и спутала слова— Вы здесь бываете всегда?По-птичьему скосив глазаЛитейщик мне с достоинством сказал— Я здесь живуНедалеко металл варюИ голубей кормлюУже 15 лет1951ТАК БУДЕТ
Хотя лицо мое без морщинИ угадывают меньше летНоЛицо моеНе старится с годамиИ в сердце замедленья нетЧем больше летТем мир любимейИ насыщенье землямиНе совершитьНо отчего жеВ голову влетает мысльКрылом студеным осенивПять прочих чувствИ утверждаетсяНичтоНа осеянии вещейИ облачаются в ничтоТела цветовТела вещейКак на веревочке шарыВисит ничтоНад телами людей«Удивительные восторги…»
Удивительные восторгив месяц этотОкружают меня по утрамА я человекИ еще я танцовщицав синих снегахв сказаниях ветвейи в присказке кустовв словахчто красною резьбойоткрылисьТорчат на курьихлапках из души.«Веруешь, что слова твои…»
веруешь,что слова твоивысушат наговоры злаи добро принесут стихи,что поэмы людям — как хлебв голодающий день нужны,что ты голод насытишь ихутвержденьем поэм своих,если веруешь, так садись —оставайся тут и живи!1945, июльУ СТАНИСЛАВСКОГО
не ты льпо деревянным травамв зеленых солнцахв голубом плащепрошла на цыпочкахк сверкающей мечтечто выражена в облике поэтав безукоризненных 17 летно сквозняковый юношалишь мимолетным ветромвзглянул в источник глази отразило взглядтвое зеркальноенеопытное сердце«Вечер переходит в ночь…»
Вечер переходит в ночьДо карнизов налитый тьмоюУлицы как поваленные дубыС трещиной дупел в небоПятнами поставленнымиНа реброСкользят расплываясь людиНочь остается однаЯ захожу в метроБЫЛЬ
Вправо океан.Влево море,А посреди синьОт земли до утренних звезд.От лица моегоГород заморский стоит,А за спиной Китай лежит,А посреди ночи изба сидит.Все в государстве спят,А в избе хорошоВ горнице девчонка лежитГлаз у девчонки открыт и закрытА сама спит и не спитСтук брякЗа стеной в косякБряк стук…И снова паутинная тишинаКолышит звуки в ушахИ в рестницах зеленые радугиОбручами колесятИ опятьСтук брякВ деревянный косякБряк стукМалая тайно раскрыла глазаГолову подняла на стукОгромный столбОт прозрачной луныЛег из окна поперек тишиныУпираясь концом в порогОт окна слюдяные снегаБелый заяц сидит на снегахБелые уши в стекло торчатЗаячьи лапы в окно стучатСледы при звездах блестятмножеств белыхпри свете луныНЕНУЖНОСТЬ
Я забралась на холмИ жгучие стволы березПохожие на стержни молнийВонзались разветвленьем в тучуИ в землю тоже разветвленье шлоРосла трава сплошь укрывая почвуВ траве цветыА над цветами небоИ сбоку солнце темными лучамиПросвечивало до артерий всеВдруг предо мною черная махинаЧуть прислонила к небуСгорбленную спинуОкаменело плечи застудивЯ подняласьСтарушечья спина…Вот дряхлый пеньНа пне траваНа пне цветыИ пень в 100 летПо-дивному красивВот старый стволОбросший мхомИ вот старушечья спинаТак беспощадно для чегоОна в ничто облачена.Путешествие на край веселья
И пришедши в мир упокоения, мы встретили, как во всяком русском вместилище, — нищих. Среди них весьма упрощенной конструкции ящик на четырех колесах и, поминая души усопших, из ящика торчала огромная голова и узенькие плечи. А что касается остального, то о нем можно только догадываться.
Оставив позади себя это патриотическое явление, мы отправились на звон колокола и вошли в церковь. Тут моя собеседница начала озираться по сторонам, а затем спросила: в какой же стороне алтарь? Но сообразив, что это есть кощунственное поведение, да еще к тому же накануне Яблочного Спаса, мы направились к выходу.
