Я человек эпохи Миннезанга: Стихотворения - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4
Я человек эпохи Миннезанга: Стихотворения - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4
МЕЖЗВЕЗДНЫЙ СТРАННИК
«Эпохою металла и стекла…»
Эпохою металла и стекламы чванно называли нашу эру,но невозбранно наша кровь теклаи наполняла мира полусферу:печаль мутила наши зеркала.
«Кони темной проседи…»
Кони темной проседи,дивной красотыв ночь вселенной вбросилиалые хвосты:кони быстрой поступи,яростных приметмчатся високоснымикольцами планет.Кони мои, лошади,кони первый класс,до чего ж хорошиечелочки у вас,до чего ж отличныеуши и бока,кони необычные,радость седока.Вас кормить не надобно,ваше стойло – ночь,темными шарадамивы летите прочь,темными загадкамив темную судьбу,с голубыми прядками,с вызвездью на лбу.
«В юный мир весенних почек…»
В юный мир весенних почек,с тростью толстою в руке,он вступает, старый летчикв чесучовом пиджаке.Узкоплечий и сутулый,незаметный старичок –выступающие скулыи сухой пергамент щек.Что ж! Пошел восьмой десяток:жизнь была к нему добра,только пращуру крылатыхна покой уже пора.А когда-то в день багряный,в золотое торжествонеуклюжие «фарманы»поднимали и его.И народ обыкновенныйрасшумелся и притих,и гремел оркестр военныйяркой медью духовых.А когда-то над Касторной,сталью рельс, травой полянпроносился тенью чернойнезалатанный биплан.Тень крыла его ширялапо некошеной траве,слава след его терялав горной синей мураве!Сел бы он, захлопнул дверцу,взвился б ввысь в небесный быт,да хромающее сердцеподниматься не велит.И глядит он, старый летчик,сквозь сплетения ветвей,сквозь налив весенних почек,в ясный мир мечты своей:там, заламывая крылья,синеву беря в полон,пролетает эскадрильяреактивных веретен.И глядит он, авиатор,в синеву из-под руки,и за стеклами двойнымислезы теплые легки.
«Между тем как вздыхает забота…»
Между тем как вздыхает заботав кузовах голубой тишины, —неким ангельским чувствомполета небожители наделены.И о чем они плачут ночами,знают только лазурь да судьба;и как крылья у них за плечамивырастают земные гроба.Человек, обретающий крылья,дьяволеныш кошмаров земли,вознесись над бесплодною пыльюи развейся, истаяв вдали.Перехожий, прохожий калика,не вступая с вселенною в спор,перед святостью Божьего ликаопусти свой двусмысленный взор.Обреченному жить неохота,но в шатрах голубой тишинынеким сказочным чувством полетанебожители наделены!
ЯЩИК ПАНДОРЫ
Люблю деревянный ящик,эфирных приют голубей,веселый вокзал настоящихи выдуманных скорбей.Люблю стоголосое пенье,лингвистов таинственный вой,живые аккорды шопеньинад полузаснувшей Москвой.И это Попова наследство,волшебную эту молву,невнятную музыку детствапечалью своей назову!Люблю я смычки лимитрофьи,тоску канифоли сберечь –Шопена лирический профиль,певцов замогильную речь!Вселенную снова облапив,разбив элегический лед,шеллачной пластинкой Шаляпиниз пышного гроба встает.Люблю золотые раздоры,разрядов тревожную грусть —и весь этот Ящик Пандоры,как в детстве, учу наизусть.
ОБРАЗ КОРАБЛЯ
Не призрак длинного рублявлечет в далекие скитанья,а некий блеск, земное таяньеи водный образ корабля.Он где-то там – на грани вод,описанный в житейских книгах,он где-то там – на грани вод,в атмосферических веригахеще не узнанный – плывет.Не призрак длинного рубляменя влечет в простор стихии,а подчиненный мусикии,предвечный, как зрачки сухие,морозный образ корабля.Плыви. Отчаливай. Звени.Томись в девическом законеи в паруса на небосклонелазурь безумья заверни!
