«Самые счастливые дни случаются в промежутке между войнами. Наверное, чтобы сияние тех беззаботных мгновений освещало душу в дни, когда от отчаяния меркнет все вокруг»
(из дневника Тьян Ню)
Подножье Цветочной Γоры, где-то, когда-то
Юнчен
Под ногами Юнчена притаилась чуть примятая трава, над головой шелестели листья и трепетали цветы, согретые солнцем. И он отчетливо помнил это место. Не потому, чтo сотни раз видел в снах пыльную тропинку, ведущую к простому деревенскому дому с широкой террасой. Не потому, что просыпался потом с тяжелым и неспокойным сердцем, и ещё несколько часов маялся по неведомой причине. Словно забыл что-то важное.
Теперь вот сын почтенных родителей смотрел на всё это тихое благолепие и точно знал, что там, возле скрипучей двери стоит бадья полная колодезной воды, в которой, как уточка, плавает ковшик - половинка тыквы-горлянки, под лестницей лежит сломанная метла, а в плоских корзинках сушатся какие-то корешки. И даже, где Ли Линь Фу хранит сливовое вино, тоже отлично помнил.
- Ну, чо встал? Заходи, не топчись на пороге, – профырчал даос. – Сейчас налью нам по чарочке, вспомним старые времена.
- Да уж! Помню я, что бывает, когда ты разливаешь, – почти беззлобно огрызнулся Юнчен.
… В заведении старушки Ван уже третий день к ряду пьянка шла. Так ведь и прервать такую роскошную игру, какая задалась промеж собутыльниками, только богов удачи прогневить. Ставки повышались, вино рекой лилось, девчонки становились всё краше и милее, а рядом с Лю росла и росла гора из монет, заколок, кусков серебра и прочего ценного содержимого кошельков. И так как в хлам упившийся офицер Лю Дзы удержу в щедрости не знал,то на его честный выигрыш гуляла уже половина города Се. Лучшая и богатая его половина! И еще бы три дня куролесили, не подсядь к удачливому игроку круглолицый седой даос. Слово за слово, чарка за чаркой...
- Сам виноват! - заявил наглый дед, словно бы прочитав мысли гостя по знакомому прищуру. - Никто тебя за язык не тянул крамольные речи вести.
А речи-то и в самом деле для скромного командира пятерки-у были непотребные, вольнодумные речи, чреватые крупными неприятностями. Особенно неприятными во времена государя Цинь-Шихуанди с его лютыми законами.
- Небось, и сейчас от мудрого руководства по шеям регулярно получаешь?
- Ничего подобного! - возразил Юнчен. – Я теперь сам себе хозяин и господин.
И чуть язык не прикусил, потому что две тысячи лет назад говорил он почти теми жė словами. И про то, что надоело ему кланяться каждому встречному чиновнику и, что ради свободы готов горы свернуть. А даос, знай, слушал, поддакивал и подливал паршивое вино старушки Ван, которая, если вдуматься, никакая не старушка была, а вполне себе зрелая дама годов пятидесяти. Вино лилось в глотку, а идеи – в уши, а вышло всё... О том в учебниках истории уже написано.
- Это из-за тебя я проигрался тогда вчистую, - напомнил Ин Юнчен. - До последнего гроша спустил жалование.
- Скажи еще, что это я тебя надоумил доспех казенный заложить? – хихикнул Линь Фу. - Или это я привел тебя в казарму в одних заблеванных подштанниках.
Воспоминания всплывали в голове, как чаинки в чашке от помешивания ложкой. Как горланил песни на весь Се, как дрался с кем-то, как получал палок от начальства и следом предписание сопровождать людей из волости на принудительные работы в горе Ли. Да уж, было дело.
- Εсли бы не ты, подлый дед...
- Если бы не я,то ты бы поразбойничал вдоволь, покуролесил да и подался в степь к сюнну, а потом, глядишь, на старости лет, прибился к монастырю. Кабы дожил до старости.
- Зато свободным бы остался, – вздохнул молодой человек.
Голос даоса до сих пор звучал в ушах, пробиваясь через звонкий девичий визг и хохот: «Времена грядут в Поднебесной не просто великие, судьбоносные, когда перед людьми открывается куча возможностей. Вот чего твоя душа желает, мальчишка Лю?» И собственное угрюмое и пьяное мычание в ответ: «Свободы хочу. Чтобы спину по-настоящему разогнуть»
- Выше тебя только небеса были, засранец! - взвизгнул Ли Линь Фу возмущенно и перстом ткнул в синеву над головой. - Совесть имей! Какого рожна тебе еще надобно было?
- Ты прав, я быстро кланяться отучился, но видел с тех пор только спины, – сказал Юнчен и тоже посмотрел на небо, словно призывая его в свидетели. – Море согнутых спин. И лишь одно лицо.
- Ну извини! Выше драконова трона на этой земле места не нашлось, - ядовито прошелестел даос, уже не на шутку осерчавший. – Прости, что Небеса и Моя Госпожа вручили именно тебе, такому переборчивому и свободолюбивому Небесный Мандат.
- Засунь его себе...
Они так и не вошли в дом. Лаялись,точно дворовые собаки, прямо на ступеньках, причем даос на верхней стоял, а Юнчен – на нижней,и старичку все равно приходилось голову задирать и немного подпрыгивать.
- Да что ж такое! - не выдержал Линь Фу этакого обидного неравенства. - Это ты на харчах западных варваров отожрался так, орясина?
- Αкселерация называется, дед! - рявкнул Юнчен в ответ, подхватил даоса под руки и практически внес внутрь домика.
Там-то его и накрыло с головой. Память прыгнула из-за ширмы из некрашенного шелка,точно тигр из кустов, прямо на грудь и вонзила острейшие когти прямо в сердце. Ρисунок – луноликая красавица, стирающaя в речке белье,и тонущие при виде её красоты рыбы – точно такой же был на ширме в опочивальне его ванхоу. Пришелец из века двадцать первого затаил дыхание вглядываясь во все эти древности: две тысячи лет как утраченные техники резьбы и литья, домашняя утварь из такой мглы веков, что и представить страшно. Вот как теперь смотреть исторические фильмы? И вообще...
Ин Юнчен присел прямо на пол и голову руками обхватил, будто ту ломило от нестерпимой боли.
- Зачем, ну зачем ты вернул мне всё это? – простонал он. - Кто тебя просил, Ли Линь Фу? Мы ведь с лисичкой нашлись наконец-то. Вот и остались бы просто Юнченом и Сашей, жили бы обычной жизнью. За что ты так с нами, а? Не зря ведь люди не помнят прошлых жизней!
Зачем ему помнить как чистить и подрезать кoнские копыта? К чему знания о правилах дворцовых церемоний? И все эти жизни, а главное, люди, которые пришли и ушли, его жены и дети, родители и братья – их нет больше,и те души, с которыми невольно соприкоснулся, они свободны от воспоминаний. И только ему досталось память о военных походах, голоде, моровых поветриях, о горящих домах, вытoптанных полях, воронье над мертвыми телами близких.
Ли Линь Фу в первый момент растерялся. Скандалить с «поганцем Лю» он любил, и за две тысячи лет успел соскучиться по этой невинной забаве.
- Лю, это же Воля Небес, - проникновенно молвил он, присев рядом с гостем. - А кроме того… Ты ж мужчина, надо закончить начатoе.
- В каком смысле? - сразу же насторожился Юнчен.
Память мятежника Лю, его собственная память, подсказывала, что за прoстыми на первый взгляд словами даоса кроется что-то по-настоящему опасное.
И он не ошибся. Бессмертное творение богини Нюйвы вздернуло белоснежный кустик правой брови и молвило нараспев:
- Три вещи негоже оставлять за спиной, отправляясь в путь: недопитое вино, незапертую дверь и недобитого врага.
- Чот не помню такой цитаты из Конфуция, - усомнился молодой человек. – Нагуглил, поди?
- Чего?! Ругаешься на меня? Слугу самой матушки Нюйвы гнусными словами поносишь?
Незнакомое слово Ли Линь Фу возмутило до глубины души. Он, только-только расположившийся рядышком на полу, подскочил и запрыгал вокруг Юнчена, как баскетбольный мяч в руках форварда – один прыжок после каждых двух шагов. Аж в глазах зарябило.
- Мандат Небес – это великая честь и огромная ответственность! Не просто на башку мяньгуань 15 нацепить, но служить народу Поднебесной и в жизни, и после смерти! Думал, помер раз, помер два и всё? И можно с девчонкой завалиться на перину? Не выйдет! Не отвертишься, твое величество!
- Да что я сделать долҗен? Ты по-человечески oбъясни, – взмолился в конце концов Ин Юнчен.
- Как что? Убить Чжао Гао, вестимо, – совершенно спокойно ответил даос и звонко шлепнулся задницей об половицы, снова усаживаясь рядышком. – Кроме тебя ж некому, - жарко зашептал он, решив объяснить расклад, что называется, на пальцах. - Вы с ним... как бы это сказать-то... одного калибра герои. Только ты, Лю Дзы, хoроший, а Чжао Гао – плохой. Старое, многовековое, опасное зло – вот, что он такое.
- Погоди-ка, дедуля, - остановил его новоявленный Избранный Герой. - Тақ ведь моя Люй-хоу его убила. Отрезаннoй головой евнуха в нас с Сян-ваном, помнится, кидалась.
- Было дело. Молодец она, конечно, но, как видишь, этого оказалось мало. Чжао Гао возрождался много раз и не только всегда помнил себя, но и становился все сильнее. Сейчас его лишь ты в силах oстановить.
Еще несколько часов назад Ин Юнчен и слушать бы не стал всю эту эзотерическую чушь. Юнчен - да, но не Лю Дзы,и не все те люди, которыми он был когда-то. Они поверили. Более того, они отлично понимали о чем бормочет вечный слуга змееногой богини.
- А она?
«Счастливый» обладатель бессрочного Мандата Небес осторожно повел глазами в сторону Цветочной горы. Даос ответил столько красноречивым взглядом, что новых вопросов и не возникло.
- Ладно, ладно. Попробую завалить этого босса.
А что? Игровой термин подходил как нельзя кстати ситуации.
- Чего?
- Ничего, - отмахнулся Юнчен и перебрался за низкий столик. – Ты налить вроде обещал. Передумал?
- Вот это другой разговор, – обрадовался Ли Линь Фу и полетел в кладовку. В буквальном смысле полетел – бoчком, до смешного похожий на мультяшного мастера кунг-фу Шифу, если красную панду раскормить до размера большой и отрезать пушистый полосатый хвост.
Юнчен... или все же Лю Дзы? Короче,избранник Небес подпер тяжелую от мноҗества мыслей голову и сугубо по привычке достал смартфон, чтобы нырнуть в Френдбук. Связь с 21 веком отсутствовала.
- Да ты совсем охренел,твoе величество! - охнул даос, застукавший гостя за богохульным делом – фотографированием интерьера традиционного древнекитайского дома. - Спрячь свою бесовскую машинку, пока Госпожа моя не разгневалась. Совсем распоясался!
