— Я обязательно, ты слышишь? Я обязательно,
— сказал Медвежонок.
Ежик кивнул.
— Я обязательно приду к тебе, что бы ни случилось.
Я буду возле тебя всегда.
Ежик глядел на Медвежонка тихими глазами и молчал.
— Ну что ты молчишь?
— Я верю, — сказал Ежик.
Доверяя безоговорочно человеку,
ты в итоге получаешь одно из двух:
или человека на всю жизнь, или урок на всю жизнь.
Почти три часа ночи, но я не обращаю на это внимание, когда звоню отцу. Он очень быстро берет трубку, словно караулил у телефона.
— Что-то случилось? — быстро спрашивает он. — Виктор Сергеевич в курсе?
— Виктор Сергеевич в машине, — невесело шучу я. — Да. Случилось. Третьего сентября. Я вышла замуж. Потом случилось, что я познакомилась со своим мужем. Тебе не кажется, что в этом порядке важных событий нарушена логика? Это ваши игры — не мои.
— Лера! — отец не склонен, как я, шутить. — Что сделал Верещагин?
— Ничего, — отвечаю я, вспоминая звон рассыпавшихся по полу гостиной пуговиц. — У меня нет вопросов, папа, есть только его ответы. Мне нужны твои вопросы.
— Лера! Ты все равно ничего не поймешь! — досада в голосе отца очевидна. — Буквально пара дней — и ты будешь дома.
— Скажи, — прошу я спокойно. — Если я найду способ уйти от него, ты сможешь меня защитить?
— Легко, — отвечает отец. — Но… сейчас уходить от него рано. Мне надо успеть проверить одну маленькую, но важную информацию. А до этого тебе лучше не уходить. Поверь. Виктор Сергеевич не даст тебя в обиду. Он сказал мне, что всё спокойно.
— А ты уверен, что Виктор Сергеевич работает на тебя? — решаюсь спросить я, испытывая смутную неловкость и даже смущение, потому что мне не хочется выдавать своего охранника и своего «мужа». Что за бред у меня в голове?
— Как в себе, — тут же отвечает отец. — С этой стороны у нас всё перекрыто надежно.
Ладно… Не буду настаивать…
— По разговору с Верещагиным я поняла, что ты должен мне что-то сказать первым, — продолжаю я настаивать на другом.
— Дочь! — отец голосом выделяет мой статус в наших отношениях. — Этот… мерзавец специально пытается посеять в твоей душе и разуме сомнения. Чертов извращенец!
— То есть находиться рядом с мерзавцем и извращенцем я могу, ничего не боясь, положившись на твое слово без объяснений и на помощь надежного и верного Виктора Сергеевича, который сейчас в машине во дворе? Но при малейшей для меня опасности он сломает любые двери и спасет мою честь или жизнь? В любом порядке? Поправь меня, если я что-то путаю, — предлагаю я отцу.
— Ты ничего не путаешь, — устало говорит отец. — Всё так и есть, как бы нелепо это ни звучало.
— А почему он извращенец? — интересуюсь я. — Почему мерзавец, понятно. Но извращенец — слово очень сильное.
Отец кашляет, отставив трубку, потом говорит, смеясь:
— Это чтобы тебя не пугать настоящими ругательствами, — и тут же меняет тему. — Помнишь про выставку работ инвалидов-колясочников? Мне важно встретиться с тобой там, Лера! Попроси Верещагина привезти тебя на нее. Суббота уже послезавтра.
— Хорошо, — я тоже устала и прощаюсь, так и не получив нужные мне вопросы для готовых ответов.
Утро встречает сильным дождем, идущим с таким шумом и с такой силой, словно ливень все эти недели нетерпеливо ждал, когда же ему удастся добраться до этих расслабившихся под ласковым осенним солнышком людишек. Всему приходит конец, и такой редкой в последние годы волшебной золотой осени тоже.
После душа надеваю серый брючный костюм с голубым шелковым топиком, плету простую косу и собираю ее на затылке, удерживая десятками шпилек. Вспоминаю Сашкины шутки:
— Лерка! Даже десять шпилек не держат! Давай на саморезы?
Так и не выбрав обувь к костюму, босиком, неслышно ступая, выхожу из своей спальни. На часах всего лишь семь утра — очень надеюсь, что Верещагин еще спит или хотя бы в душе.
Он не спит. Он не в душе. Он точно после него. Стоит у окна гостиной спиной ко мне. Торс голый, черные домашние штаны.
— Рисковый вы человек, Илья Романович! — голос Верещагина желчен, но тих, видимо, не хочет меня разбудить.
Застываю на пороге и слушаю, не дыша.
— Почему блефую? — смех тоже тихий. — Доказательство блефа у вас есть? Нет. Вот видите… А как вам мои доказательства? Практически железобетонные.
Верещагин некоторое время слушает ответ отца, потом говорит сквозь зубы, свирепо, зло, надрывно:
— Еще как сделаю! Да. Ничего святого. Да. И вам хорошего дня!
Верещагин продолжает стоять лицом к окну и спиной ко мне. Я вижу, как сильно, до побелевших костяшек, он сжимает телефон.
— У нас есть какие-то особенные планы или я могу уйти по своим делам? — негромко спрашиваю я.
Никита медленно поворачивается и молча смотрит на меня. Оценивающий взгляд пробегает снизу вверх: от босых ног до закрепленной шпильками косы.
— Своим делам? — в голосе Верещагина легкое, но ощущаемое пренебрежение, будто даже предположить то, что у меня могут быть хоть какие-то заботы и проблемы, ему невероятно сложно.
Я не повторяю вопрос, просто жду его решения. Мой строгий «муж» хмуро смотрит на меня, но у меня впечатление, что он еще не переключился мыслями с телефонного разговора с моим отцом на живой разговор со мной. Проходит пара напряженных минут, после которых Верещагин отвечает:
- Мне нужна пара часов, чтобы поработать в офисе. Потом мы вместе едем в наш загородный дом, где будем жить некоторое время, достаточно продолжительное. Не думаю, что за этот небольшой временной промежуток ты успеешь сделать свои дела. Магазины еще закрыты. Поэтому советую позавтракать. Завтрак привезут через десять минут. Успеешь поболтать по телефону с подружками и собраться примерно на пару недель.
Из потока речи выбираю два ориентира, чтобы задать свои вопросы:
— Ты собираешься удерживать меня возле себя? У тебя есть еще один загородный дом или речь о доме, в котором живет твоя мать?
Верещагин прищуривается и отвечает в обратном порядке:
— Это другой дом. В нем не будем моей матери. Мы будем там только вдвоем. Плюс охрана.
Итак. Меня в срочном порядке вывозят за город и собираются там держать под охраной. От чего? От кого? От отца? И сколько у меня времени, чтобы что-то предпринять? Два часа, пока Верещагин будет в офисе?
Все эти вопросы я оставляю при себе и терпеливо жду реакции «мужа». Он примагничивает мой взгляд своим цепким недоверчивым взглядом, словно подозревая меня в чем-то.
— Оставляю тебя с Виктором Сергеевичем. У тебя два часа. В начале десятого я вернусь, и мы поедем в наш дом.