ТРЕЗВЫЙ КОРАБЛЬ
Нет, я не оклик чайки жалобный,не опьяненный небосвод:я волжский, рейсовый, трехпалубный,я пассажирский теплоход.Мне нипочем волны качание –куда желанней и милейтрудолюбивое урчаниемоих могучих дизелей.Взойди смелей – я понесу тебясквозь сутки ясности и тьмы,сквозь все хитрое плетенья сутеми,от Углича до Костромы!Мы, юные, не плещем плицамибылых фультоновских колес,и перед нами, светлолицыми,вовсю распахнут нижний плес.И, меж водой и небом плавая,как песня влаги и земли,неспешно движутся кудрявые,разлапистые Жигули.Плыви за нами, теплоходами,и за буксирами вослед,и всей душою слейся с водами,прозрачным стань, как звездный свет.Ах, как теплы ночные поручни,как звезд печальна череда,как всё, что было горькой горечью,уносит волжская вода!Во мгле усеянная бликами,светясь мирьядами огней,уносит вдаль река великая всё,что ты вымечтал над ней.Мерцают свечки в звездных лапочках,гудки заводят разговор,и капитан в казанских тапочкахвыходит в общий коридор.И с каждым мигом всё знакомееи всё родней навернякапунцовая физиономияиспытанного речника.Неси меня, река великая,влеки меня, моя земля,сквозь мглу, усеянную бликами,до астраханского кремля!
«Ни белила тебе не нужны, ни румяна…»
Ни белила тебе не нужны, ни румяна,океанская глубь, синева океана,где в неведомых недрах безмолвные рыбы,где на пляжах нещедрых, – замшелые глыбы.Не нужны ни румяна тебе, ни белила,океанская небыль, подводная сила,океанская небыль, океанская нежить,не приходит волна плавники твои нежить!
ПЛАНЕТАРИЙ В ДЕКАБРЕ
Асфальт, подошвы прожигающий,декабрьской скуки этажи,и слезы молодости тающейв твоих глазах еще свежи.Войди в запущенное здание,там купол бел над головой, –вглядись в десятое изданиевселенской смерти тепловой.Апоплексической комплекциитвоей – уютно ль в доме том,где космос уместился в лекции,где смерть грозит беззубым ртом?Там на известке вижу тени ясозвездий – звездных кораблей,в том храме – мерзость запустения,Коперник или Галилей.Там над наивными полянами,где всё осталось как всегда,часы летят ракетопланамив безмерные светогода!
«Есть путешествия души…»
Есть путешествия душитуда – за тридевять томлений,где все сады в весенней пенеи все причуды хороши,где над разливами цветенийвисят астральные ковши, –об этом ты и напиши,избавясь от вселенской лени!
В ГРАФСТВЕ ДЕРЖИКАРМАНШИРЕ
Живешь в своем печальном мире,в своей жестокости земной,как в графстве Держикарманширепод геральдической луной,где всё неведомо, покудане загудел сигнальный рог,где удалого Робин Гудашериф еще не подстерег.Ах, не до жиру, быть бы живу!Цветет Бенито Муссолин,орут разбойники «Эвиву»(а рожи плоские, как блин!).И, лапу вытянув, как деррик,в приветствии на прусский лад,грядет сиятельный истерик,жуя швейцарский шоколад.Должно быть, правы агитпропы,нам возвестив благую весть,что есть идиотизм Европы,закат буржуазии есть!Должно быть, скудною порою,еще не ведая стыда,подведомственны геморрою,вы поглупели, господа!Кому вы поклонились в ножки?В какой вы превратились фарш?Ефрейторские мандабошкииграли вагнеровский марш!Еще витал Семенов-Ляндреснаш в хоре нерожденных душ,но «Унтерганг дес Абендляндес»был явный факт, отнюдь не чушь!Закат Европы… Это вызов?О нет, лишь непреложность смет:нет лозунгов и нет девизов,и депозитов тоже нет!И голые, как черт в борделе,отучав свой совокупляж,стерильные Вильгельмы Теллистреляли в яблочный муляж.Холуйство рвется на подмостки.Резов палаческий эскиз.Червеобразные отростки.Полет валькирий. Браво-бис!Но станет фактом эта небыль-си прояснится эта муть,когда перестреляет Геббельссвою семейку. Вот в чем суть!Но даже и уже без плоти,и провалясь в тартарары,вы всё же вброд не перейдетеовраги Бабьи и яры!Не с плащаницы — с полотенца,во весь размах отверстых глазлик убиенного младенцаглядит на вас, глядит на вас.На чистокровногустопсовых,на долихоцефоголовых,псевдонордических господ,на тех, что чтят законов свод,когда он, так сказать, по частиих будто бы арийской масти,и на причину всех невзгод,на эти готики-фрактуры,на эти дротики халтурыи на фактуры и ажуры,бухгалтерский смертельный код,на ваших чувствьиц переливы.А скольких, впрочем, извели вы?Ох, венских опереток дивы,не зря вы проливали пот!Марики Рокк, Марики Рокк,роскошные ревю не впрок.А мы? Довольно ль мы брезгливы?!