Выйдя из церкви, моя спутница решила богохульно закурить свое зелье от астмы. Предвидя репрессии со стороны ждущих граждан, я постаралась ее остановить. Но она все-таки выполнила свое греховное желание и тут же в наказание потеряла перчатки.
Так, горюя о своей неосмотрительности, мы решили задобрить Господа Бога подаянием и приготовили рубль. В начале мы его хотели дать седовласому старцу, стоящему у ворот (ибо он был импозантен). Но старец этот оказался тайным капиталистом, так как он был сторожем этого кладбища и знал все выгодные места для собирания монет. И, отвратив свой взгляд от капиталистического наследия, мы решили этот рупь ввергнуть в руки гражданину в скромных одеждах, стоящему около решетки и вдохновенно взирающему на чудо архитектурного достоинства — башню с часами. И я, диктующая эти строчки, взяв рубль, бодрым шагом направилась к этому гражданину. Когда я подошла к нему и скромно сказала: вы не собираете денюжки? — гражданин на мое звучание отвел отсутствующие глаза от часов на башне и долго смотрел, недоумевая, что от него требуют. Немножко смутясь, я повторила свой вопрос. Тогда гражданин пришел в себя и краснея сказал, что нет, он пока еще может терпеть, что денежек ему не надо.
Пришлось возвращаться с рублем обратно. Уставши от столь нерадостных злопыхательств судьбы, мы сели на поленницу из дров. И так как мы сидели как добропорядочные дамы, вызывая своей чинностью благопристойные о себе разговоры, то и вызвали у проходящей с узелком мимо старушки весьма благопристойное отношение к себе. Старушка предложила нам купить спасительные книги: «Историю русской церкви» и другие. Но так как у нас для покупки книг не оказалось денег, то история церкви и жития святого Андрея нас не могли заинтересовать. Тогда старушка доверилась нам окончательно и оставила книги на попечение.
Старушка, скрывшаяся в неизвестном направлении, наконец появилась, заявив, что у нее даже на трамвай нет. Тут-то мы сообразили, что наш многострадальный рубль придется к месту. Мы ей его преподнесли и получили горячую благодарность. И, полные очаровательных ощущений, направились на набережную монастыря.
Там мы увидели прелестное место, где жила царевна Софья, и не туго торчащие балки, на которых меланхолически покачивались усопшие стрельцы перед окнами бунтарки.
От этих нравоучительных мест мы направились дальше к мастерской памятников, где из старых памятников делали новые памятники, что натолкнуло меня на весьма элегантную мысль написать новеллу о сраженьи двух усопших из-за жилплощади.
Но, отвергнув столь мрачные темы, мы перешли к реальной действительности. Идя по берегу озера, мы заметили, что вода около берега стала слегка дымиться. Тогда мы решили разъяснить столь магическое действие. И спросили у выливавшего из бутылки некую жидкость в озеро, что он делает. Он нам ответил, что пробует лак, так как он хотел его выпить, а приятель посоветовал проверить, так как лак может сжечь нутро… Что и подтвердилось в действительности: река дымилась, а жаждущий остался в своей жажде одинок и мятежен. Уставшие от обилия впечатлений, мы отправились на троллейбус.
1950
С. Сомова. Анна Ахматова в Ташкенте // Воспоминания об Анне Ахматовой. — М., 1991.
Глазков Н. Всем мил не будешь… // «Литературная Россия», 2004, № 4.
Из письма К. Некрасовой // РГАЛИ, ф. 2288, оп. 1, ед. хр. 83.
Там же.
Цит. по: Некрасова К. Письмо дорогому Сталину Иосифу Виссарионовичу от поэта Ксении Некрасовой. — http://kultura.kurganobl.ru/3600.html
Тимофеев В. П. Я часть Руси. К. А. Некрасова // РГАЛИ, ф. 2288, оп. 1, дело 104.
Булычева З. Письмо в редакцию «Огонька» // РГАЛИ, ф. 2288, оп. 1, ед. хр. 104.
Усеченный вариант стихотворения был опубликован в изданиях, подготовленных Львом Рубинштейном.
Стихотворение было впервые опубликовано Львом Рубинштейном и получило широкую известность. Однако в редактуре Рубинштейна стихотворение в два раза короче. Вариант, предложенный нами, был оформлен в рукописях К. Некрасовой как окончательный.