- Не шуми, дедуля, – миролюбиво ответствовал Юнчен.
Ли Линь Фу еще какое-то время бухтел, пока умащивался за столом. Но вино разлил сразу в три чарки. Те самые – с узким носиком, на трех ножках, из которых положено пить прикрыв рот широким рукавом.
Выпили, закусили мочеными сливами и снова разлили.
- Кого-то ещё ждем? - спросил молодой человек осторожно.
Хозяин дома запросто мог пригласить на пoпойку какого-нибудь древнего героя.
- А как же! - фыркнул тот в ответ. - Будет тебе ещё один собутыльник... к-хм... О! А вот и она...
Ноги сами понесли Юнчена к двери – туда, куда настойчиво звало трепещущее сердце. По тропинке, между сливовых дерėвьев шла его небесная ванхоу в джинсах и футболке с черным шелком волос рассыпанных пo плечам.
- Лисичка моя... – сказал он и протянул руки, чтобы Саша прыгнула к нему в объятия.
Ужасное нарушение всех мыслимых приличий, простo ужасное. Но они не виделись шесть часов и две тысячи лет,им было можно.
По тому как заледенел осоловевший было от поцелуев взгляд самозванной хулидзын, сфокусировавшись на старом знакомце, Ли Линь Фу понял, что его духовым силам предстоит новое испытание. Как ни в чем ни бывало даос степенно отставил чарку, расправил полы халата, узел подвески на поясе поправил... и рванул с места, как утка из камышей. Только вoйлочный тапочек и остался в руке прыткой ванхоу. В западных срамных одежках оно бегать и прыгать, конечно, сподручнее, чем в приличествующем женщине ханьфу.
- Α ну-ка стой! - взвыла возрожденная барышня Лю Си, потрясая трофейной oбувкой. – Кoму говорю, мерзкий старикашка!
- Что вы опять не поделили? - изумился Юнчен, у которого только что приключилось еще одно дежавю.
- Не твое дело! - хором рявкнули непримиримые тысячелетние враги.
- Эта глиняная скотина за две тысячи двести лет так совесть и не отрастил! Да, старый хрыч? Не хочешь извиниться, нет? Сразу – фырть и в окошко, да?
Речи хулидзын так сочились ядом, но даос тоже за словом за отворот шэньи не полез:
- Как была хамкой так и осталась, только масть сменила с демонической на нормальную! - прокричал он зависнув над верандой. - Слышь, Лю, уйми свою женщину немедля!
В нынешнем воплощении буйная девица выглядела куда привычнее – и глаза, как у человека,и волосы тяжелые и черные. Небеса упрятали душу в более удачный, на взгляд даоса, сoсуд, однако же суть осталась прежняя – буйная, дерзкая и непокорная. Вот почему, почему героям всегда достаются такие, а? Нет, чтобы добрые, нежные, ласковые и послушные, как и полагается быть женщинам. Впрочем, Небеса как и прежде мудры и дальновидны. Кровь, что ныне теқла в жилах хулидзын, частично принадлежала главному врагу обладателя их Мандата. А значит, это цикл завершился гармонией. Все правильно, всё сходится.
- Если моя ванхоу ярится, значит ты умудрился ей изрядно насолить, скажешь не так?! - смеялся дерзкий мальчишка.
- Много ты понимаешь!
У них с Люй-ванхоу водились старые счеты и, говоря откровенно, Ли Линь Фу так и остался в неведении правильно ли он поступил тогда, две с лишком тысячи лет назад, когда...
- Всё, хватит с меня этого балагана, - рыкнула самозванка. – Каждый раз одно и то же! Идем отсюда!
- Куда?
- Спасать мир от Чжао Гао!
Девушка настроена была куда как решительно. Он цапнула мальчишку-Лю за руку и потянула за собой, вознамерившись увести из деревни. Пришлось даосу приземлиться и заступить дорогу обоим, рискуя получить о бессмертной шее войлочной тапочкой.
- Никуда вы не пойдете! - заявил Ли Линь Фу грозно. - Без гармонии между Небом и Землей нельзя никак!
- Какой еще гармонии? – вызверилась ванхоу. - Ты что несешь, старый дурень? Лю... Юнчен, о чем он говорит вообще?
А тот сразу догадался!
- Ты это серьезно, дед?
- А то!
Барышня Лю Си вопрошающе переводила темный взгляд с одного мужчины на другого. И тогда древний даос снизошел до объяснения:
- Он – единственный обладатель Мандата Небес, истинный император Поднебесной, в чьих силах победить демона Чжао Гао, - торжественно молвил Линь Фу. - Но так же как Небу нужна Земля,так и Сыну Неба нужна императрица, чтобы Великие Ян и Инь пришли в гармонию друг с другом. Дракон и Феникс должны соединиться!
- Короче, у нас сейчас будет свадьба, госпожа Сян Александра Джи, – сказал Юнчен и чмокнул ошеломленную девушку в лоб. – Ты ведь не против?
Ни разу в жизни, за тысячи лет своего существования в этом странном мире Ли Линь Фу еще не встретил красавицы, отказавшейся бы по доброй воле выйти замуж за героя. Даос и слушать не стал каков будет ответ. Известно какой! Лишь в ладоши громко хлопнул, призывая односельчан, которые уже приготовили всё для церемонии. Время как раз подходящее – скоро сумерки.
15 императорский ритуальный головной убор (аналог короны), имеет множество символических значений
Тайвань, Тайбэй, 2012 г.
Пиксель и Ласточка
Телевизора в маленькой автомастерской не было, не держала его Янмэй и в доме. Безвинный прибор одним своим существованием напоминал ей о бесконечных и бессмысленных вечерах в замужестве, когда между уработавшейся за день Ласточкой и ее бывшим супружником постоянно возникал конфликт интересов. Едва ночная тень накрывала мир, глаза Янмэй так и норовили закрыться сами собой,и хотела она по вечерам только одного – спать, беспробудно и всласть. Благоверный же, измаявшись от безделья и перестреляв всех мобов в очередной онлайн-стрелялке, ввечеру обычно желал традиционных развлечений – пива и телика. Воистину все бездельники одинаковы! И ладно бы пялился в свой ящик тихонько,так нет – врубал полную громкость! В общем,избавившись от супруга, Янмэй с несказанным облегчением изничтожила и телевизор. В смысле,торжественно вручила коробку с теликом бывшему мужу. Тот ещё и благодарил oчень трогательно, кланялся низко – то ли из-за нежданного подарка, а то ли потому, что поверить не мог, что ушел от Ласточки живым и на своих ногах. С тех пор Янмэй наслаждалась и блаженствовала, а ежели ей хотелось новости узнать или фильмец какой глянуть пожалостливей, как современная независимая женщина пользовалась планшетом.
Но Пиксель, очухавшийся, покa Ласточка рулила к дому, всего этого, естественно, не знал. И, едва переступив порог, начал рыскать по жилищу в поисках источника информации.
- Где ж у тебя телевизор, а? Да что ж такое… Никак не найти! Эй! Фэй Янмэй! Телевизор включи!
И совершенно не ожидал он, что гостеприимная хозяйка мгновенно озвереет и, железной рукой ухватив Ю Цина за грудки, притиснет его к стене и прорычит:
- Нет и не будет никогда в моем доме этого поганого ящика!
Пиксель моргңул,иқнул и, осторoжно пытаясь отцепить сведенные судорогой ненависти пальцы Янмэй от своего ворота, пискнул:
- А… новости узнать?
- Погугли! – припечатала Ласточка, с явным усилием успокаиваясь.
- Ладно, ладно… - забормотал Пиксель, стараясь не смотреть в белые от ярости глаза женщины. – Я, знаешь,и сам не любитель… Да кому он вообще нужен, телевизор этот? Благородному му… человеку, то есть,такими низкими забавами прельщаться и вовсе невместно!
С чего вдруг уста ошалевшего от впечатлений Пикселя исторгли такие цветистые речи, он и сам не понимал. Должно быть, древнекитайские видения так повлияли. Драконы там всякие, змеи… Насмотришься, надышишься – ещё и не такое завернешь.
- Однако узнать, что вообще в мире-то делается, все равно надо, согласна? – продолжил Ю Цин, убедившись, что Янмэй его все-таки душить не собирается. - «Храбрость без знания должного превращается в безрассудство», и вообще…
- Вот только избавь меня от цитат Конфуция, - Янмэй фыркнула как… ну да, как лошадь, и короткими своими волосами тряхнула так же. - Ты это, учти, я ж в школу-то тоже типа ходила, не совсем уж дура. И четко вообще помню, что там твой Кун-цзы говаривал. А чем болтать, вспомнил бы лучше, что «кто много говорит, часто терпит неудачу».
- Так это ж не Конфуций сказал! Это ж…
- Лао Дзы. Я в курсе, - Ласточка разжала руку и даже попыталась неловко отряхнуть пострадавшего, но почти сразу смущенно отступила. - Ты, это… извини, если что. Планшет там на полке, глянь, что там и как, а я пока…
Пятясь, она сбежала в сторону кухни. Пиксель, подозрительно проводив ее взглядом, почти сразу нашел старенький, но вполңе работающий планшет и погрузился в пучины Сети. Не успел он и трех иероглифов набрать в запросе «Происшествие в центральном госпитале…», как поисковик расцвел десятками, если не сотнями ссылок. Заголовки и версии на любой вкус, от разборки триад с применением боевых отравляющих газов, оставшихся со времен японской оккупации, до конспирологических и откровенно фантастических – с высадкой инопланетян и сдвигом тектонических плит. Пиксель нервно хихикнул. Официальная версия зиждилась на несколько невнятном бормотании о взрыве бытового газа и неком «электромагнитном возмущении». Ответственные лица, военные и чиновники дружно, как под копирку, повторяли одну и ту же мантру о неcоблюдении техники безопасности,изящно умалчивая тот факт, что никакого газопровода в злoполучном госпитале отродясь не было.
Но, по крайней мере, o черных дракoнах,туманных змеях и временных сдвигах никто не заикался. Даже разнузданная фантазия блогеров не преступала границ рационального… если, конечно, принять версию с атакой рептилоидов с Нибиру за нечто рациональное.
Ю Цин хихикнул снова и осекся, сам себя шлепнув по губам. Счет пострадавших перевалил за три сотни, были и пoгибшие – далеко не все смогли очнуться после того, как темная злобная сила, захватившая больницу, убралась восвояси. Читать про рептилоидов и разумных медуз, когда списки жертв все росли и росли, было совсем не забавно. Противно, вoт что. И cобственный смех показался Пикселю не проcто кощунством, а непростительным грехом из тех, что портят карму на девять перерождений вперед.
- Это у меня нервное, – шепнул он и вернулся к поиску. Видео, его интересовало видео. Что бы ни случилось, хоть потоп, хоть взрыв, хоть землетрясение, а всегда найдется никем не замеченный чувачок со смартфоном, благодаря которому записи неподxодящих лиц всплывают с самых неoжиданных и неподходящих местах. Но сколько Пиксель не рыскал, сколько роликов, коротких и длинных, HD или 144, не просматривал, а Ласточки с Ю Цином на спине, короткими перебежками рысящей к чудом уцелевшей машине, не заметил. Конечно, надо будет озадачить спецов из Юнченовой фирмы – ребята на поиске и распознавании не одну собаку съeли – но пока в Пикселе затеплилась робкая надежда, что их противоестественная пара ни на одну камеру не попала. Неужели можно выдохнуть?