ЗА СТЕКЛОМ ОКОННЫМ
Иди туда, где за стеклом оконнымцарит и плачет полночь без границ,потом лети по тропам беззаконным,лети в туман астральных колесниц.Все это попросту непредставимо:далеких звезд хрустальные миры,астральных сфер слепая пантомима,законы нам не ведомой игры!И все-таки нам путь едва ль заказанв безмерность, в неизвестность, в глубину, —и вновь лететь над пламенным Кавказому одичалой скорости в плену.И там — в утратах, в проторях, в потеряхприльнуть к морозным безднам бытия,где гневом пен обшит угрюмый Терек,серебряная льстивая змея.Над пчельником немыслимых роений,над газырями каменных светил,где непостижный лермонтовский генийневинную Тамару посетил!
«В День Космического Флота…»
В День Космического Флота,в золотой голубизне,Жизнь моя, моя Забота,ты подумай обо мне!Ты не думай, ты не думай,о судьбе моей угрюмойв золотой голубизне!Жить, конечно, любо-мило,смерть уныла и скупа, –на земле моя могила,в небесах моя тропа.Где-то там брадатый кто-топьет галактик молоко.В День Космического Флотаулечу я далеко!И, как яхту на приколе,как тоску в житейской школе, –дотлеванья уголек, –ты моей увидишь долиабрис, призрак и намек.Мир огромный – темный, темный,злая нежить, волчья сыть…В голографии объемнойоживу я, может быть.Рухну в Осени Столистой,очарованный прибой —голубино-золотистый,золотисто-голубой.Не чинясь и не печалясь,я спою, – постой, постой!«Мы на лодочке каталисьзолотисто-золотой».Жизнь моя, моя Забота!Только ль свету, что в окне?В День Космического Флотане печалься обо мне!Как ведро на коромысле,жизнь мою уравновесь:вот я в некотором смыслепред тобой раскрылся весь!Твой слепой межзвездный странник,очарованный избранник…Что ж, конечно, жизнь не пряник, –погоди, подумай, взвесь!Как квиточек лотереи,в пальцах я теперь верчуэти жалкие хореи,это сальную свечу.И когда в постылом пеплепотускнеет Облик Дня,может, я ее затеплюот небесного огня!
ИЗ ВОЗВРАЩЕНИЯ ДОН-ЖУАНА
Я дон Жуан, сродни морям и звездам,я ветер, пролетающий в ветвях,я дон Жуан, я просто вами создан,и я любовь, и ненависть, и страх,и лица женщин в яркой панораме,я смысл и вздор, отрада и печаль,я дон Жуан, я просто создан вами,и вас мне вот нисколечко не жаль!Я дон Жуан, вы только повитухи,ну а во мне вселенная поет, –летите, мухи, ах, летите, мухи,на мой еще не отомщенный мед,летите, мухи, ах, летите, мухи!Ужель во мне вселенная поет?!Что мне казалось? Что мне ночью снилось?Что виделось мне в голубом чаду?Любовь? Тревога? Радость или милость?Ну, отвечайте, я ответа жду!Я весь в тревогах дьявольской житухи,так что ж во мне томится и поет?!Летите, мухи… Ах, как горек мед!Как горек мед! Как люди к славе глухи!О нет, мне вас нисколечко не жаль!Я дон Жуан, я просто создан вами,я дон Жуан, отрада и печаль,и лица женщин в яркой панораме,и я любовь, и ненависть, и страх,и ветер, пролетающий в ветвях,сырой, как ветвь, сродни осенним звездам…Я дон Жуан, я просто вами создан,я дон Жуан, сродни морям и звездам,я дон Жуан, я этот звездный прах!
«Вот и всё, что нам приснилось…»
Вот и всё, что нам приснилось,что сквозь дрему позвало,только молодости милость,только месяца крыло.Вот о чем в печали давней,на краю седой землимы среди тревожных плавнейразговор ночной вели.Вот о чем шумели ветви,вот о чем шуршала тьмаради раннего бессмертья,ради позднего ярма.
«Проходят молодость, и старость…»
Проходят молодость, и старость,и жизнь, воздавшая с лихвойза все грехи, и плещет паруснад забубенной головой.Стремглав проходит всё на светелюбовь, и ненависть, и страсть,и только ветер, буйный ветеркорежит праздничную снасть.И кормчий дремлет у кормила,и, разверзая небеса,тяжеловесные светилавторгаются в Созвездье Пса.