— Наш? — уточняю я насмешливо. — Наш дом… Наша квартира… Ты, действительно, готовился к нашей встрече.
— Надеюсь, мне еще не раз удастся тебя удивить, — неожиданно мягко отвечает Верещагин, с этими словами уходя из гостиной.
— Я могу выйти на два часа? — бросаю я вслед самый важный вопрос.
— Нет! — ответ летит ко мне уже из коридора.
Возвращаюсь в свою спальню, сбрасываю жакет и ложусь на заправленную кровать. Лежу, глядя в зеркальный потолок, и думаю, как не позволить Верещагину изолировать меня от мира и отца. Легкий стук в дверь отвлекает от пары придуманных вариантов.
— Валерия Ильинична! — Виктор Сергеевич появляется в дверях спальни. Свежий, подтянутый, внимательный.
Интересно, где же он спал? Неужели в автомобиле? Или в этом доме у Верещагина не одна квартира?
— Доброе утро! — откликаюсь я на свое имя.
— Что-то нужно? — вежливо интересуется мужчина. — Привезли завтрак. Перекусите?
Молча встаю и иду за охранником на кухню, разглядывая его затылок. Виктор Сергеевич пару раз оборачивается с опаской.
На кухонном столе-барной стойке стоит свежесваренный кофе, мисочка с творогом, свежей клубникой и голубикой, тарелка овсяной каши и стакан апельсинового сока.
— Приятного аппетита, Валерия Ильинична! — кивок в сторону барного стула.
— А вы? — вежливо спрашиваю я. — Не позавтракаете со мной?
— Спасибо, я уже завтракал час назад, — по-военному докладывает мужчина. — У вас достаточно времени, чтобы и позавтракать, и собраться.
— Мне надо в аптеку, — осторожно прощупываю я почву.
— Я схожу, — тут же откликается Виктор Сергеевич. — Просто составьте список.
— Хорошо, — послушно киваю я, приступая к завтраку.
Потом возвращаюсь в спальню и звоню Сашке. Подруга, выслушав последние новости, сначала крепко ругается, потом твердо говорит:
— Найти тебя, если он увезет, будет проблематично. Надо сбегать сейчас!
— Конечно, — соглашаюсь я. — Но пока не могу придумать, как это сделать. Осталось полтора часа.
— Слушай! — кричит Сашка. — В Москве должен быть Игореха. Позвони ему!
— Не хочется мальчиков вмешивать, — слабо сопротивляюсь я, но мысль уже начала лихорадочно работать.
— Не мальчиков, а друга! — возражает Сашка. — Давай так. Я ему кратко всё изложу, и он, если может помочь, сам тебе позвонит.
Кладу трубку и начинаю ждать. Проходит не более десяти минут. Веселый рингтон, выбранный для Игоря, оповещает меня, что звонит друг.
— Лера! Привет! — голос друга детства согревает и успокаивает нервную дрожь, уже подбирающуюся ко мне изнутри. — Мне нужно полчаса, чтобы понять, как тебе помочь. Отправь мне точный адрес и найди способ выйти из дома.
— Мне нужно в аптеку, — повторяю я свою просьбу Виктору Сергеевичу, находящемуся в гостиной.
— Список, — вежливо склонив голову, напоминает он.
— Мне надо самой, — не знаю, получилось ли слегка покраснеть, но я старалась.
— Не смущайтесь, — тепло говорит мужчина. — Я могу купить всё, что вам угодно.
— Нет-нет, — мотаю я головой. — Это не совсем удобно! Вернее, совсем неудобно! Я должна купить сама. Мне надо выбрать. Сравнить.
Виктор Сергеевич задумывается, потом выходит из гостиной, чтобы позвонить Верещагину. Буквально через минуту возвращается и сообщает, что мне разрешено сходить в аптеку самой, но недолго.
С этого момента все события прессуются в моем сознании. Время сжимается и идет слишком быстро. Жакет. Туфли. Сумочка. Зонт. Ближайшая аптека. Девушка-провизор, предлагающая мне на выбор гигиенические прокладки десятка видов. Я, делающая вид, что выбор этот ой как труден.
Виктор Сергеевич, понимающе кивнув, чтобы не смущать меня еще больше, выходит из аптеки на крыльцо.
Провизор терпеливо ждет. Из подсобного помещения выходит высокий мужчина в черном костюме и легком сером плаще. Его бесстрастное лицо мне незнакомо. Девушка вообще не обращает на него внимания.
— Валерия! — окликает он меня. — Вам надо пойти со мной прямо сейчас.
Замираю и теряю секунды на принятие решения, поскольку мужчина не представляется. Поняв, что я замешкалась, мужчина в сером мокром плаще, глядя мне в глаза, произносит:
— Чёртова варежка.
И я подаюсь ему навстречу. Подсобное помещение, в которое открывает дверь невозмутимый провизор. Закрытый двор. Открывающийся надо мной огромный черный зонт. Ливень, идущий стеной. Серый автомобиль. Дверь. Темно-синяя кожа на сиденье. Теплые сухие объятия.
— Привет! — легкий поцелуй в лоб, и автомобиль срывается с места.
— Игорь! — радостно выдыхаю я, прижимаясь к мужчине, с облегчением и наслаждением ловя знакомый запах базовых ароматов его парфюма: белый велюр, мускус и специи. — Спасибо!
— Не за что, принцесса! Прости, что конь не белоснежный! — и добрая усмешка, родная и любимая.
— Я не знаю, чем для тебя это может кончиться, — запоздало предупреждаю я, вглядываясь в знакомое с семи лет лицо.
— Не дрейфь, принцесса! — смеется Игорь. — Я тоже не лыком шит.
— Всё непонятно, но очень серьезно, — поспешно пытаюсь я объяснить. — И мой отец, и Верещагин этого так не оставят!
— У тебя есть я и Макс. Мы тоже этого так не оставим, — совершенно спокойно отвечает мне Игорь, успокаивающе похлопывая по руке. — И у нас тоже есть отцы. А еще Сашка! Они еще с ней не связывались!
Мы смеемся вместе. Он раскатисто, довольный своей шуткой. Я облегченно, расслабившись. Потом Игорь забирает мой телефон, выключает его, вытаскивает симку.
Четыре часа пути на бешеной скорости — и я дома. Здесь тоже дождь. Но не сильный, а нудный, лениво накрапывающий, будто успокаивающий.
— Будешь у меня в коттедже, — говорит Игорь, помогая выйти из машины. — К матери тебе пока нельзя. И ей знать, что ты здесь, не стоит. Лишние волнения.
— Я понимаю, — действительно, понимаю я и захожу в дом Игоря.
— Новая симка, — говорит мне Игорь, возвращая телефон. — Отдыхай! Ничего не бойся!
Обняв и поцеловав Игоря, иду, провожаемая тем же мужчиной, что был в аптеке, в комнату на втором этаже. Сбрасываю жакет и забираюсь в кровать. Сон после бессонной ночи в квартире Верещагина, утренней нервотрепки и побега приходит сразу. Снится мне Виктор Сергеевич, укоризненно качающий головой, и мне стыдно за свой побег.
Просыпаюсь, когда за окном уже вечереет. По-прежнему идет мелкий дождь. За дверью моей комнаты возня и громкий шепот. Резко вскакиваю, радостно распахивая дверь. Я знаю, кто это.