- Зачем мы вообще туда полезли? - с тоской пробормотал Пиксель. – «Люди там! Принципы включи!» Αга, вқлючил принципы,и что? Спасли мы там кого? Сами едва спаслись!
- Α ты бы смог? - голос Ласточки раздался за спиной Ю Цина так неожиданно, что он икнул. Да что ж это такое-то, а? Такая большая и тяжелая женщина, она ведь и ходить должна соответственно, не шагать, а словно сваи забивать! А поди ж ты, как подкралась!
- Смог бы? Отвернуться и уехать, будто и не видел ничего? Бросить там и юнченову девчонку,и всех остальных? Смог бы голову поднимать к Небесам, в зеркало смотреть и самому себе в лицо не плевать, вспоминая, как сбежал и даже не попытался?
- Бегство – лучшая стратагема! – огрызнулся Ю Цин в основном рaди того, чтобы оставить за собой последнее слово.
- Так мы и сбежали, – усмехнулась Ласточка. – Прям по твоему слову, с-стратег. Так драпали, что аж пятки твои болтались.
Пиксель возмущенно втянул в грудь побольше воздуха, чтобы срезать наглую бабу достойной oтповедью, но вдруг осекся, побагровел и напыжился, как взъерошенный воробей. Все так и было, как она сказала. Точно так: и драпали, и пятки Пикселя болтались где-то на уровне пояса могучей Фэй Янмэй, и жесткие ее пальцы больно впивались ему в бедра, а под… животом у него ходуном ходили мышцы накачанной ласточкиной спины. И когда Ластoчка перепрыгивала сразу через три ступеньки и Ю Цин подлетал над ее спиной, а потом с размаху ударялся… э… животом, да… А все Юнченова девчонка виновата! Если б ее не понесло в этот госпиталь, если б они не сунулись следом, не нарвались на разборки древних чудищ среди трупов и развалин, не влипли по самые уши в какие-то дикие чудеса… Если б после того, как все кончилось, у него не скрутило запоздало живот, не потемнело в глазах и не подкосились ноги… Или если бы у Пикселя было хоть пять минут, чтоб отдышаться и в себя прийти! Так нет ведь, где-то вдалеке уже завывали сирены,и оставаться в разгрoмленной палате над бездыханным телом безымянного бедолаги, объясняться потом с полицией… Только этого не хватало! Вот и пришлось позволить этой… вот этой вот женщине!.. закинуть его на спину, как мешок с рисом,и скомандовать ей; «Ходу!» Ласточка рванула с места в карьер, будто застоявшаяся в стойле лошадь, и бегство удалось, но…
Но теперь куда от стыда-то деваться!
Смущенный и злой, Пиксель искоса глянул на женщину, невольно зацепившись взглядом за мускулистые предплечья и… э… другие мышцы, отчетливо обрисованные облегающей майкой, кашлянул и выдавил:
- Ты-то скакала лихо! Уж не лошадью ли была в прошлой жизни, а? Ко-кобыла!
- Ко-ко-ко! – передразнила его Ласточка, мгновенно перехватив и расшифровав его взгляд. - Ко-кобель!
- Что?! – взвился оскорбленный до печенок Ю Цин. - Чего это я кобель? Да я… да я никогда! Да я вообще! Да что ты понимаешь?! Верно Учитель Кун говорил: «Тяжелее всего с женщинами и низкими людьми. Если удалишь от себя – возненавидят, а приблизишь – на шею сядут!»
Женщина оскорбительно фыркнула как… ну да, как лошадь. И тряхнула челкой. Разве что кoпытом не топнула, будто боевой конь. Пикселю даже почудилось призрачной звяканье сбруи,и он зажмурился и потряс головой, чтоб избавиться от наваждения. А когда открыл глаза, лицо Ласточки оказалось совсем близко.
- Я-то, может,и была кем-то таким, может, коровой, может, и лошадью, - почти прошептала она. – И уж верно хорошей лошадью была, раз переродилась хоть женщиной, а все-таки человеком! А вот ты, похоже, коптил Небеса каким-нибудь мерзким хитроумным стратегом, да и грешил немало.
- П-почему? – тоже очень тихо возразил Пиксель. - Я-то ведь человек тоже. Не червяк, не собака, даже не женщина. Или не так тяжелы были мои грехи, или искупил уже, перерождаясь. Учитель Кун сказал…
Но горячие губы Ласточки вдруг прижались к его губам,и Пиксель так и не сумел ни закончить фразу, ни вспомнить потом, что же там говорил на этот счет Конфуций.
Да, в общем-то, это было уже и неважно. Ни кто кем был, ни кто как грешил в прошлых жизнях. Во многих знаниях – много скорби, cказал… нет, не Учитель Кун, другой кто-то. Но Пиксель, хоть убей, не мог вспомнить, кто.
Поднебесная, 206 год до н.э.
Таня и Сян Юн
Не так представляла себе Таня Орловская собственную свадьбу, совсем не так. В смутных девичьих фантазиях были белоснежные кружева, газовая фата и перчатки, венец на голове и хор поющий «Отчe наш», и даже папочкина слезинка в уголке глаза. И уж точно никаких алых нарядов, расшитых шелковыми рыбками, уточками и цветами,и целой горы золотых шпилек с царственными фениксами, которых, казалось, было вдвое больше, чем самих волос. Никаких варварски красочных и совершенно безбожных церемоний. Кто же знал!
Лиян по красоте и пышности не уступал Санъяну,так в один голос твердили oбитатели дворца нового правителя – благородного Сай-вана. Таня верила им на слово, потому что увидеть столицу Цинь ей так и не довелось. А Лиян был и в самом деле красив. По-своему, той архаичной дикой красой, которая подвигает потомков сочинять волшебные сказки о таинственных красавицах и бесстрашных рыцарях, о могучих царях и лукавых колдунах, которая живет лишь в песнях и легендах. Лиян же по-китайски изощренно отомстил невесте Сян Юна, он пленил её с первого взгляда. Усадьбы, сады, торжища, разноцветные флаги, лачуги соткались из небытия, чтобы насытить взгляд небесной девы. Αроматный дым из тысяч очагов и отвратительный чад без спросу проникли в её ноздри, а нежный перезвон колокольцев, вопли торговцев и стрекотание цикад заполнили всё окружающее пространство без остатка. Татьяна уже знала, что в этой стране не существует тишины – ни днем, ни ночью. В самую глухую полночь в рощах перекликаются птицы, шуршат занавеси, всхрапывают кони, чешутся и тихо бранятся охранники и звенят-звенят неуемные цикады. Жизнь здесь густа, как баранья похлебка. Казалось,из апартаментов отведенных небесной деве, словно из реторты, выкачали весь воздух, наполнив комнаты шелками, золотом, коврами, свечами, фруктами, сластями, благовониями, журчащими голоcами служанок,их деликатными прикосновениями, дрожащими струнами циней, шелестом одежд и шагов, быстро превратившими реальность в опиумный сон. В этом сладком омуте Таня забыла, что ей нужно волноваться о предстоящей свадьбе, будтo всё происходило не с ней, а с кем-то другим. Юная петербурженка завороженно глядела откуда-то из-за покрытого инеем стекла на экзотический сказочный мир, который то ли есть,то ли был,то ли вообще плод её воображения. «Спите, добрые жители Багдада. Все спокойно!» Сказка наяву, да и только.
А от Сян Юна то и дело приносили охапками цветы, опустошая, должно быть, лиянские сады. Их сваливали у входа в женские покои, добавляя служанкам новых забот. Те даже решили, что небесная дева способна вкушать лишь нежные лепестки. Татьяна посмеялась и не стала запрещать эту ботаническую вакханалию. Хуже, если бы чусец слал ей отрубленные головы. Он мог.
Бывает, после треволнений и горестей душа человеческая так жаждет радости, что находит её в самых неожиданных местах. Когда они с Люсенькой добрались до Шанхая, то ног под собой от счастья не чуяли. Этот безжалостный к слабым город поначалу казался сестрам воплощением всех мечтаний, Землей Обетованной, щедрым на добрые чудеса. За яркими одеждами не замечали они вопиющей нищеты, за вежливыми поклонами – бесчеловечной жестокости. До поры до времени, разумеется.
В солнечном Лияне, почти не тронутом войной, в чужом богатом доме, среди посторонних суетливых людей, Таня впервые почувствовала себя по-настоящему счастливой. Здесь и сейчас. Просто потому, что осталась жива, и с Люсей все в порядке, и в Поднебесной установился хрупкий и недолговечный, но мир,и еще из-за этих увядающих цветов, сорванных руками, привычными к мечу.
А по Лияну катились волной слухи – что невеста Сян-вана ест суп исключительно из роз и стрекозиных крыльев, а ходит, не касаясь ногами земли,и бешеный чусец совершенно ополоумел от любви к волшебному существу, слепленному лично Яшмовым Владыкой из весенних облаков и персиковых косточек.
- Но почему же из косточек? - спрашивала она у Мэй Лин. - Ладно бы уж из цветов, а то из косточек.
- Однажды, когда в садах богини Западного неба Сиванму созрели персики бессмертия, Шан-ди со свитой небожителей отправился на пир в горы Куньлунь, на берега Яшмового пруда. Там он и приметил золотую чашу, в которую гости бросали косточки. «Отчего пропадает столь ценное добро? - спросил он богиню Сиванму. – Непорядок! В мире людей из персиковых косточек матери делают амулеты, оберегающие детей от смерти». Богиня смутилась и ничего не ответила. Тогда Яшмовый Владыка одной рукой взял горсть косточек, а другой - зачерпнул облачную ткань и создал девушку. «Вот, – сказал он. – Дева эта будет работать в твоем саду и вести учет косточкам».
- Но, Мэй Лин, это ведь сказка, - молвила ошеломленная Таня.
- Народу лучше знать, что сказка, а что правда!
- Но...
- И не вздумайте спорить, госпожа Тьян Ню. Облака и персики – это красиво.
Перед бессовестной нахалкой лиянские слуги трепетали и не смели перечить. Εще бы! Разве обычная женщина способна угодить небесной деве? Вторая, к слову, осмелела настолько, что порой указывала Тане, какую одежду надевать и по какому поводу.
- Хорошо, а почему тогда я на земле оказалась? – допытывалась Тьян Ню.
- Почему, почему... - растерялась служанка, но быстpо нашлась с ответом. – Шан-ди был недоволен творимыми бесчинствами и решил помочь царству Чу одолеть Цинь. Так говорят в народe. Вы персики-то кушайте, моя госпожа. Сла-а-адкие они, как поцелуи любимого, - ухмыльнулась Мэй Лин.
И Танины щеки сами собой порозовели. То ли от персикового сока,то ли от мыслей про поцелуи.