ВОЗМЕЗДЬЕ
Душегуб сидит в подземной тюрьме,не хочется называть его человеком.Некогда был он себе на уме,а теперь только призрак он в смысле неком.Душегуб сидит в подземной тюрьме,не хочется называть его человеком.Миллионы загубленных у него на счету,но, быть может, о жертвах забыл он начисто?Но, быть может, постиг своих дел тщету?Миллионы загубленных у него на счету,но порою количество переходит в качество.Человека, умертвившего десяток других,убивают на электрическом стуле,чтоб на шкуре своей в смертный час он постиг,человек, умертвивший десяток других,всем хребтом арифметику эту простую.О, как вяло шагает Возмездье во мгле,истекавшее кровью в бесчисленных гетто,о, как вяло шагает Возмездье во мгле,есть весы и сто казней у них на шкале,о, как вяло шагает Возмездье во мгле,а бессонная совесть всё ищет ответа.За окном моим листья осенние ржавы,за окном моим желтых деревьев пожар, –душегуб ожидает заслуженной карыпо законам великих и малых держав,по законам великих и малых державдушегуб ожидает заслуженной кары.Он попался, палач. Но за кругом невзгодесть стада упоительно чистых господ,устоявших в нелегком земном поединке;на ладонях у этих господ ни кровинки,а они проявляли известную прыть,и у многих из них омраченная совесть,и на многие подлости каждый способен, –как же с ними-то быть? как же с ними-то быть?Жить бок о бок на всё позабывшей земле,видеть, как они ездят в своих «мерседесах»?Если гибель убийцы всего лишь довесок,есть весы, и сто казней у них на шкале.О, как вяло шагает Возмездье во мгле,как улиточья почта, улик эстафета,о, как вяло шагает Возмездье во мгле,истекавшее кровью в бесчисленных гетто,как дожди пузырятся в давнишней золе!Он в подземной тюрьме, оптовик-душегуб.Умерщвленные входят к нему без доклада.Он в подземной тюрьме, оптовик-душегуб,от ушей восковых и до втянутых губбелоглазое детище трупного яда.И строчат адвокаты о чьем-то престиже,и палач под землей, но еще не в земле,и о нем уже ставятся фильмы в Париже, –о, как вяло шагает Возмездье во мгле!
НОЧЬ В ШМЕЛИНОЙ ПОЗОЛОТЕ
В первой дымке – первый хмель,первых радостей конфузы,где за тридевять земельшмель гудит бронзовопузый.В травах бродит сладкий сок,закипает жизнь другая, –льются сосны в холодок,притяженье отвергая.И – покой, покой, покой,даже что-то неживое,обреченно-видовоев отрешенности такой!И не знать – чего хотим,и не ведать, что за штука,и – как творческая мука –бренный мир неощутим!И – от прадеда до внука –бренный мир неотвратим!В нем незрячий глазомерв шестиногости инзекта,ведь из них какой-то Некто —их Овидий и Гомер!Не ступай и не ходипо хитиновым их латам,по вселенным непочатымс детской мукою в груди!Это Сказка Наявуили эпос благодарный:сосны льются в синевувсей корой своей янтарной,а над ними птичьих тропживописные газетытам, где музыка утробполнит дачные клозеты.Птичий щебет, птичий путь,реактивные глаголы, –древней синью полуголы,скособоченные чуть,в колыханьи ветеркасонмом гроз второго сортапроплывают облаканад грядой Аэропорта.В пыльной сваре тополя, –пленно кружится планида, –отрывается земляот летящего болида!В ней таинственная вестьв озареньях рудознатца, –в ней такие клады есть,что не вызнать, не дознаться!Так вздымай в эфир, земля,эту бренную крылатость,в ней июльского шмеляшевеленная мохнатость;незатейливый метражсиневы в хвое иглистой,безмоторный стрекотажюных велосипедистов.Мимо всех Медин и Мекк(мы уж вроде пообвыкли…)в пыльных шлемах едет Векна корявом мотоцикле.Электричка гомонитмеж платформами Казанки, –беспечальный индивидстроит сказочные замки!Он совсем не так уж прост,потому что из забвенийслышит трав подспудный рости мельканье поколений.И от грешного житьяопостылевших бабенокдлится вечность бытия:Стебель. Дерево. Ребенок.Всё, что в жизни и в душепробуждается, воспрянув;всё, что на папье-машев синеве меридианов.Что ж, конец всему венец,остальное — просто бредни!Только глобус, как тунец,копошится в частом бредне;и душе полуживойеле слышен голос плотитам, где блещет синевойНочь в Шмелиной Позолоте!