С визгом ко мне врываются Сашка и Варька.
— Прости, Лерка! — смеется вошедший за подругами Игорь. — Этих фурий не удержать!
И от хохочущей Варьки получает за фурий моей подушкой.
— Давайте ужинать и думать, как решать проблему, — приглашает Игорь, уходя.
— Рассказывай! — после визгливых объятий теребит меня Сашка, повалив на кровать. Варька пристраивается сбоку.
Мой подробный рассказ вызывает и возмущение, и довольный смех.
— Ты понимаешь, что он хотел тебя изнасиловать? — нахмурившись, спрашивает Сашка, схватив меня за руку.
— Не говори глупости! — возмущается Варька, хватая меня за вторую руку. — Не пугай Лерку! Он просто хотел ее шокировать. Моя футболка ее спасла!
Сейчас, когда я среди друзей, история последних дней моей жизни кажется нелепой и карикатурной.
Мы спускаемся вниз за уже накрытый стол. Игорь салютует нам бокалом сухого красного вина.
— Что будем делать? — по-деловому спрашивает Сашка после первого тоста.
— Пока ничего, — спокойно отвечает Игорь. — Подождем, что предпримут Вяземский и Верещагин.
— Мне тревожно, что я вас вовлекла непонятно во что, — беспокоюсь я, оглядывая друзей.
Сашка бодра и агрессивна. Варька взволнованна, но таинственно мягка. Игорь собран и возбужден, как перед хорошей охотой.
— Все восемь папок Верещагинские, — сообщаю я. — А это значит, что он следил и за вами.
— Просто, чтобы больше знать о тебе, — Игорь по-прежнему спокоен и категоричен. — Без видимой причины Верещагин не полезет ни на Быстровых, ни на Ждановых. Это смешно и глупо! Разрулим как-нибудь.
Игоря прерывает телефонный звонок.
— Всё в норме, — докладывает он кому-то и смеется. — Девчонки все у меня. Нет. Не треснет!
— Макс? — догадывается Варька.
— Приветы от нас! — говорит Сашка. — Возьмет Берлин и сразу пусть возвращается!
— Макс в Германии? — удивляюсь я и улыбаюсь Варьке. — Вот почему ты одна.
— Я не одна! Я с вами! — Варька ласкает всех нас по очереди нежным взглядом чудесных зеленых глаз. — Игореха нас защитит, а там и Макс вернется.
Игорь улыбается в ответ и картинно расправляет плечи:
— Я ваш рыцарь Игореха! Разрешите представиться!
Мы говорим глупости и смеемся до боли в животе. Поглощаем вкусный ужин. Вспоминаем веселые истории из нашей общей жизни. Как-никак впятером из шести человек в нашей компании мы вместе двадцать три года. А Сашка с Игорем еще и в детском саду с трех лет вместе были. Сашка требует считать эти четыре года до школы за восемь, поскольку Игорь бросал ей в суп мелкие детали от конструктора, раздавил любимую пластилиновую собачку, которую слепила Сашка, и отказался на ней жениться, когда в шесть лет она это искренне предложила в знак примирения.
— Игорь! — Варька просительно обращается к хозяину. — Дождь кончился. Можно нам погулять у тебя в саду? Посекретничать?
— Легко! — радушно разводит руками Игорь. — Сплетничайте на здоровье! А мой повар пока придумает что-нибудь уникальное. Буду угощать десертом за поцелуй от каждой. А за добавку…
Мы снова смеемся и, надев плащи, выходим на улицу, дождь закончился. Варька тащит нас в сад камней по мокрым плиткам дорожек.
— Мелкая галька — это символ воды, — рассказывает Варька, решив стать нашим экскурсоводом. — В саду камней должны быть представлены все четыре стихии.
Мы с Сашкой расслабленно слушаем, любуясь оживленной Варькой.
— Плоские камни — земля. Высокие булыжники — небо. Японцы считают камни живыми. Для них у камней есть и лицо, и фигура, и характер.
Варька ведет нас дальше.
— А это тсукубаи — традиционный японский мини-фонтан. Видите башню? В ней обязательно должно быть нечетное количество ярусов.
— А камней в саду сколько должно быть? — интересуется Сашка, разглядывая фонтан.
— Тоже нечетное количество, — рассказывает умиротворенная Варька почти шепотом. — Кратное трем или пяти. Идеально — пятнадцать камней. Ну и ставят их по принципу триады. Группами по три штуки.
— А как осознать всю эту красоту и ее смысл? — с сомнением, тоже переходя на шепот, спрашивает Сашка. — Надо тренироваться?
— Надо выбрать точку созерцания, — таинственно шепчет Варька. — С нее должно быть видно все пятнадцать камней. Согласно восточной философии, созерцать полную картину могут только избранные.
— А что избранные увидят? — спрашиваю я нашего добровольного экскурсовода.
— Сущность мироздания, — как-то просто и легко отвечает на мой вопрос Варя.
— Ха! — фыркает Сашка. — Всего-то! Сейчас увидим и познаем!
Мы останавливаемся и смотрим на сад камней, на фонтан. Молчим некоторое время.
— Всё! — докладывает Сашка. — Я познала! И у меня есть вопросы. Лера! Как тебе Верещагин?
Вопрос застает меня врасплох. Темно-серые глаза Сашки и получившие изумрудный оттенок благодаря плащу цвета морской волны зеленые глаза Варьки смотрят на меня, не отрываясь.
— Что значит как? — недоумеваю я. — Большой, недобрый, целеустремленный, опасный.
— Я уверена, что он в тебя влюблен! — внимательно вглядываясь в выражение моего лица, заявляет Варька.
— Это без вариантов! — злобно поддерживает Варькину мысль Сашка. — Еще бы не влюбился! Только в его случае это усугубляет, а не упрощает.
— Да, — огорченно откликается на Сашкины слова Варька. — Он хотел просто отомстить, а теперь чувство к Лере превращают его месть в нечто более страшное и мерзкое. И его от этого выворачивает.
— Лера! — в саду камней появляется Игорь. — Звонит твой отец. На мой телефон. Ты будешь с ним разговаривать?
— Нет! — быстро отвечаю я.
Не хочу. Его молчание и секреты привели к тому, что я оказалась женой Верещагина.
— Лера… — лицо у Игоря серьезное, и в глазах какое-то нечитаемое чувство. — Если бы не твой отец, Макс не смог бы разрулить свои проблемы. Мы ему должны. Тебя я ему не отдам, но поговорить…
— Прости, — огорченно вспоминаю я недавнюю историю Вари и Макса. — Конечно, с ним я поговорю.
Друзья оставляют меня одну с телефоном Игоря и отходят.
— Лера! — усталый голос отца звучит спокойно. — У тебя всё хорошо?
— Да, папа, — так же спокойно отвечаю я. — Я в безопасности. Среди друзей.
— Рад слышать это, — отцовская интонация, действительно, выдает облегчение, которое он испытывает.
— Надеюсь, ты понимаешь, что Виктор Сергеевич не виноват? — с надеждой спрашиваю я, почему-то искренне беспокоясь о судьбе своего охранника. — Я его обманула.