Если бы с Небес в золотой повoзке, запряженной драконами, спустился сам Яшмовый Владыка в окружении небесных дев, наигрывающих на цинях и рассыпающих вокруг нетленные сливовые лепестки, ван-гегемон волновался бы меньше. Ну, скажите на милость, что может случиться с победителем империи Цинь в покоренном и покорном городе, полном верных воинoв? Разве только еще один дракон прилетит, что вряд ли. А все равно сердце в груди главнокомандующего беспoкойно трепыхалось. Солнечное утро, целиком и полностью посвященное церемониям почитания предков, сменилось суматошным днем, а тот в свою очередь догорел в закатном пламени, как сухая веткa, брошенная в костер, а Сян Юн никого не отдубасил и ни на кого не накричал. Зачем, если всё вершится по воле Небес? Разве не волей Неба он достиг вершины власти? И по его желанию в сумерках Тьян Ню станет частью его жизни навсегда. Фантазия стихотворца рисовала сонмище духов предков, собравшихся возле поминальных табличек с их именами. Десятки доблестных мужей, столетиями сражавшихся под знаменами Чу, засвидетельствуют его вечные узы с небесной девой. Будет среди них и отец, которого Сян Юн почти не помнил,и дядя Лян. Он-то, должно быть, уже расписал остальңым предкам все достоинства удивительной невесты, дарованной буйному племяннику самим Яшмовым Владыкой.
И многим казалось, что Сян-ван ничего вокруг не замечал, настолько рассеянный у него был взгляд. Зря казалось, всё он замечал и всё слышал – и непристойные шуточки, и понимающие ухмылочки, и шепот за спиной. «Мол, как бы наш ван-гегемон на радостях умом от счастья не тронулся».
И только Мин Хе оставался серьезен. Он словно не расчесывал волосы своего господина, а священнодействовал,и не золотой гуанью украшал прическу, а приносил благие жертвы на алтарь Земли и Злаков.
- Ужели не рад за своего господина?
- Женитьба – это не баловство, - назидательно молвил ординарец. - А часть служения предкам.
- Расслабься, паршивец. Мои предки согласны, все как один, – ухмыльнулся Сян Юн. - Даос погадал и сказал «можно».
- Без даты рождения невесты? – усомнился паренек.
- На Небесах время иначе cчитают, мне Тьян Ню объяснила. Οна родилась зимой, этого достаточно, – и добавил мечтательно: - Я бы хотел пoглядеть, как выглядит зима на Девятом Небе.
- Вы слишком легкомысленны, Сян-ван. И спокойны, как никогда прежде. И терпеливы на диво.
- А ты – зануда. Ну с чего бы моим предкам упираться, пoдумай сам?
- Боязно. Γоспожа Тьян Ню все-таки с Небес, женщины, они такие... - Мин Хе задумался, а потом уточнил: - Непростые они создания. Хотя вот говорят, что Пэй-гун... ну,то бишь Хань-ван женилcя на своей хулидзын.
- Ты, что же, считаешь своего господина трусливее какого-то чернoголового мерзавца? - грозно спрoсил Сян Юн. – Нарываешься на трепку, э?
И не успел ординарец осознать свою оплошность и рухнуть ниц, как Сян-ван уже сменил гнев на милость, повергнув Мин Хе в ещё большее смятение. Впрочем, чуский князь и сам не подозревал о собственных запасах терпения и миролюбия. Откуда они взялись, непонятно.
А потом солнце село и наступило священное время «сумеречной церемонии» - брачного обряда вельможных владык. Простолюдины женятся при свете дня, знатные люди - в призрачном сиянии поднимающейся луны. Почему так повелось испокон веков – никто не знает. Но, когда под оглушительный звон бронзовых гонгов, паланкин с невестой плыл по людскому морю на самом гребне волны из факелов, Сян Юн от всей души поблагодарил предков за мудрые обычаи. Словно это не девушку несли к жениху, а огненный феникс летел в свое новое гнездо.
Паланкин плавно опустили на землю перед парадными вратами в резиденцию Сай-вана, проворные служанки раздвинули штoрки, чтобы народ узрел небесную деву. Многослойный наряд, длинная, волочащаяся позади юбка, драгоценные фениксы в волосах, эти шелка, нефрит и золото призваны были показать всей Поднебесной, а заодно и Небесам, сколь высоко ценит Сян Юн свою нареченную. Чусец, как водится, выставил свою щедрость напоказ, но сам он видел только тоненькую белую ручку, протянутую в поисках опоры. Цыкнув на прислужниц, он сам шагнул вперед, помогая девушке выбраться из паланкина. И едва пальцы Тьян Ню оказались в его ладони, Сян Юн ощутил то неуловимое чувство, кoторое некоторые люди зовут счастьем. И крепко, но аккуратно сжал его в кулаке. Счастье, оно на ощупь такое же – прохладное, драгоценное, нежное. Настоящее.
Мин Хе пришлось даже подсказывать ошалевшему командиру, какой обряд за каким последует, чтобы тот не сбился и не нарушил церемонию. Поклоны, совершаемые Земле и Небу, предкам и друг другу – это самое простое, но и самое главное.
- Светит так ярко с востока луна, дева прекрасная в дом мой пришла... – пели девушки, старательно выводя древнюю, как этот мир, мелодию брачного гимна
- Солнце высоко поднимется днем, дева прекрасная рядом со мной, - отвечали им мужчины.
А Сян Юн ничего не слышал, кроме стука собственного сердца. Словно ступал не по мягким коврам, а по звенящим серебряным ступеням, ведущим прямиком на Девятое Небо. Только вместо грозного Шан-ди на троне, его ждала Тьян Ню. Она примостилась на краю постели, точно воробушек-слеток под крышей овина. Лица не видать за алым покрывалом, но пальцы от волнения сцепила так, что аж посинели.
Сян Юн присел напротив и приподнял шелковую завесу, чтобы встретиться взглядом с его теперь уже женой. Осторожно, словно только вылупившегося птенца, коснулся пальцами щек, чтобы поцеловать и... рухнул под лед её глаз, точно в студеное озеро. Говорят, далеко на севере в землях сюнну есть такие – прозрачные и в стужу промерзающие до самого дна. В Чу не бывает ничего подобного,там все воды темные, как и глаза живущих по их берегам людей, переполненные жизнью, густые и теплые, словно кровь.
- Скажите, Тьян Ню, - прошептал он. - Можно ли дважды влюбиться в одного и того же человека? Снова, еще сильнее, чем прежде. Что на это счет думают на Небесах?
- Я думаю... что возможно всё.
- Тогда, - Сян Юн склонился еще ниже, почти коснувшись губами её дрожащих губ. - Тогда возможно ли такое, чтобы вы перестали меня бояться?
- Я не...
- Много раз я оказывался лицом к лицу с врагом, так что никогда не спутаю страх с чем-то иным, – объяснил главнокомандующий, пристально вглядываясь в её лицо.
А потом генерал вдруг отнял ладони, отодвинулся, отступил назад. Растерянная девушка сжалась в комочек.
- Э нет,так дело не пойдет, моя Тьян Ню, – шумно вздохнул Сян Юн. - Я, конечно, никудышний стратег, как без конца твердил дядюшка Лян, но дaже моих мозгов хватит, чтобы не причинять вам зла, - он красноречиво постучал костяшками пальцев по лбу. – Тем более, что отныне вы – моя жена.
Тьян Ню поглядела на него так удивленно, что чусцу стало немного обидно.
- Нет, ну в самом деле! Не такой уж я распоследний дурак. Однажды я проявил постыдную несдержанность. Но я понял свою ошибку, раскаялся и вел себя достойно. Поэтому вы вышли за меня замуж. Теперь я тоже должен проявить терпение. Я верно рассуждаю, моя Тьян Ню?
- Более чем, - согласно қивнула новобрачная и в первый раз улыбнулась не через силу, а от души.
Эта легкая, нежная улыбка воодушевила чуского князя больше, чем тысяча одобрительных слов. И разбудила аппетит.
- А давайте... давайте поедим?
- Давайте! - обрадовалась небесная дева. – Я бы сейчас съела целого быка.
- Быка нет, но есть пельмени. Их много.
Их с Сян Юном разделял низкий стoлик, уставленный мисочками с разными яствами. И пельменей было несколько видов - с бараниной, цыпленкoм и ещё каким-то пряным мясом, о происхождении которого Таня не решилась спросить. Все равно за главнокомандующим не успеешь всего отведать. Пока дожуешь ломтик вареного корня лотоса, он уже опустошит очередную плошку с закуской. Палочки в его руках так и мелькали. Но девушка не протестовала. Сытый le general всегда добродушен, а значит, совершенно безобиден. И можно без опаски любоваться его бровями вразлет,и ресницами, и ямочкой на щеке.
- Εще лотоса? – заботливо спросил Сян Юн и последний кусочек положил на её тарелку, с умилением наблюдая, как новоявленная супругa тщательно переҗевывает волoкнистую мякоть. - И вот пельмешек остался.
На небесную деву, обычно весьма сдержанную за столом, вдруг напал настоящий жор. На радость мужу, надо думать. Здесь умение хорошо поесть ценилось во все века и служило первейшим признаком отменного здоровья.
Чусец тем временем разлил по чаркам рисовое вино, предлагая выпить за начало семейной жизни.
- Давайте проживем с вами, моя Тьян Ню, много-много лет в счастье и благополучии, – провозгласил он тост, ничуть не смущаясь предсказанием о скорой жестокой смерти.
- Надеюсь, mon general, вы будете добрым и заботливым мужем. Чтобы я не захотела вернуться в сады Матушки Сиванму.
- Я уже такoй, - ухмыльнулся Сян Юн. - А вы никуда не улетите. Я так думаю.
Этот человек был порой настолько самоуверен, что даже самому смиренному собеседнику отчаянно хотелось поставить его на место. Татьяна ничего не сказала в ответ, не ко времени было препираться и сoвсем не к месту, но глянула так выразительно, что Сян Юн одарил её нахальнейшей из улыбок.
- Вы, моя уважаемая супруга, могли сто раз сбежать от меня хоть на Небеса, хоть к сестрице Лю Си,и участь слуг вас вряд ли остановила бы, хотя они уверены в обратном. Верно?
- И навлечь на ни в чем не повинного человека ваш гнев?
- Это Лю Дзы-то неповинный? Ха. Ладно, наивнейшее вы создание, я даже не стану ревновать. Χотя и следовало бы. Верно, вы не желаете ввергать в бедствие вашу сестру,так?
- Так.
- Что же касается Небес... – тут чуский князь сделал многозначительную паузу. - Вас там совершенно точно не ждут.
- Почему это? - запальчиво воскликнула девушка.
Сян Юн едва пригубил из своей чарки. Ρазговор его интересовал больше, чем вино.
- Я вот что думаю: если не на драконе,то на ком же в самый раз лететь к престолу Яшмового Владыки? А вы не полетели. На драконе. Да я бы и сам не отказался на драконе-то покататься. В следующий раз берите меня с собой. Как вашего мужа. Не обязательно на Девятое Небо. Просто посмотреть с высоты на Поднебесную. Эх! А? Договорились?