ЯБЛОКО НЬЮТОНА
Всё, что в душе отзвучало когда-то,нынче мы вспомнили с ясностью новой:яблоко Ньютона, чайник Уатта,свод стратосферы темно-лиловый.Где уж там с нашей рифмованнойпрытью гнаться вослед за наукою точной!Как начинаются наши открытья?Как наши образы видим воочью?Вам – победителям скорости звука –славу поет межпланетная рань!Рядом с поэзией – ваша наука,как перейти эту тонкую грань?Пусть обвинят нас в отсталости, в косностии в приземленности как таковой:нету стихов без отрыва от космоса,нету поэзии сверхзвуковой!Пусть увлекают астральные гомонымастеровых внеземного стиха –наша поэзия насмерть прикованак жалкой сопилке в руках пастуха.Сердце земною любовью опутано,песни в нем прежние не отцвели:падает сердце, как яблоко Ньютона,в зеленокрылые травы земли.
«Вновь я слышу вращенье планиды…»
Вновь я слышу вращенье планиды:отчего, отчего это так?Не язык, а слюнявый подкидыш,не гекзаметр, а стертый пятак, –вновь я слышу вращенье планиды:отчего, отчего это так?Вновь вещает Париж д’Артаньянаголосами волынских молитв, –нет ли в творчестве этом изъяна,что в печали как сказка звенит?Вновь вещает Париж д’Артаньянаголосами волынских молитв!Я увижу Тирренское морена краю невозможного дня, —если жизнь, как сквозняк в коридоре,вдруг возьмет – и простудит меня!Я увижу Тирренское морена краю незабвенного дня.Будет синь, синева и изначалья,будет бред голубого огня, –если жизнь самой светлой печальюна заре не обманет меня,если жизнь непременной печальюна заре не обманет меня…
«В вагонах длинных люди ездят…»
В вагонах длинных люди ездят,гудят стальные колеи,лучи невидимых созвездийне долетают до земли.Лучи немыслимых созвездийвздымают сумеречный прах, –горит фонарь на переездев каких-то дальних временах.Горит фонарь на переезде,и нет вражды, и дружбы нет;лучи невидимых созвездий,недолетевший к людям свет!Ну что ж, задень струну тугую,пусть прозвенит созвездьям всем,на что я горько негодую,на что не жалуюсь совсем.Задели вскользь гитары гриф мыво имя неба и земли,и потекли глухие рифмы,слепые строки потекли.Но нет занятья бесполезней,чем славить солнце до зари…Лучи невидимых созвездий,мигающие фонари!Законам вечным мы не будемперечить. Прописи гласят,что по земле блуждают люди,созвездья в небе колесят.
ВОЗДУХ
Если спросят у меня:«Где герой твоих поэм?Где предмет твоих суждений?»Я отвечу кратко – воздух.И мои поэмы – этолишь большой воздушный замок,исполинский гневный замок,полный воздухом до края.Если спросят у меня:«В чем предмет твоих терзаний?Чем томишься ты во мраке?»Я отвечу – это воздух,это синий звездный купол,полный воздухом до края,это всех превыше сводовбезвоздушное пространство,оправданье всех Ньютонов.Воздух, воздух, воздух, воздух,вот герой моих поэм.
«Незаметно движется время…»
Незаметно движется время,погляди на часы «Омега», –опадает легкое бремя,ноздреватое бремя снега.За окном бело и пушисто,не спеша ковыляют стрелки,и, должно быть, нежней батистасиневатый огонь горелки.Сквозь него пролегают хлопья,сквозь него пролетают тени,сквозь него пролетают копьяи плывут корабли метели.Эти копья острее стрелок,на которых висят минуты:я увидел их, я узрел ихна пороге душевной смуты.На пороге печали шалой,и тоски по нездешней тризне,и неведомой, но, пожалуй,не совсем невозможной жизни!
«Это по Гюйгенсу, по Христиану…»
Это по Гюйгенсу, по Христианув ночь ковыляет по рыжей стенемаятник. Эта печаль не по мне.Я не причислен к державному клану.Что ж, говорите! Я слушать не стану:только ли свету, что в вашем окне!Блик золотой на кирпичной стене.Это по Гюйгенсу, по Христиану!Ветер слагает осанну, осанну, —корчится сердце в ничтожном огне.Плакать, увы, не положено мне, –так говорите, я слушать не стану!Это по Гюйгенсу, по Христианувечер, в наследство доставшийся мне!