— Дорогая! — мягко смеется отец. — Из всех, кто тебя окружал в Москве, ты обманула только Верещагина и его людей.
— Подожди! — догадываюсь я. — Ты знал? И он знал?
— Естественно! — в голосе отца привычная мне, сухая ироничная интонация. — Если бы аптеку не придумала ты, ее придумал бы Виктор.
Мозг начинает лихорадочно работать. Отец не знает, что Виктор Сергеевич его предал и работает на Верещагина. А я почему-то не могу этого рассказать. Я не чувствую опасности со стороны этого странного человека. Но я могу и ошибаться. Черт возьми, вообще не понимаю, что делают мой отец и Верещагин и зачем им я. Одному в качестве дочери, другому — жены.
— Зато перед Верещагиным ты чист? Я правильно понимаю? — спрашиваю я.
— Молодец! — насмешливо хвалит меня отец. — Красивая женщина, способная мыслить логически… Кому-то же достанется такое счастье!
— Но не Верещагину? — подсказываю я вариант.
— Ему никогда! — легкая насмешка сменяется злорадством. — Или он тебе нравится?
— Нет. Не нравится, — осторожно отвечаю я, заглянув внутрь себя и обнаружив там полное смятение.
— Прекрасно! — констатирует отец. — Связь через Жданова. И, Лера… Присмотрись к нему!
— Папа! Мы уже говорили об этом, — напоминаю я. — Игорь — мой друг. Не более. Мы любим друг друга, как брат и сестра.
— Тебя невозможно любить по-братски! Тем более здоровому взрослому мужику! — смеется отец, но больше не настаивает.
— Сейчас я вам что-то покажу! — таинственно говорит Игорь, уводя нас на другой конец сада.
— Ух ты! — восклицает Сашка. — Что за компания и зачем? Ты увлекся скульптурой?
— Это место силы! — дурачится Игорь, показывая нам уголок сада, в котором по кругу выставлены бронзовые фигуры высотой примерно в половину человеческого роста. — Прихожу сюда, чтобы вдохновиться их победами и опытом.
— Так… — морщится Сашка, пытаясь узнать увековеченных в бронзе. — Это Суворов. Это Жуков. Это…
— Македонский, — подсказывает Варька. — Невский. Чихгисхан. Цезарь.
— Ричард Львиное Сердце, — подключаюсь я к игре в узнавание. — Наполеон Бонапарт.
— Игореха! — не может удержаться от смеха Сашка. — Ты лелеешь планы по захвату мирового господства?
— Не мирового, но господства. Я сам это придумал! — хвастается друг. — Выбрал полководцев. Заказал фигуры скульптору. Поставили их кругом. Скамья в центре, чтобы присесть и напитаться их силой и энергетикой.
— Стратег! — веселится Сашка. — Личности, конечно, потрясающие. Есть, чему поучиться. Но можно и нарваться! У каждого из них столько косяков было, что мама не горюй! Спроси у Варьки — у нее память, как у компьютера. Не боишься, что тебе не только сила и энергетика перейдут, но и фобии, и роковые обстоятельства жизни?
— Не боюсь! — хорохорится Игорь, усаживая нас на скамью и подняв правую руку. Тут же по его знаку нам приносят алкогольные коктейли.
— Так… — старательно вспоминает Варька. — Что бы интересного вспомнить… Наполеон, например, страдал аилурофобией.
— Да? — ерничает Игорь. — И что это? Аилуры — это кто или что?
— Это боязнь кошек! — Варька пробует свой коктейль и зажмуривается от удовольствия. — Вкусно! Кстати, и Чихгисхан, и Александр Македонский их тоже боялись.
— Кошек я не боюсь, — храбро говорит Игорь. — Зато я знаю, что восемь процентов мужчин-монголов — прямые потомки Чингисхана.
— Еще бы! — смеется Варька. — Чингисхан считал, что, чем больше у человека потомства, тем он значительней. В его гареме насчитывалось несколько тысяч женщин, и почти все из них родили от него детей.
— О! — оживляется Игорь. — Вот это интересно! Мне подходит!
— Балабол! — хлопает его по плечу Сашка. — Одного хоть заведи!
— В поисках! — защищается Игорь. — Вы за меня не идете, а другие мне не нравятся. — Варьку Макс экспроприировал еще восемнадцать лет назад. Лерка мне в третьем классе отказала. Мы же с Вовкой из-за нее подрались по-настоящему. Она никого не выбрала, хотя победил я. Больше просить не буду — я гордый!
Мы смеемся, а Игорь добавляет шепотом:
— А Сашку я вообще боюсь! У меня сашкофобия! Ей бы армией командовать, а не мужем!
— Я всё слышу! — ворчит довольная Сашка. — Зато я прекрасная мать!
— Кстати, о матери, — радуется подсказке Варька. — Ричард Львиное Сердце был маменькиным сынком. Свою мать он брал с собой даже в Крестовый поход.
— Вот! — в смехе Игоря грусть. — У меня матерей целых две! Боюсь, не просто со свечкой возле брачного ложа стоять будут, а инструктажем молодую жену замучают. Вдруг она меня слишком крепко обнимет? Или, не дай бог, поцарапает?
— Дурачок! — целует Игоря в кончик носа Варька. — Две матери — и обе возле тебя. Что может быть лучше?
Мы некоторое время молчим, вспоминая печальную историю о Варькиной матери, которая оставила и ее, и младшую дочь Машу, по прозвищу Мышильда, отцу и приемной матери Рите.
— Невского канонизировали, — тихо продолжает Варька. — Он человек твердой веры. От католичества несколько раз отказался, несмотря на материальную выгоду. В самой Золотой Орде умудрился организовать православную епархию. И ни одного сражения не проиграл, как и Македонский, и Суворов. Кстати…
Варька вскакивает со скамьи и, оживившись, говорит, сверкая зелеными глазами:
— Суворов любил устраивать женитьбу своих крепостных крестьян, выстраивал их в шеренгу по росту, затем приказывал: «Сойтись!» и лично венчал образованные пары. Это же ужас какой-то! Представляете, если бы нас по росту распределить?!
— Да уж, — ворчит Сашка, допивая коктейль. — Тогда Лерка досталась бы Максу, Ты, Варька, — Игорю, а я — Вовке.
На словах «Варька — Игорю» наш друг вздрагивает и даже мотает головой. Осуждающе смотрю на Сашку, она досадливо морщится, виновато моргая.
— Десерт? — меняет тему Игорь, и мы уходим в дом.
После чая хозяин деликатно оставляет нас одних, уезжая по делам и напутствуя:
— Девочки! Дом охраняется как Форт-Нокс! Ничего не бойтесь! Главный — Савелий. Если что — звоните мне или Максу.
Савелием оказывается тот самый мужчина, который помог мне улизнуть из аптеки.
— Оружие оставишь? — серьезно спрашивает Сашка, но долго хранить серьезность у нее не получается, и она фыркает.
— Да, оставлю, — тут же соглашается Игорь. — Тебе, Сашка, сковородка. Варьке скалка. Лерке…
— Лерка будет стрелять глазами! — перебивает его Сашка. — Очередями!
На ночь нам приготовили три отдельные спальни, но девчонки пришли спать ко мне.