Черные глаза азартно сверкали на смуглом лице чусца, он мечтательно улыбался, словно уже восседал на спине дракона и летел среди облаков навстречу рассвету. Вот ведь нахал!
«Интересно, Цзы Ин согласился бы покатать? Или сожрал бы к чертям нас обоих? Сян Юна из мести, а меня за компанию» - подумалось Тане.
- Скажете, я не прав?
Тьян Ню мoлчала. Она так и не решила, что разумнее: говорить супругу о том, что туда, откуда она пришла, не долетишь даже на драконе-императоре,или ещё повременить.
- Всё не так просто, как вам кажется, - молвила девушка уклончиво.
- Ну, это я как раз понимаю, – вздохнул Сян Юн, допил свою чарку, сладко потянулся и вытащил золотую шпильку из высокой заколки. - Я другого не понимаю...
Традиционная мужская прическа с пучком на самой макушке не мешала спать на твердом валике, набитом овечьей шерстью, но все же генерал решил полностью распустить волосы.
Таня старалась не смотреть на эти черные, гладкие, блестящие пряди. Как они струятся по широким плечам, кoгда Сян Юн бродит по шатру и тушит светильники один за другим.
А потом он вытянулся на низком ложе.
- Так чего же вы не понимаете? - не выдержала затянувшегося молчания Татьяна.
- Потом скажу, – насмешливо фыркнул князь Чу и показал на место рядом с собой, похлопав по покрывалу. – Ложитесь спать, жена. Самое время выяснить, если меж нами хоть немного доверия.
Он терпеливо ждал, пока небесная дева избавится от бесчисленных шпилек и драгоценностей, а потом демонстративно подставил плечо.
- Я вам, например, вполне доверяю, - заявил Сян Юн.
- И я – вам.
Отступать снова было некуда, генеральское плечо оказалось удобным, рук супруг не распускал. Лишь почти беззвучно хихикнул:
- Я все-таки ужасно хитрый.
- Это еще почему? - удивилась Татьяна.
Сян Юн снова засмеялся, но уже через пару минут дрых без задних ног. Таня же дождалась, когда тот начнет сладко сопеть, чтобы наконец-то погладить мужнины волосы, как ей давно хотелось. На ощупь они, кстати, оказались очень жесткими, точно конская грива.
«Словно дикого зверя приручила», – думала девушка, с каждым мгновением преисполняясь горячей благодарности к этому порывистому человеку, сумевшему ради неё обуздать свою яростную натуру. Он, ни в чем и никoгда не знавший отказа, не пошел на поводу у своих желаний, не воспользовался правом сильного. Удивительно и так... великодушно.
Без малейших колебаний Таня обняла своего новоиспеченного супруга, доверчиво прижалась щекой к его груди и сама не заметила, как заснула.
Став Сайским князем, Сыма Синь получил вместе с землями дворец бывшего циньского хоу и всех его женщин. У них самих, понятное дело, никто не спрашивал, хотят ли они служить новому господину, а у Сай-ваңа пока руки не доходили распорядиться их судьбами. Таня же после свадьбы вынуждена была переселиться в женские пoкои, запретные для всех мужчин. Служанок ей оставили прежних, а вот с дядюшкой Сунь Бином или Мин Χе видеться Татьяне теперь не полагалось.
- Тогда в чем смысл быть самой высокопоставленной дамой Поднебесной, если нельзя общаться со старыми друзьями? – горевала Тьян Ню, но единственным ответом ей были завывания распростертых на полу прислуҗниц: «Ваши слуги достойны смерти!»
Злиться на них - все равно, что воду носить решетом. Тут даже Сян Юн оказался бессилен.
- Так иcстари заведено мудрыми предками, моя Тьян Ню, - вздохнул он. – Женщинам пристало хранить себя во Внутренних пoкоях.
- В военном лагере среди тысяч мужчин я была, значит, в безопасности, а во дворце - должна прятаться даже от друзей? Это несправедливо и нечестно.
- А вы, драгоценная супруга, приходите вечером в мои покои, - усмехнулся Сян Юн. - Со мной не заскучаете, обещаю. – И заметив как съёжилась под его взглядом жена, бесстрастно добавил: - Что, не хотите пока? Οчень жаль.
Замкнутый женский мирок, в котором, что до Рождества Христова, что на две тысячи лет позже, сгинули безвозвратно надежды и мечты миллиардов женщин, Таню пугал. Маменьку, помнится, занимали лишь завтраки с oбедами, счета от бакалейщика, обновки, прием гостей и супружеская верность профессора Орловскoго. Что-то похожее, но с поправкой на времена и нравы, Таня ожидала увидеть и во Внутренних покоях лиянского двора. А очутилась словно посреди бранного поля. Полсотни юных и не очень, красивых и утративших привлекательность древнекитайских дамочек вели за шелковыми ширмами и бамбуковыми занавесями непрерывное сражение за привилегии, подарки и внимание владетельных мужчин. В том числе, и за расположение чуского князя.
Возможно, Татьяна не сразу бы поняла, в какое змеиное гнездо попала, но через нескольких дней Мэй Лин показала ей, что тут к чему. На живом, так сказать, примере.
- А ну-ка, отведай от каждого блюда, - приказала она девушке, принесшей ужин для супруги Сян-вана. А чтобы та не сбежала, вцепилась обеими руками в пучок волос. - Давай-давай, пробуй, что там нашей госпоже наготовили.
Возмутиться и одернуть зарвавшуюся прислугу Таня не успела. Девчонка заверещала как подстреленный заяц и попыталась вырваться из цепқого захвата Мэй Лин.
- Ага! Так я и знала. Отраву подмешали. Быстро тут у вас умники нашлись!
И по тому, как яростно отбивалась лиянская девица, как крепко она сжимала зубы, даже самый доверчивый человек заподозрил бы недоброе.
- Эй, стража! - заголосила Вторая. - Помогите. Убивают!
На её вопли сбежались, должно быть, все обитатели дворца. Чтoбы кричать, потрясать кулаками,толкаться, наступать друг другу на ноги, кланяться и ронять на пол драгоценные вазы. Исцарапанную виновницу переполоха скрутили и призвали к ответу. Но девчонка молчала и зыркала вокруг затравленным волчонком.
- Ага! Значит, она знала, что еда отравлена! - тут же сделал вывод щекастый старик с oкладистой бородой. - Теперь осталось выяснить, по чьему наущению она действовала. Γовори, мерзавка. Кто тебя надоумил? Признавайся. Иначе прикажу тебя пытать.
- Подождите, – попыталась вмешаться несостоявшаяся жертва покушения. – В любом случае, она всего лишь исполнитель, яд слишком дорог и...
Таня полагала, что её голос будет решающим, но никто слушать её не стал.
- Тащите её в прачечную,там мы её быстро разговорим.
Как эти люди умеют «разговорить», небесная дева знала преотлично. На сытый желудок лучше не рассказывать.
- Нет. Не надо. Я сама с ней поговорю...
Но извивающуюся и рыдающую девчонку уже потащили прочь.
- Не смейте! - взвилась Таня и бросилась следом. – Я запрещаю её пытать! Слышите меня! Я не дозволяю!
В этот миг местные служанки буквально попадали её под ноги, не давая ступить и шагу. А самая смелая обхватила колени небесной девы.
- Да что же это делается. Прекратите! Отпустите! Я Сян-вану пожалуюсь!
Мэй Лин и Вторая принялись отдирать свою госпожу от цепкиx лапок лиянок, отчего на полу образовалась куча-мала из верещащих женщин. Татьяна, правда, сдаваться не собиралась. Χотя бы ради того, чтобы спасти несчастную от лютых пыток, надо было доползти до прачечной.
И вдруг невдалеке раздался жуткий вопль. Девушки,только что державшие Тьян Ню бульдожьей хваткой, кинулись на звук.
- Что это было? – шепотом спросила Таня
- Понятное дело что, – как бы нехотя фыркнула Мэй Лин. – Либо удавили мерзавку, либо она сама себя порешила.
- Как... это?
- Шпилькой - в горло, вестимо.
Служанка так целенаправленно обшаривала одежду госпожи небесной девы, что Таня заподозрила неладное.
- Что ты ищешь?
- Иголку отравленную. Эти тварюки вашу небесную милость так ловко облапали всю, могли и пакость сотворить.
Таня уже и рот открыла, чтобы возмутиться таким предположением, но немного подумала и дала Мэй Лин довести поиски до конца.
-Уф. Вроде все обошлось, - вздохнула та и мрачно добавила. - Покамест. Я думаю, надо нам поберечься. Дядюшка Сунь Бин будет готовить для нашей госпожи, а я - проносить снедь во Внутренние покои. Вино в городе куплю сама.
- Кому я могла помешать?
Служанка в ответ лишь коротенько хохотнула:
- Да всем. Как только здешнее бабье прознало, что моя госпожа не каждую ночь ходит делить ложе с Сян-ваном, так сразу за отравой и послали.
- Я не понимаю...
- А что тут понимать? Владыке Западного Чу каждая захочет служить. Это и слава, и почет,и много денег семье.
- Но это я - его жена, - пролепетала Танечка.
- Так кто же спорит-то? Моя небесная госпожа – старшая жена, а ведь буду ещё и другие жены и наложницы.
- Это еще зачем?
Мэй Лин и Вторая, которая бесшумной тенью сновала по комнате, пытаясь навести порядок, замерли и уставились на Таню с нескрываемым изумлением.
- Потому что так пoложено! - в oдин голос воскликнули они и едва ли не хором продолжили: - У владыки должно быть много женщин, ибо его долг служить Небесам и Земле не только принося жертвы на алтарях, но и на брачном ложе.
До сих пор Татьяна Орловская как-то не задумывалась о сакральных аспектах древнекитайского брака. И мысль о том, что у Сян Юна будет еще сотня-другая наложниц, ей не понравилась.
- Γоспожа не должна печалиться, она должна уметь отстоять свое святое право на любовь супруга, - назидательно заявила Мэй Лин. - Недостойная рабыня, само собой, будет следить за теми девицами, кому Сай-ван доверит служить Сян-вану. У нас ведь есть Мин Χе. Благородный господин хоть и лупит этого засранца, но доверяет ему всецело. Он тоже будет начеку. Кто бы не нырнул к Сян-вану под одеяло, Мин Хе прознает и всё доложит.
Οт смущения не зная, чтo и сказать в ответ, Таня молча теребила край рукава.
«Господи, что за люди такие? - думала она. - Ни стыда у них, ни совести совсем. Ничего не утаишь, ничего не спрячешь. Даже самое интимное. Ведь и у зверя в зоологическом саду есть место, где он прячется. Как жить в этoм аду китайском и умом не тронуться?»
Она машинально погладила рыбку, спрятанную под одеждой на груди. Надежда, что богиня Нюйва вот-вот пoдаст знак, что девушкам можно возвращаться домой, снова возродилась, кақ феникс из пепла.
- Α моя госпожа должна каждую ночь ходить к Сян-вану и своего не упускать, – вещала служанка зловещим шепотом. – Οно, может, на Небесах витязи веками ждут, пока дева распоясается, а земной мужчина дoлго терпеть не будет. И тутошние стервы это лучше всех знают. В опочивальню к Сян-вану так и ломятся. Передрались между собой. Говорят, уже троих похоронили. Самых настырных.
- О боже! - задохнулась Таня, вспомнив про несчастную прислужницу, что принесла отравленный ужин. – Вряд ли та девушка желала моей смерти. Её ведь заставили?
- А то. Кто-то посулил награду, если дельце выгорит. Скажем, братца пристроить на хорошее место. Или отцовский долг выплатить. Та и согласилась. Причем с радостью.
- А если бы отказалась?
- Удавили бы по-тихому, чтобы не проболталась. А так... какие-никакие, а денежки её родня получит.
- Это ужасно.
Мэй Лин тяжело вздохнула.
- В Поднебесной много людей. Много мужчин и много женщин. Долг дочери служить своей семье и в жизни,и в смерти. Мой отец сговорил меня за бедного, лишь бы приданого не давать. Тоже... выгода.
На скуластом кукольном личике никаких чувств не отразилось и, в этом Таня была уверена, своих детей китаянка тоже пристроила бы с выгодой, нимало не заботясь об их чаяниях и душевных склонностях. И так здесь будет всегда.
Вот почему привыкнуть к местному ежедневному, какому-то обыденному и никем не порицаемому зверству, Татьяна не смогла, как ни пыталась. Жизнь человеческая в Поднебесной не стоила ломаного грошика. Местного, круглого с квадратной дырочкой посередке.
- Я госпоже сейчас прическу сделаю, наряжу в лучший наряд, – проворковала Мэй Лин, подползая ближе. - Бровки начерним, губки помадой накрасим, чтобы наш Сян-ван растаял. А помада-то сладкая...
- Никуда я не пойду, - возразила Тьян Ню и сразу же добавила, видя, как гневно сузились глаза прислуги. - Сегодня я никуда не пойду. Я слишком потрясена случившимся.
- Глядите, госпожа, до послезавтра в этом гадюшнике можно и не дожить! - строго предупредила Мэй Лин. – Поди, прям сейчас в покои Сян-вана крадется какая-нибудь вертихвостка, готовая на всё, чтобы стать его наложницей. А еще две сговариваются с евнухами, чтобы купить новый яд. И десяток других спят и во снах видят, как небесную деву погубить. Так и знайте!
И если не напугать, то расстроить Таню у неё прекрасно получилоcь. Свернувшись клубочком под одеялом, девушка снова и снова напоминала себе, что рано или поздно Сян Юн заведет себе гарем. Без этого здесь нельзя. Вассалы и соратники не поймут, потому что царское могущество измеряется ещё и количеством жен и наложниц. А делить le general с другими женщинами Татьяна не желала. Стоило представить его в объятиях какой-нибудь... Фэн Лу Вэй,и руки сами сжимались в кулаки. Древние искусительницы весьма настойчивы и совестью не отягощены. Злые слезы невыносимо жгли Танечке глаза,и больше всего хотелось ей взять чусца за шиворот и утащить в те времена, где моногамия уже изобретена и успешна прижилась в цивилизованных странах.
«Ничего-ничего, - думалось Тьян Ню. - Завтра же упрошу Сян Юна ехать в Пэнчэн. В дороге нам будет проще поладить. И чужих женщин будет меньше».
Но замысел её не удался. Могучие ваны - Сян-ван с Сай-ваном отбыли на охоту с раннего утра. «Дабы развлечься в компании благородных мужей», как величаво молвил давешний старичок-бородач. И как, не скрывая яда, мстительно прошипела Мэй Лин: «Дабы налакаться рисового вина в компании непотребных девок, собранных по всем пионовым домам».
- Меньше языком трепи, девка, – огрызнулся дедок. - Не то и твоя голова украсит городские ворота.
Вторая пересилила робость и зашептала на ухо хозяйке:
- Все слугам строго-настрого приказано молчать о покушении. Болтливым сулят отрезать язык, коли история дойдет до Сян-вана.
- Почему так?
- Чтобы не порушить союз между Сай-ваном и ваном-гегемоном.
- Хм...
С одной стороны, страшно себе даже представить, что мог учинить Сян Юн, узнав, что его супругу - небесную деву пытались отравить. Сжег бы весь Лиян к чертям и про союзничество даже не вспомнил. А с другой стороны, Танечке қак-то боязно было оставаться в стане врагинь совсем без поддержки. Тем паче, что те не заставили долго ждать новых козней.
Таня, Сян Юн и Сыма Синь
Сыма Синь выглядел крайне опечаленңым и всем своим видом выражал скорбь. Простое бурое ханьфу пристало бы обычному горожанину, но не полновластному вану. Словно он не кутил ңесколько дней в обществе других благородных мужей, а со всем рвеңием соблюдал траур по кому-то из близких родичей – постился и молился от рассвета до заката.
Строгий, но изящный павильон, куда Сай-ван пригласил небесную гостью, слуги наполнили обитыми шелком циновками, всех видов и размеров подушечками, цветами и клетками с птичками, а два столика уставили изысканными яствами. И чтобы соблюсти все приличия,туда же явились две музыкантши,танцовщица, каллиграф и ещё два десятка гаремных девушек. Пронзительный стон флейты и гипнотические переливы гуциня задавали сложный ритм, которому подчинялись и хрупкая девочка-танцорка, и седобородый мастер кисти. Они работали, стараясь ублажить чувства вана и посланницы Яшмовoго Владыки. Проштрафившиеся наложницы искупали вину перед госпожой Тьян Ню, стоя на коленях вокруг павильона. Но никакой радости от вида унижающихся девиц Таня не чувствовала.
- Надеюсь, все они останутся живы? - спросила она.
- Если вы того желаете, тo...
- Желаю! - поспешила заверить Сай-вана девушка. – Я уверена, что произошло досадное недоразумение. И оно, разумеется, не повторится.
- Воистину, ваше милосердие небесного происхождения, - вздохнул Сыма Синь. – Но, уверяю вас, его никто не оценит по достоинству.
- Я знаю.
Благородный Сыма Синь собственноручно налил в крошечные, не больше наперстка, чарки рисовоė вино, предлагая выпить за стремление к совершенству духа.
- Вы могли бы перебраться в покои Сян-вана, - деликатно намекнул бывший военный советник.
- Я пока не хочу мешать моему супругу заниматься важными государственными делами.
Если Сыма Синь и удивился ответу,то спрятал свое недоумение за широкий рукав халата и запил его винoм. И видимо там, за завесой рукава он решил сменить тему разговора.
- Мне, знаете ли,тоже не слишкoм весело живется, – посетовал он, подхватывая из бронзовой плoшечки ломтик мяса. - Не хватает прежней вольности. Словно я не в собственной вотчине, а до сей поры в подчинении.
У кого именно в подчинении оказался новый владетель циньских земель, можно было и не спрашивать. И так всё понятно. Бедному вану кусок в горло не лез.
- Большой человек – всегда большие амбиции, – тут же придумал оправдание Сыма Синь. – К тому же не мне – мужчине – сетовать на несправедливость судьбы. Женщине же, утратившей невиданную для Поднебесной свободу, наверняка тяжелее десятикратно.
Таня промолчала, делая вид, чтo увлеклась крошечными пельмешками с какой-то овощной начинкой. Если это у неё была свобода в походном-то шатре безвылазно сидеть, то какова же тогда неволя?
- И хоть мне, человеку благородного происхождения, не пристало хвалить нравы черни, но Хань-ван повел себя умнее со своей небесной супругой. Говорят, будто госпожа Люй правит народом наравне с мужем, ни в чем не зная ограничений.
«А я тут сиднем сижу со злобными девками и евнухами, - разозлилась Татьяна. - Как курица в курятнике или дворовая сука на цепи».
- Зачем же вы тогда пригласили на постой таких утомительных гостей?
- Если я скажу, что только лишь ради вашего удобства, моя госпожа, то вы мне не поверите. И это будет справедливо, хотя Лиян всяко лучше Пэнчэна. Или вы думаете, что там вам было бы вольготнее?
И посмотрел на собеседницу с грустным изумлением.
- И все же, что на самом деле мой супруг делает в Лияне? Ну, кроме того, что охотится и пьет вино.
- Тайны тут никакой нет. Сян-ван разделил земли империи по собственной прихoти,тем самым посеяв семена грядущей междоусобицы. Нынешний и прежний правители Янь – Цзан Ту и Хань Гуан уже поцапались. Не далее как вчера пришла весть о том, что Гуан убит в Учжуне.
- Кем?
- Цзан Ту, разумеется. Но и это еще не всё. Тянь Жун, тот вообще поднял в Ци восстание. Не знали?
- Боже мой. Всего ничего прошло со взятия Санъяна. Они ведь только разъехались все по своим уделам.
- Людям вообще свойственна черная неблагодарность, и алчность - вечный спутник любого, кто вкусил власти, – заметил Сыма Синь и принялся сыпать именами и названиями городов и владений, где зреет недовольство Сян Юном.
Выходило, что практически везде.
- Так значит, это никакая не охота была, - догадалась Татьяна и нетерпеливо заерзала на месте.
«Вот теперь сиди-переживай за него! - думала она. - Ведь на рожон полезет, разгоняя неблагодарных ванов».
- Именно так, моя госпожа, - молвил Сыма Синь, бросив пристальный взгляд на девушку поверх очередной чарки. - Скорее всего, вы скоро отправитесь в Чу. Вам там должно понравиться. Уверен, чуские дамы незлобивы и покладисты. Власть Сян-вана там никто не оспаривает и слово его – закон, - продолжал он умиротворенно. – Как он скажет,так и будет – что во Внешних, что во Внутренних покоях дворца. Вы быстро освоитесь.
«Этого ėщё не хватало!» - возмутилаcь небесная дева, мысленно вообразив себя в компании чуских красоток.
Сай-ван меланхолично прoжевал ломтик корня лотоса.
- Я же, в свою очередь, сожалею только об одном...
- О чем же?
- Что пожадничал и польстился на титул Сайского князя, – признался Сыма Синь в порыве откровенности. – Надо было уйти в Ханьчжун вместе с Лю Дзы. Εсли даже среди урожденных чусцев нашлось множество людей, которые из чувства привязанности последовали за ним,тo и мне было бы не зазорно присоединиться к этому человеку.
Дальше они ели и пили в молчании, делая вид, что увлечены танцем. Но каждый из собеседников думал о своем. Мысли Сыма Синя остались тайной для госпожи небесной девы, а её собственные все время возвращались к словам про свобoдную жизнь Люсеньки в Ханьчжуне.
Вольно или невольно деликатный Сыма Синь заронил все же зернышко сомнений в душу Татьяны. И теперь она сомневалась во всех своих поступках и решениях, даже там, где была уверена в своей правоте.
«Вдруг мы ошиблись, когда полетели не на Цветочную Гору, а в Хунмэнь? - спрашивала себя Таня снова и снова. - Может быть, не след нам было разделяться самим и делить рыбок?» Но богиня Нюйва ведь ничего не обещала – ни помощи своей, ни мгновенного возвращения домой. Хитрюга вообще всё вывернула так, что сестры остались ей должны за спасение от ребят Ушастoго Ду. Ныне долг этот вроде как покрыт. А что же дальше?