— Леруся, — аккуратно начинает разговор Варька, когда мы втроем укладываемся в одну постель. — Мне не дают покоя эти два года, что Верещагин наблюдал за тобой. Мне кажется это очень важным.
— Согласна с Варькой! — задумывается и Сашка. — Ощущение, что Верещагин отложил месть на два года, когда тебя увидел.
— Он сказал мне, что нанял частного детектива. Потом получил первые фото и видео и не смог удержаться — начал наблюдать за мною сам, — рассказываю я подругам.
— Вот! — «адвокат» Верещагина Варвара Быстрова радуется, как ребенок. — Это его, несомненно, оправдывает.
— Опомнись, Варька! — злится Сашка. — Незаконно организовал женитьбу, отца чем-то запугивает и шантажирует, всё забрать собирается. Да еще на совместном проживании настаивает. Душка, а не мужчина!
— Мне кажется, что любой мужчина, который может заполучить Лерку, будет настаивать на этом самом проживании, — смеется Варька. — Драконит мужика: и мстить надо, всё-таки смерть отца, предательство отцовских друзей и даже собственной матери, а между местью и совестью — Лерка.
— Вообще-то, тебе, Лерка, такой сильный мужчина и нужен! — выносит вердикт Сашка. — Слабаку и добряку с тобой не справиться! И самому завоевывать надо, и от посягателей извне защищать! Мало, кто справится!
Горячую речь Сашки прерывает телефонный звонок. Варьке звонит муж. Она хватает трубку.
— Варежка! — голос Максима слышен и без громкой связи. — Как ты, любимая?
— Всё хорошо! — радостно отвечает Варька, нажимая на кнопку громкой связи. — Охраняем Лерку в доме Игоря. Ты же в курсе?
— В курсе! — усмехается Максим. — Переживаю за вас. Вылетаю в Москву через сутки. Скоро увидимся! Девчонкам привет и поцелуи!
— Ага! Сейчас! — возражает ревнивая Варька, хитро улыбнувшись. — Обойдутся приветом!
Мы с Сашкой переглядываемся: не будем потакать Варькиным тараканам.
— Не обойдемся, Максик! — вопит Сашка, вырывая трубку у Варьки. — Она с Игорем целовалась. Три раза. Я свидетель!
— Убью обоих! — шутливо рычит Максим Быстров. — Нет. Жданова убью. Ее засужу. Приговорю к пожизненному сроку со мной. Без права досрочного освобождения.
— Ура! — радуется Варька. — Я согласна!
— Люблю тебя, Варежка! Скоро буду! — обещает Максим и отключается.
— Кстати, — вспоминаю я. — Когда этот Савелий в аптеку зашел и с собой позвал, я растерялась и думаю, от кого он. Вдруг не от Игоря. А Савелий мне — «чертова варежка».
— Точно! — восклицает Сашка. — Игорехина фраза, за которую он от Вовки получил леща. Это когда мы Варьку потеряли!
— Не потеряли, а нашли! — вздыхает Варька, закатывая зеленые глаза и наматывая на палец локон.
Это было лет четырнадцать назад. На двадцать третье февраля для мальчишек-одноклассников мы, девчонки-десятиклассницы, заказали игру в лазертаг «Зомби апокалипсис». Технически в то время это было гораздо проще, чем сейчас, но популярно и очень дорого. Огромное здание заброшенной фабрики в центре города находчивые собственники превратили в клуб для экстремалов. Там были и скалолазы, и туристы, и лазертаг, и пейнтбол.
По сценарию мы разделились на две команды: Зомби и Охотники на Зомби. Играли с азартом и удовольствием. Многие вообще в первый раз. К концу первого часа из заказанных двух обнаружилось, что пропала Варька. Игравший с Варькой в паре Вовка никак не мог понять, куда она делась.
— Я оставил ее за этим углом. Сказал ждать, — растерянно рассказывал бледный Вовка.
— Спокойно! — как всегда, беря всё в свои руки, скомандовала Сашка. — Пусть включают везде свет — будем искать.
За полчаса ни злой, как черт, Максим, ни испуганный Вовка, ни энергичный Игорь, ни организаторы развлечения, ни все мы, Варькины одноклассники, между прочим, почти тридцать человек, не смогли ее найти. Варька появилась ниоткуда сама, растерянная и виноватая. Извинилась, пробормотала что-то про срочно, про выйти, про головокружение.
— Как так?! — кричала возмущенная Сашка. — Мы тебя на всех этажах искали! И на улице! Не было тебя нигде!
Как сейчас, помню бешенством горящие голубые глаза и сжатые кулаки Максима, радостно облегченный вздох Вовки и неожиданно резкий рык Игоря, схватившего Варьку в крепкие объятия:
— Чертова Варежка!
Вовка, отталкивающий Игоря. Максим, отдающий свое оружие и выходящий из зала, ни на кого не глядя.
— Знаете, где я была? — вдруг спрашивает Варя сейчас, спустя столько лет.
И снова этот растерянный и виноватый взгляд родных зеленых глаз.
— Где? — осторожно спрашивает Сашка и улыбается снисходительно. — Только не говори, что Сонька Игнатова тебя выкрала и в подвале спрятала.
— Лучше бы Игнатова, — нервно хихикает Варя. — Меня выкрал Сергей-Филипп.
Нижняя челюсть Сашки падает почти на колени. Мой рот тоже глупо открывается.
— Вы только не выдавайте меня, — тихо просит Варя, испуганно оглядываясь на дверь, словно кто-то может подслушивать и этому кому-то есть дело до подростковых глупостей такой давности.
— Как? — только и могу выдавить я из себя. — Зачем?
— Помнишь, мы с тобой куртками поменялись? — спрашивает меня странно смущенная Варька. — Ты сказала, что у тебя слишком теплая, чтобы активно бегать, а я мерзла и бегать не хотела?
— Смутно, — отвечаю я, уже догадываясь, что расскажет Варька. — Он перепутал тебя со мной?
— Естественно. В темноте. В шапке, — вздыхает Варька. — Узнал не сразу, как узнал — отпустил и выпустил.
— Почему не рассказала тогда?! — возмущается пришедшая в себя Сашка и кровожадничает. — Мы бы его тогда…
— Вот именно! — горячо говорит ей Варька. — Но дело больше в том, что он…
Варька замолкает и опять странно смотрит на меня, прежде чем сказать:
— Он меня целовал. Долго и сильно.
— Как это целовал? — не понимаю я, ужаснувшись и представив, как испугалась тогда моя нежная целомудренная подруга.
— Как сумасшедший, — густо покраснев, шепотом отвечает Варя. — Мы с Максом до таких поцелуев дошли года через два…
— Ничего не понимаю! — почти кричит Сашка. — А ты чего поддалась? Почему не боролась?
— Там темно было. Он меня в какую-то подсобку без света затащил, — начинает оправдываться резко бледнеющая Варя. — И потом… Я ему отвечала еще похлеще, чем он меня целовал.
Мы смотрим на подругу детства так пораженно, словно она сообщила нам, что стала валютной проституткой, пройдя серьезный отбор, и очень гордится этим.