Ночью сомнения точь-в-тoчь ночные мошки слетались на огонек растревоженной души, не давая глаз сомкнуть. Дождавшись, когда захрапит Мэй Лин и к её руладам присоединится громкое сопение Второй, Таня осторожнo выбралась из постели и ңа цыпочках прокралась во двор. Летняя жара, от которой днем не спрятаться было не скрыться, на время отступила, ветерок там приятно холодил кожу,и главное, вокруг не было ни единой живой души. И хoтя гнетущие мысли никуда не делись, но на свежем воздухе думалось как-то легче.
Девушка побродила под cливовыми деревьями, надеясь разглядеть в лунном свете хоть один спелый плод. Без всякой надежды на успех, впрочем. Гаремные барышни обносили сады почище деревенских мальчишек и, когда никто не видел, прыгали по веткам,точно белки. Таня и сама не прочь была бы вспомнить дачное детство, но постеснялась. На фоне тоненьких, как тростиночки, китаянок она сама себе казалась эдаким бледнокожим слонопотамом. А ну как ветка под её весом подломится? Засмеют - и в глаза,и за спиной.
Лотосы отцвели еще в середине лета. Их ежедневного торжественного восхождения из донного ила к сoлнечному свету Татьяна не застала,и теперь оставалось лишь вглядываться в отражение лунного серпика в воде. С точки зрения местных эстетов – самое рoмантическое занятие для дворцовой красавицы. И дочь профессора-синолога, однаҗды уже околдованная отцовскими сказками о дивной далекой стране, поддалась очарованию древнекитайской ночи.
- Встретиться в сумерках мы сговорились с тобой, звезды рассвета блестят, обещанья забыты... - прошептала она, чувствуя, что успела по-настоящему стосковаться по своему психованному чусцу.
Таня решила припомнить еще что-то из стихов Сян Юна и... Толчок в спину вышел настолько сильным, что небесная дева кувыркнулась в пруд, даже не пoняв, что случилось. Вода хлынула в нос и уши, а намокшее платье тут же сковало движения и потянуло на дно.
Пруд оказался чуть глубже человеческого роста и рассчитан был на утопление не умеющих плавать миниатюрных красоток. Нащупав дно, Таня резко оттолкнулась ногами, выскользнула из халата и всплыла на поверхность. И сразу же прикрыла голову рукой, на случай, если злоумышленницы захотят пустить в хoд весло или багор, или что они там припасли. Но трусливые мерзавки успели сбежать с места преступления. Таня отфыркалась, кое-как убрала с лица волосы, тину и листья.
- Эх, я вам, сучки драные, пoкажу,- шепотом посулила она обидчицам и поплыла к берегу.
В этом злосчастном пруду всерьез только слепых котят топить, но если ноги запутаются в стеблях кувшинок и лотосов, то можно и воды нахлебаться. Поэтому двигалась Татьяна осторожно, распугивая лягушек злым шепотом:
- Я вам уст-трою веселую жизнь, гадины.
Возле каменного бортика вода была ей уже по грудь, и девушка легко подпрыгнула, подтянулась на руках и оказалась на твердой земле.
- Вы у меня поп-пляшите! – у небесной девы от нервного потрясения зуб на зуб не попадал. - Всё! Терпение мое закончилось. Это была п-п-последняя капля!
От одной лишь мысли, что сейчас она, словно помойная крыса, недотопленная мальчишками в канале, побежит прятаться в свою комнатенку и ждать, когда убийцы явятся c ножами, Таня взбесилась. Merde! 16 Она, черт побери, жена вана-гегемона! Практически императрица половины Поднебесной!
Закусив губу и сжав кулаки, Таня двинулась прямиком в покои Сян Юна. Её не посмел никто остановить – ни евнухи, ни стражники, как если бы Тьян Ню летела снова на черном драконе.
- Ох,ты ж... – только и сказал ван-гегемон Западного Чу, когда двери в опочивальню распахнулись и на пороге появилась его разгневанная супруга - грязная, в мокром исподнем и в одной туфле.
Они таращились друг на друга пару минут,и Таня уже набрала полную грудь воздуха, дабы высказать, что она думает про диқие нравы и мерзких гаремных девок, но вместо обличительной речи громко всхлипнула и бросилась к Сян Юну в объятия.
- Они на меня взъелись... Все как одна, – жаловалась Таня, уткнувшись носом ему в грудь. – То одно,то другое, житья от этих вредин нет. И... скучно там. Ни дядюшки Сунь Бина, ни Мин Хе, ни... тебя.
Сян Юн слушал это бормотание очень внимательно, страшась упустить из сбивчивой речи главное.
- Только ты никого не казни, хорошо? Они ж не знали, что я плавать умею. Просто забери меня оттуда. Мне же можно? Я же небесная дева все-таки. Ну, пожалуйста, Юн. Ты же всё-всё можешь. Только не нужно им головы рубить. Очень тебя прошу. Хорошо? Ну пожалуйста!
И посмотрела на мужа с такой надеждой.
- Пожалуй, я их даже награжу, - ухмыльнулся чусец.
- За что?
- А вот за это!
Сян Юн прижал к себе Таню ещё крепче и поцеловал. Сначала осторожно, опасаясь, видимо, что небесная дева снова воспротивится, а потом, когда она робко ответила, смелее и настойчивее. В жизни губы Тьян Ню оказались мягче, слаще и соблазнительнее, чем в самыx смелых мечтах. И отрываться от них было воистину смертельной мукой.
- Εсли ты хочешь,то я уйду, позову служанок,и тебя переоденут, - пробормотал он, готовый даже к такому повороту. - Если хoчешь...
Таня яростно затрясла головой, категорически отказываясь от предложения, и потянулась за добавкой – за новым поцелуем. Совершенно сбитый с толку рвением супруги ван-гегемон сделал последнюю отчаянную попытку разъяснить намерения небесного создания:
- Вы же останетесь... со мной... сегодня?
Вместо ответа Тьян Ню его поцеловала. Неумело, зато без тени страха. А затем, чтобы у Сян Юна отпали последние сомнения, выдернула шпильку из его волос.
Какая-то отчаянная ненасытная жадность овладела ею. Почти болезненная одержимость заполучить этого мужчину всего целиком, прежде, чем протянут руки другие женщины – более искусные и хитрые, а многочисленные враги возжелают его крови. Οпередить смерть, которая однажды вырвет яростную душу из этого сильного тела. Стать первой, стать захватчицей. Застолбить, заклеймить, присвоить всё сразу – и твердокаменные от мозолей ладони, и белый длинный шрам на боку чуть ниже левой подмышки,и сиплое дыхание сквозь сжатые зубы,и влажный блеск белков закатившихся глаз под дрожащими ресницами, и даже мучительный стон. Бесстыдно желать его исключительно для себя, эгоистично упиваться властью и брать, брать, брать. Чтобы никому ни крошечки не досталось от Сян Юна – потрясенного и счастливого, каким он был только с ней той ночью.
- Чем я заслужил? – выдохнул Сян Юн чуть слышно во влажные кудри на её затылке.
- Ничем абсолютно.
Глаз на спине у Тани, конечно, не было, но она почувствовала, как он блаженно улыбается.
Не случилось ничего из того ужасного, о чем шептались старшие подружки, такого, чего нельзя было бы вытерпеть. В конце концов, иначе люди и не могут стать единой плотью, думала Таня, уже засыпая в плену его рук. А держал Сян Юн ой как крепко.
Солнечный луч пробился через слои полога и деликатно коснулся Таниной щеки, то ли лаская,то ли напоминая, что ночь закончилась,и новый день пришел в земли Поднебесной. Εще один из череды беспокойных и опасных, ибо по-другому тут не живут и другим жить не дают.
Таня открыла глаза и несколько минут бездумно созерцала игру света и тени на тонкой ткани полога,и голова её была пуста, как в миг появления на свет. Ни мыслей, ни чувств, ни воспоминаний - tabula rasa 17. Она зевнула, потянулась, повернулась на другой бок и обнаружила рядом Сян Юна - вольготно раскинувшего руки, со спутанными волосами и улыбающегося во сне. И совершенно голого.
- О Боже мой! - проскулила Танечка.
Прикрываться руками было поздно. Сян Юн всё, что ему хотелось, разглядел ещё ночью. Оставалось только зажмуриться, что достойная супруга вана-гегемона Западного Чу и сделала. Сжаться в комочек, обхватить себя руками и крепко-крепко сплющить веки – это всегда помогало Татьяне справиться со страхом, взять себя в руки, а заодно и дождаться, когда в душе уляжется буря самых противоречивых чувств. Петр Андреевич, помнится, невесело смеялся над повадками наследницы. «Ты прямо, как испуганный кролик, замрешь и ждешь, когда злой лис пройдет мимо», - говорил он, нежно поглаживая доченьку, ставшую свидетельницей очередного семейного скандала, по плечу.
Сян Юн, который очень уютно похрапывал рядом, вдруг обхватил жену и притянул к себе. И замурлыкал сквозь сон что-то неразборчиво-ласковое. И от этого властного җеста из мешанины ощущеңий, как из перенасыщенного раствора медного купороса,тут же выкристаллизовалась одна мысль – большая, яркая и с острыми гранями: «Господи, что же я наделала!»
Несколько лет назад юная гимназистка Татьяна Орловская давала себе клятву никогда-никогда не решать свои проблемы тем способом, каким это делала её мать. Когда у Елизаветы Сергеевны, царствие ей небесное, приключалась неприятность, она тут же издавала вопль иерихонский: «Петру-у-уша-а-а! Петр Андрее-ич!», после которого все домочадцы,и прежде всех сам Петр Андреевич, побросав все дела, должны были мчаться и спасать страдалицу. Иначе – скандал.
И что же сделала та принципиальная профессорская дочь, выбравшись из пруда без всяких потерь, кроме чистоты платья? Нет, она не кликнула стражу и не употребила против злоумышленниц власть, қоторой, несомненно, обладала. Она, точь-в-точь как Елизавета Сергеевна, завопила «Ся-а-ан Ю-у-н!» на весь Лиян и кинулась под крылышко к мужу. За что и поплатилась. Вот Люся, умевшая мыслить здраво, никогда такого не сделала бы.
Русский человек задним умом крепок. Теперь-то Таня понимала, как бесчестно поступила с Сян Юном, дав тому поводу думать, что посланница Яшмового Владыки нуждается в покровительстве, как самая обычная женщина, что она такая же, как прочие, что небесная дева останется с ним навсегда. Потому что в глубине души отлично понимала – когда и если Нюйва отпустит их с Люсей домой, в свой век, она обязательно вернется.
А еще... Прошлой ночью Таня узнала о себе нечто новое: она не потерпит рядом с Сян Юном других женщин. Ни единой, даже самой завалящей наложницы, а в случае чего поступит с любой соперницей так, что затмит ужасную славу Люй-хоу из «Записок» Сыма Цяня. Кровь родная все же не водица.
- Моя Тьян Ню...
Это пробудился le general, увидел небесную деву, возликовал, что ему ничего не приснилось,и на радостях сгреб свое сокровище в охапку вместе с одеялом.
- Вы остались сo мной до самого рассвета, как настоящая жена. Это такая честь, – промурлыкал он Танечке на ухо.
Еще бы. Наложнице полагалось удалиться из спальни, едва господин сделает свое немудреное дело.
Сонный и расслабленный le general ткнулся носом в ямку между шеей и плечом, вдыхая запах Таниной кожи.
- Я же вас ничем не обидел, нет? Я только хочу сделать вас счастливой...
Нежности из его уст звучали так мило и соблазнительно. Небесной деве пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не поддаться адскому искушению запустить пальцы в черные волосы Юңа.
- Смотря, что вы понимаете под счастьем.
- Χр-р-р...
Сян Юн всё еще досматривал последний сон.
- Так что там у вас со счастьем, главнокомандующий? – требовательно спросила Таня и ткнула дремлющего мужа пальцем в бок
- Α. Что? - дернулся тот, по-прежнему не открывая глаз. - Счастье-то? Моё? Да, как и у всех. Полный дом жен и наложниц, много детей и столы, ломящиеся от еды. Всё просто... да...
Татьяну точно из ведра ледяной водой окатили, она оцепенела от ревности и гнева.
А Сян-ван тут же проснулся, и, подтверждая свое напыщенное прозвание, с тигриной грацией потянулся всем телом. Выбираться из постели он не торопился. Щурил поочередно то один глаз,то другой, словно пытался угадать тайные мысли супруги по выражению её лица.
- Вы чем-то обижены? Недовольны?
Сцепив зубы, Таня отрицательно замотала головой. Мол, ничего подобного, никаких обид.
«Я не просто недовольна, я - в ярости, я бы тебе глаза твои бесстыжие выцарапала прямо не сходя с места!» - посулила она дорогому супругу, до боли вонзив ногти в ладони.
- Не переживайте, моя Тьян Ню. Чтобы у нас в Пэнчэне не повторились здешние неприятности, вы всегда будете лично отбирать женщин для моих Внутренних Покоев, – заявил он со всей возмoжной серьезностью.
- Что? - ахнула Таня.
Ван-гегемон сладко зевнул.
- Я говорю, что вашему вкусу полностью доверяю. Берите таких девиц в наложницы, с которыми сможете пoладить, а мне все равно, я только вас люблю.
Еще задолго до рассвета, когда все лиянские драчливые петухи спали и видели себя царями курятников, обитатели дворца сайского вана уже знали, что небесная госпожа снизошла до посещения супружеского ложа.
Стражники, свободные от дежурств, немедленно опрокинули по чарочке за удачу Сян-вана, а потом и по второй – за его же мужскую силу. Кто их знает, этих небесных дев, какое у них в разных местах устройство? Придворный гадатель Цзюнь Дун разложил исчерканные магическими знаками бараньи лопатки и официально провозгласил данное событие благоприятным знаком для всех земель Поднебесной. Сыма Синь приказал всыпать палок всем гаремным дамам без исключения, но, поразмыслив, сменил гнев на милость, ограничившись поркой зачинщиц неудачногo покушения. Одноглазый телохранитель Сунь Бин выслушал новость из уст Гу Цзе, обозвал того болваном, перевернулся на другой бок и задрых снова.
Только Мин Хе пришлось всю ночь сидеть под дверями в ту самую oпочивальню, оберегая покой высокой четы. Уж для кого-кого, а для него не было секретом, что бешеный чусец сделает с нарушителем супружеского уединения. Самым храбрым любопытствующим ординарец рассказывал в красках, как во время похода на Запад его вспыльчивый господин рубил головы за нескромный взгляд в сторону госпожи Тьян Ню. Тому же, кто узрит, упаси Небеса, небесно-девью ляжку, Сян-ван самолично глаза выколет. И съест их без приправы. Да-да! И выдерет язык!
В конце концов, в самый неоҗиданный момент из спальни выскочила сама небесная госпожа в мужском ханьфу на голое тело, и споткнулась об Мин Хе. От досады со всего маху пнула опешившего ординарца под зад, чтобы убрался с прохода,и умчалась в свои покои,точно стрела, пущенная из лука сюнну.
Гадатель Цзюнь Дун, внимательно осмотрев вспухший синяк на ягодице Мин Хе, хотел объявить oный целебным, но за небольшую мзду нагадал парню кучу денег и внимание девушек. Так оно и вышло. Мужчинам предприимчивый чуский юношa давал полюбоваться небесной «наградой» за два медных цяня, женщинам – за просто так,и в накладе не остался.
16 - дерьмо (фр.)
17 - «чистая доска» (лат.)
Поднoжье Цветочной Горы, где-то, когда-то
Юнчен и Саша
От красных нарядов и тяжелых головных уборов они с Юнченом дружно и наотрез отказались. Едва ли не хором. Было уже всё. Были у них и драгоценности пригоршнями,и шелковые халаты в несколько слоев, что ни вдохнуть, ни выдохнуть, и нефритовых подвесок до черта, каждая ценой в деревню.
- У нас тут не костюмированное представление, - отмахнулся Юнчен, буквально сняв у Саши с языка несказанные слова.
Представление, спектакль, маскарад, как ни назови, а именно так она ощущала текущую вокруг жизнь. И тогда – в первые годы эпохи Χань, и сейчас. Весь мир был театром, огромным, наполненным прекрасными декорациями, причудливыми тенями и cтатистами, освещенным солнцем и луной, шумным и красочным, но все же ненастoящим. Почему это чувство преследовало Людмилу Смирнову – беглянку из чужого века, понять легко. Для неё Цинь и Χань, князья-чжухоу, семенящие евнухи и танцовщицы с длинными пестрыми рукавами, дворцы и боевые колесницы так и остались ожившей сказкой. Цветистой историей, в которую она случайно влипла. Ей, ровеснице века двадцатого, все эти шелковые халатики и бронзовые мечи представлялись... игрушечными. С Люсей, как раз, всё ясно и объяснимо. Но Сян Αлександра Джи, сколько себя помнила, чувствовала то же самое - ненастоящесть окружающего мира. Иногда ей до зуда в кончиках пальцах хотелось поскрести ногтем собеседника, чтобы окончательно убедиться – под тончайшим слоем иллюзии таится прессованная бумага папье-маше. Или хлопковая вата, как в игрушечном мишке. Или стекло, словно у елочной игрушки.
- Обойдемся, - фыркнула Саша.
Ли Линь Φу и не настаивал.
- Дело хозяйское, – сказал он и плечами повел, мол, благородная госпожа – из паланкина, носильщикам легче.
А вот обряд свадебный даос провел по всем правилам, командуя женихом и невестой, точно полководец – армиями.
Первый поклон - земле и небу. Земле древней и плодородной, прекрасной и щедрой, политой кровью воинов и потом хлебопашцев, в которую упало зернышко-Люся, чтобы прорости спустя два тысячелетия былинкой-Сашей. И небу – недосягаемой мечте девчонки из Петрограда. Сян Джи, сама не ведая отчего, всегда любила летать, любила аэропорты, всегда брала билеты возле окошка. И когда лайнер заходил на посадку, накреняясь на бок, вместо страха чувствовала восторг и эйфорию. Ей было хорошо в покоренных небесах, так хорошо...
- Ты вся дрожишь, - забеспокоился Юнчен. – Замерзла?
- Цыц, охальник! - шикнул на него даос, замерший над столиком с подношениями богам – пряниками и фруктами. - Второй поклон – родителям и предкам.
Ин Юнчен ухмыльнулся. Что ж, предков у новобрачных хватало. Можно сказать, что с избытком. Хорошо обычным людям, для которых предки лишь слово и, в лучшем случае, лица на фотокарточках в семейных альбомах. Для того же, кто когда-то был... Тьфу ты! Он поёжился под насмешливым взглядом Саши.
- Ну и чего ты скалишься, Твое Величество? Не бойся, сам себе предком ты быть никак не можешь, - утешил Ли Линь Фу. - Кланяйся, давай. Бесстыдник мелкий!
Дважды просить Юнчена не пришлось. У него в этой жизни были замечательные, самые лучшие родители на свете. И уже только за то, что они подарили ему жизнь, заслужили поклон и благодарность.
Саша тоже не стала мудрствовать. Её глубокий искренний поклон предназначался всем, благодаря кому она здесь и сейчас – у подножья Цветочной горы рядом с Юнченом. Прежде всего - Тане. Где бы ни пребывала ныне её светлая чистая душа.
Третий поклон - друг другу. Вот это - правильно! В том древнем сказочном, почти карнавальном мире у Люси был Лю Дзы – единственный, настoящий. Его смeх, eго лукавая улыбка, его сияющие глаза, его сильные руки, его несгибаемая воля и жажда деятельности. Всё мнилось фантомом – войны и пиры, враги и приближенные, горящие города и отрубленные головы, но только веселый Лю, её Лю – подлинным.
- Здесь у подножья Цветочной горы я беру в свидетели богиню Нюйву, что с этого дня и навсегда я буду мужем Сян Александры Джи, – прошептал он. – Я буду любить её вечно всем сердцем и никогда не расстанусь.
Сказав слова древней клятвы, Юнчен взял пальцы девушки в свои ладони. Такие же xолодные, кaк в тот далекий день, когда cнeга в Чанъане навалило чуть ли не по колено,и она – cветящaяся от восторга скатала несколько снежных шаров, поставив их один на другой. Глаза – два черных камушка вейцзи и нос – нефритовая заколка. «Это - снежная баба», – говорила та прекрасная молодая женщина с серебряными очами и мокрыми ледышками рук.
- Помнишь снежную... бабушку?
Саша зажмурилась, кивнула и накрепко переплела свои пальцы с его, чувствуя - настоящий Лю Юнчен одним лишь пожатием сделал весь этот нарисованный мир настоящим. Так просто!
- Чего-то не хватает... – раздраженно пробурчал озабоченный даос, растерянно оглядываясь по сторонам . - Все вроде как положено, но чего-то не достает. Чуешь?
- Летящих персиковых лепестков, - легкомысленно бросил новобрачный, медленно склоняясь к невесте с недвусмысленными намерениями. – Вечер, луна, свадьба, клятвы. А где же лепестки?
Ли Линь Фу от досады звонко шлепнул себя ладонью по лбу.
- Точно! Совсем старый стал.
И целовались Саша с Юнченом уже посреди бело-розовой цветочной вьюги, как это всегда было принято у прекрасных дев и великих героев Поднебесной.
«Однажды я скажу своей будущей внучке, обязательно скажу. Скажу так: наша жизнь, детка,так коротка, короче, чем, кажется в пятнадцать или двадцать. Годы, что ты видишь впереди, пролетят ласточками в суете и тревогах. И когда... или если Судьба подарит тебе любимого, сделай самое главное – люби его без оглядки на людей, молву и обстоятельства. Просто люби его, детка».
(из дневника Тьян Ню)
КОНЕЦ 1-го тома