— Господи! — не веря услышанному, бормочет Сашка. — Ты же не пила тогда алкоголь. Наркотики не принимала никогда…
— Я думала, что это Макс! — нервно смеется Варя, спрятав лицо в подушку. — Только через несколько минут сообразила, что это не он. По рукам. Они же ростом одинаковые. И Сергей-Филипп тогда не был таким шкафом, каким стал сейчас. Это сейчас он раза в два Макса шире.
Да. У Максима руки пианиста: ладони узкие, пальцы длинные.
— Так что я не того испугалась, что он меня украл, а того, что я его с Максом перепутала, — с досадой вздыхает Варька. — Вот столько лет и мучаюсь, боюсь Максу сознаться.
— Да… — тянет Сашка. — Надо было сразу. Теперь глупо как-то… Хорошо еще Сергей-Филипп не выдал!
— Он сам напугался! — хохочет Варька. — Больше меня! Так что… Как бы смешно и нелепо это ни звучало, но у меня с Сергеем-Филиппом есть общая тайна с сексуальным подтекстом.
— Крутая тайна! — чувствую, как мурашки страха и неприязни покрывают мое тело. — Пусть тайной и остается! Аминь!
— А Игореха-то какой молодец! — хвалит нашего друга Сашка. — Вспомнил про «чертову варежку».
На этих словах мы слышим легкий стук в дверь — и в моей временной спальне появляется Игореха-молодец с тремя красными розами в зубах и подносом с четырьмя бокалами, наполненными игристым.
— Это вам, красавицы! — говорит сквозь зубы Игорь, и мы, смеясь, разбираем по розе. — Выпьем?
— Давайте сфотографируемся! — просит Сашка. — Итак… Садимся по-турецки на кровати и с бокалами.
Мы долго фотографируемся в разных позах: сидя, стоя, лежа. Последнее фото-селфи Игорь делает так: мы втроем ложимся на левый бок, оголив ноги и вытянув губы, вокруг Игоря, лежащего на спине посередине.
— Отправляю Быстрову и Зорину с подписью «Мой гарем»! — говорит довольный Игорь и вдруг шутит, обращаясь ко мне. — Верещагину отправлять?
— Не стоит, — не поддерживаю я шутку.
От Вовки тут же приходит ответ: «Завидую! Всех целую!». От Макса предостережение: «Руки прочь от замужней женщины!»
Игорь отвечает Вовке: «Тьфу на тебя, противный! Не хочу с тобой целоваться!» Максу нагло короткое: «Я ее трогал только ногами».
— Господи! — смеется Сашка. — Детский сад! Нам тридцатник, господа!
— Ну и что? — возражает Варя. — Самая молодость!
Девчонки так и не уходят в свои комнату, и мы спим все вместе на моей кровати. Единственное отличие от детства и юности — посередине не Варька, как мы привыкли, а я.
— Мы последний рубеж твоей охраны! — важно провозглашает Варя.
— Да-да! — вторит ей Сашка. — Хотят добраться до тебя — пусть справятся с нами!
Теплая волна любви к подругами греет меня лучше, чем пуховое одеяло, которое выдал нам Игорь.
— Я точно сплю не с вами? — обиженно спрашивает он, когда мы его, наконец, выпроваживаем. — Вы не знаете, от чего отказываетесь! В сексе я лучший! Кто пробовал — прохода потом не дает! Даже деньги предлагают!
— Спокойной ночи! — хохочет Сашка и толкает Игоря к выходу. — У нас денег нет, а в долги залезать не хочется!
— Сегодня существенные скидки! Эх! Меня царицы соблазняли! Но не поддался я! — скребется в дверь спальни Игорь, и мы еще долго смеемся, до боли в скулах. — Расскажи что-нибудь, Варь! — просит Сашка, когда мы собираемся засыпать.
— Про любовь? — откликается Варя. — Давайте Дементьева?
— Конечно, про любовь! Только оптимистичное! — предупреждает Сашка. — Для поднятия настроения!
Варя улыбается. Я не вижу в темноте ее улыбку — я ее чувствую.
Сашка вздыхает и ворчит, перебивая Варю:
— Где ж такого деликатного мужчину взять? Вон Лерке одни неандертальцы попадаются: то Сергей-Филипп, то Верещагин… За волосы — и в пещеру!
— Не всё! — и снова Сашкино ворчание, по всему видно, что много у нее претензий к этой жизни.
— Где их взять-то, настоящих? — оставляет за собой последнее слово Сашка. — Быстрова уже прикарманили (Варька снова улыбается, довольная, как сытая кошка), Зорина фиг окрутишь — однолюб (Сашка получает от меня толчок локтем в бок, охает, но продолжает), со Ждановым связываться себе дороже, кастинг у многочисленных родителей не пройдешь, да и с разных мы улиц…
— Сашенька! — любвеобильная Варька успокаивает подругу. — Он где-то есть, твой мужчина. Вам осталось только встретиться! А мы с Лерой ждем рассказ о Ванькином отце. Ты обещала! Я вон в каком ужасе вам сегодня созналась! Давай! Делись!
— Не сегодня! — отрезает Сашка. — Всё! Спать!
Утро встречает нас облачной погодой и выстрелами. Настоящими выстрелами. Поскольку нас никто не останавливает, мы с девчонками, наспех одевшись, выбегаем во двор. Еще на лестнице Сашка восхищенно мне говорит:
— Неужели твой Верещагин дом штурмом берет? Вот это мужик! Может, нам с Варькой к нему в гарем попроситься?
— Я не могу! — вежливо напоминает Варя. — Я замужем и счастлива.
Возле крыльца, широко расставив ноги и держа в руках охотничье ружье Beretta, стоит совершенно спокойный Игорь.
— Кто стрелял? — глупо спрашиваю я.
— Что случилось? — это Сашка.
— На нас напали? — это Варька.
— Стрелял я, — подтверждая очевидное, отвечает нам Игорь. — Убил двух птичек.
— Ой! — расстраивается Варя. — Перелетных?
Из глубины сада выходит знакомый нам Савелий и еще один молодой охранник. Оба кладут к ногам Игоря… по дрону.
— Один серый, другой белый. Два веселых гуся! — весело поет Игорь. Покорёженные выстрелами дроны, действительно, серого и белого цвета. — Вот! Лера! За тобой прилетали эти гуси-лебеди.
— За мной? — переспрашиваю я, догадываясь, что Игорь имеет в виду.
— Так точно! — шутит Игорь, заметно возбужденный ситуацией. — Сейчас выпотрошим птичек — будет понятнее. Но, думаю, просто шпионы.
— Нас не берут штурмом? — осторожно шутит Сашка, с опаской глядя на растерзанных «птичек».
— Нет, конечно, — успокаивающе улыбается Игорь. — Охрану я уже усилил, на всякий случай.
— Не могу же я прятаться у тебя вечно, — говорю я, глядя Игорю в глаза.
— Вечно и не придется, — беспечно пожимает он плечами, даря нам свою неизменную добрую усмешку. — Твой отец всё решит. Не сомневайся. Не того уровня Верещагин, чтобы самого Вяземского переиграть.
Игра… Опять игра… Теперь почти охота. И кто я в ней? Трофей? Как дохлая перелетная птичка?
— Завтракать! — командует Игорь. — Буду обольщать вас яичницей и мюсли, раз шампанское не сработало.
Верещагин здесь. В моем родном городе. Где-то совсем недалеко. Не из Москвы же запускали этих «гусей»… Я же далека от мысли, что он сам запускал дронов-разведчиков, но то, что он приехал за мной, это точно. Я чувствую. Странно… Почему я его чувствую?
Варька с Сашкой сразу садятся пить кофе и обсуждать потрясающие события сегодняшнего утра.
— Я сама тебя заплету! Как раньше! — кричит мне Сашка.
Я иду в комнату переодеваться и побыть одной. Меня подташнивает от нелепости и неотвратимости происходящего. Еще и лучших друзей втянула!
Варька привезла мне свои джинсы и несколько блузок на выбор. Выбираю персиковую, рубашечного покроя, и начинаю расчесывать волосы, когда звонок моего телефона прерывает мои размышления о несправедливости судьбы.
— Здравствуй, Лера! — голос Верещагина негромкий, спокойный. Нет ни насмешки, ни ехидства, ни сарказма.
— Здравствуй! — панической атаки нет, есть только раздражение.
— Не очень-то вежливо уходить от мужа без предупреждения, — мягко укоряет он.
— Мне было не до этикета, — вежливо объясняю я.
— Когда вернешься… ко мне? — ироничный вопрос.
— Никогда, — аккуратный ответ.
— Ответ неправильный. Подумай. Позвоню через пятнадцать минут, — настойчивый совет.
— Не стоит беспокоиться, — настойчивый ответ.
— И, Лера… — Верещагин говорит твердо и жестко. — Не меняй симку! Это несколько задержит меня, но не становит. Пятнадцать минут.
Верещагин отключается. В спальню возвращаются девчонки. Лихорадочно думаю, что сказать во время следующего разговора с Верещагиным и как поговорить с ним, не привлекая внимания. И имею ли я право скрывать информацию о разговорах с «брошенным мужем» от людей, которые рискуют ради меня.
Сашка начинает плести мне французскую косу, Варька развлекает нас стихами, как и всегда, погружая в мир своей любимой литературы. Я вообще не знаю человека, который бы столько читал и столько текстов знал наизусть.
Любовью оскорбить нельзя.
Кто б ни был тот, кто грезит счастьем,
Нас оскорбляют безучастьем.
— Лопе де Вега? — узнает Сашка и традиционно спорит. — Я опять не согласна! Любовью можно оскорбить, если она безответная или насильственная!
Я знаю, что могу навек
Возненавидеть, как любила, — смеется Варька.
— Вот! — соглашается Сашка. — А под этим подписываюсь!
Кому дана такая сила,
Тот — небывалый человек, — смеясь, продолжает Варька.
Мы с Варькой переглядываемся: Сашка опять дала нам понять, что ненавидит того, кого так сильно любила.
— Ты идешь завтракать? — целуя меня в пробор волос, спрашивает Сашка. — Игореха будет выпендриваться. Там у него блюд десять приготовлено шеф-поваром, выписанным из какого-то ресторана.
— Он нас своим гостеприимством задушит! — благодарно хихикает Варька.
— Спускайтесь, я за вами, — отвечаю я, отправляясь в туалет.
Как только Верещагин звонит мне еще раз, твердо говорю:
— Разбирайтесь с отцом между собой без моего участия. Я вернулась домой и планирую на следующей неделе выйти на работу.
Верещагин некоторое время молчит, потом говорит:
— Не удаляй мой номер. Скоро я свяжусь с тобой.
— Я не буду брать трубку, — предупреждаю я.
— Не просто будешь! А позвонишь мне сама! — отрезает Верещагин и отключается.
Завтрак проходит оживленно, весело. Он насыщен вкусной едой и воспоминаниями.
— Я оладушки Елизаветы Васильевны всю жизнь вспоминаю, — вздыхает Сашка, пробуя нежные оладьи со сметаной.
— А помните жареную колбасу в школьной столовой? — мечтательно спрашивает Игорь. — Мне потом сколько ни жарили — такая не получалась.
— Тебе жарили дорогую элитную колбасу, — смеясь, объясняет Варя. — А надо было самую дешевую!
Улыбаюсь всем, без удовольствия глотая кусочки чудесного бананового пирога. Мое поведение никого не удивляет: я не из тех, кто болтает за столом.
— Могу я предложить вам белое сухое? — спрашивает Игорь.
— Что ты! — отмахивается Варя. — Пить с утра вредно!
Игорь салютует нам чашкой кофе и вдруг читает стихи:
— Губерман! — радостно констатирует Варя. — Мы с Михаилом Ароновичем очень его любим. Давай батл, Игореха!
Варя закрывает глаза на секунду, потом сверкает зелеными кристаллами глаз и говорит:
Варя тут же отвечает, ласково улыбаясь другу:
Игорь ловит Варькин взгляд, в глубине его карих, почти черных глаз всплывает давно скрываемое чувство:
Варя мгновенно парирует, не отрывая восторженного взгляда от Игоря. Мы переглядываемся с Сашкой. Как хорошо, что сейчас их не видит и не слышит Максим!
Но Игорь оставляет последнее слово за собой. Боже мой! Расслабился, наш друг, размечтался…
— Есть какие-то новости? — спрашивает находчивая Сашка, сбивая Игоря с романтического настроя.
— Дроны, как я и сказал, передающие видеозапись птички. Молодой человек провел разведку боем. Ничего она ему не дала. Но серьезное отношение к ситуации с нашей стороны он вполне прочувствовал, — отвечает довольный Игорь.
— Молодой? — иронизирую я. — Ему скоро сорок лет. Как-никак на десять лет старше нас.
— Это тоже еще молодость! — спорит Варя. — Даже Михаил Аронович молодой!
— Да-да, — подтверждаю я. — Он мне при последней встрече предлагал покровительство. Так и сказал: «Давайте, Лерочка, я стану вашей первой большой любовью, вы моей последней!»
— Он тот еще шутник! — подтверждает Варя, и в ее голосе столько любви и нежности, что мы некоторое время уважительно молчим, вспоминая любовь всей жизни Паперного Михаила Ароновича — Варину бабушку Елизавету Васильевну.
— Как вас развлечь? — спрашивает Игорь. — Могу хоть цирк сюда привезти, хоть оперный театр.
— Ага! — фыркает Сашка. — Только цирка нам не хватает. Я вечером к Ваньке метнусь.
— С охраной! — не терпящим возражения тоном говорит Игорь.
— О! — Сашка довольно посмеивается, но не спорит. — И мне перепадет от вашего образа жизни! Прикольно! Личный водитель, охрана и всё такое?
— Полный комплект! — усмехаясь, обещает наш друг. — И тебе, Варя, тоже. Ты же Макса дома ждать собралась?
— Соскучилась, — виновато оправдывается Варя. — Хочу ждать дома.
— Как прикажете! — подобострастно склоняет голову Игорь.
Где-то через час после завтрака, обмусолив меня прощальными поцелуями, Варька и Сашка уезжают. Когда я в одиночестве иду гулять в сад и захожу проведать бронзовые скульптуры полководцев, раздается звук пришедшего на телефон сообщения. Это фото от Верещагина, которое я открываю, не задумываясь, автоматически, — и холодею до кончиков пальцев ног.
На фотографии сам Никита. Строгий, спокойный, большой. Он сидит за столиком в уличном кафе, перед ним чашечка кофе. А за соседним столиком… Сашкины родители и Сашкин сын, четырехлетний Ваня. Довольный мальчик ест мороженое, а бабушка и дедушка о чем-то оживленно разговаривают, улыбаясь внуку и друг другу.
Верещагин оказался прав. Я звоню ему сама.
— Что мне надо сделать? — спрашиваю я без предисловия.
— Сказать Жданову, чтобы автомобиль с Виктором Сергеевичем пропустили до ворот, — отвечает Верещагин, и я внутренним зрением просто вижу его презрительную усмешку. — Твой Игорь играет в настоящую войну. По периметру всё перекрыто. Даже ДПС стоит.
— Хорошо, — соглашаюсь я. Одного слова для Верещагина вполне достаточно. Большего он не дождется.
— Через полчаса за тобой подъедут, — Верещагин кладет трубку.
Иду к Игорю и пересказываю всё, как было, ничего не утаив и не упустив. Теперь в игре Ваня. Рисковать и скрывать что-либо просто опасно. Друг выслушивает меня с потемневшим лицом:
— Мне надо посоветоваться, — зло бросает мне он и звонит моему отцу.
Я не слушаю их разговор. Ухожу в гостиную и ложусь на черный диван, глядя в черный глянцевый потолок с огромной люстрой из черной бронзы. Нервно сглотнув, вспоминаю страшилки, которыми в детстве, в «доваречный период», как Сашка называет время дружбы без Вари, нас пугали в темноте наши мальчишки:
В одном черном-черном лесу был черный-черный дом. В этом черном-черном доме была черная-черная комната. В черной-черной комнате стоял черный-черный стол. На этом черном-черном столе стоял черный-черный гроб. Из этого черного-черного гроба выскакивала черная-черная рука: «Отдай мое сердце!!!»
Я не отдам этому черному человеку свое сердце. Даже от страха.
— У тебя в сумочке, в кармане плаща есть несколько новых симок. Вставишь, когда сможешь, — просит Игорь, с окаменевшим лицом провожая меня за ворота, где уже стоит Верещагинский Ауди.
В автомобиле только Виктор Сергеевич, который выходит из-за руля и, вежливо кивнув, молча открывает мне заднюю дверь.
— Всё будет хорошо! — подмигивает мне Игорь, и я уезжаю.
Почти час мы едем молча, потом Виктор Сергеевич говорит:
— Валерия Ильинична! Метров через пятьсот дорогу в неположенном месте будет перебегать человек. Я совершу резкий маневр. Когда машина встанет, и сработают подушки безопасности, вашу дверь откроет человек. Он будет в строгом коричневом костюме с веселым галстуком-бабочкой. Идите с ним спокойно. Он отвезет вас к отцу.
— Веселым? — единственное, что приходит мне в голову переспросить.
— Рад, что остальное вас не напрягает, — улыбается мне Виктор Сергеевич. — Проверьте, хорошо ли вы пристегнуты, и ничего не бойтесь. Я в молодости каскадером на киностудии подрабатывал.
— Можно посмотреть фильмы с вашим участием? — нервно смеясь, спрашиваю я.
— Я подготовлю для вас список, — снова улыбается он. — А теперь приготовьтесь!
— Подождите! — кричу я. — Ваня!
— С ним всё хорошо! Его никто не тронет! — последние слова Виктора Сергеевича перед аварией.
Галстук-бабочка, действительно, веселый. Он чудовищно безвкусно смотрится на фоне стильного коричневого коллекционного костюма-тройки и белоснежной рубашки.
— Почему именно такой галстук? — спрашиваю я пожилого мужчину в возрасте моего отца, когда он, аккуратно поддерживая меня за локоть, помогает выйти из попавшей в аварию машины и быстро ведет к одному из трех черных автомобилей, усаживая меня внутрь той, что стоит посередине.
— Виктор… Виктор Сергеевич сказал, что женщине в состоянии шока бесполезно говорить какие-то слова, — объясняет импозантный мужчина. — Нужна яркая деталь, которая ее отвлечет. Вот я и придумал этот галстук.
— Понятно… — бормочу я, совершенно ничего не соображая. — А с Виктором Сергеевичем всё в порядке?
— Конечно! — ласково успокаивает меня странный мужчина в странном галстуке. — Всё рассчитано до секунды. Мы даже порепетировать успели.
— А вы? — никак не могу сформулировать вопрос, но мужчина сам догадывается о том, что я хочу спросить.
— Аркадий Сергеевич, — церемонно представляется он. — Ваш покорный слуга!
— Мы едем к отцу? — наконец, я вспоминаю второй главный вопрос.
— Да, Валерия Ильинична, скоро вы будете дома.
Странно… За этот месяц я не научилась считать отцовский дом домом.
Отец ждет меня на первом этаже, меряя шагами огромную гостиную. Это признак крайнего волнения, проявление которого я вижу впервые.
— Лера! — отец обнимает меня, но не крепко, а очень осторожно. — У тебя нет травм? Порезов?
— Нет, — успокаиваю его я. — Что с Виктором Сергеевичем?
— В больнице, — отвечает отец, но тут же успокаивает меня. — С ним всё в абсолютном порядке. Заработал законный выходной. Завтра выпишут.
Мысленно ставлю крестик: выяснить всё-таки настоящую роль Виктора Сергеевича в этой драматической комедии или комедийной драме. И на кого, в конце концов, он работает?
— Что теперь будет с Верещагиным? — спрашиваю я, вглядываясь в отцовские глаза.
— Что-нибудь да будет… — уклончиво отвечает отец. — Тебя не должно это волновать, Лера!
— Он мой муж, — напоминаю я.
Отец морщится, как от зубной боли:
— И это я исправлю в ближайшие дни.
— Ты уже что-то исправил? — устало спрашиваю я, садясь в кресло. — Почему нельзя было забрать меня от Верещагина раньше? Зачем я была с ним несколько дней?
— Не зачем, а почему, — не менее устало отвечает отец, и, приглядевшись, я вижу и темные круги под глазами, и более глубокие морщинки на переносице. — У него был рычаг давления на меня. Теперь этого рычага нет.
Поняв, что бизнесмен Вяземский не станет рассказывать мне суть происходящего между ним и бизнесменом Верещагиным, я встаю, чтобы уйти к себе.
— Завтра прием, — напоминает отец. — Будет телевидение. Обо мне снимают документальный фильм. Мне важно твое добровольное участие в мероприятии.
— Телевидение? Фильм? — переспрашиваю я. — Ты собрался в политику?
— Нет! — отец даже смеется. — Лет десять назад еще поразмыслил бы над этим предложением, а сейчас — нет. В политику идет Коля. Николай Игоревич Виноградов. Я его деловой партнер.
— Что от меня требуется? — по-деловому интересуюсь я.
— Быть собой. Очаровать. Восхитить. Запомниться, — перечисляет довольный отец.
— Кого и кому? — уточняю я. — Кого очаровать? Кого восхитить? Кому запомниться?
— Всем! — отвечает отец и вдруг недобро улыбается. — Но особенно… Верещагину.