Через два дня после урока, раскрывшего мне самые сокровенные подробности любовного акта между мужчиной и женщиной, я проснулась в шесть утра, раньше обычного.
Было душно. Феба спала сном невинного младенца. Я встала и, чтобы подышать свежим воздухом, вышла в сад. Здесь я могла бывать, когда захочу, даже во время визитов клиентов в других помещениях нашего заведения. Конечно, в такую пору я не предполагала встретить здесь кого-нибудь из наших гостей.
Как же я была поражена, отворив дверь, ведущую из садика в гостиную, и увидев у наполовину погасшего камина… молодого мужчину! Он отдыхал в кресле мадам Браун. Удобно вытянув ноги, он спал мертвым сном. Кругом царил беспорядок, как обычно после дня, а скорее ночи «работы» нашего заведения.
На столе стоял графин с пуншем и несколько рюмок с недопитым напитком — следы вчерашней попойки. Видимо, юноша приехал к мадам Браун с приятелями и, опьянев, уснул, в то время как его дружки забавлялись с моими подругами в их тихих комнатках. Мадам испытывала к нему, наверное, особое расположение, раз не приказала его разбудить после визита господ и позволила ему переночевать в кресле.
Он спал так крепко, что не услышал отзвук моих шагов, и я, осмелев, подошла ближе, чтобы получше его разглядеть.
Никогда до самой смерти я не забуду, какое впечатление он на меня произвел! Родившееся вдруг волнение молнией пронзило мое сердце и осталось в нем навсегда.
Мой дорогой, любимый, единственный! Помню тебя спящего в этом кресле у камина, словно это было вчера. Как будто сидишь передо мной, когда я пишу эти строки. Вижу того тебя — прекрасного, как чудесное видение, с головой, свободно откинувшейся на спинку кресла, в ореоле разметавшихся волос, подчеркивающих твое еще юношеское, но уже такое мужское лицо!
Тебе тогда было не больше девятнадцати лет. Ты был молод, чудесно молод, и сияние молодости исходило от тебя, погруженного в глубокий сон. Даже чуть припухшие бледные веки и синеватые тени, говорившие о твоем живом участии в ночной оргии, придавали твоему облику сладостное ангельское очарование.
Глаза, обрамленные длинными шелковистыми ресницами, были закрыты. Дуги его бровей были столь ровными и высокими, словно не природа их создала, а изваяла рука великого мастера. За слегка приоткрытыми алыми, пухлыми и страстными, наверное, и созданными только для сладостного поцелуя, губами, мерцали ослепительно белые зубы, а под низко расстегнутым воротничком рубашки в глубоком ровном дыхании вздымалась широкая и сильная грудь!
Представшая перед моими глазами картина просто околдовала меня. Я завороженно смотрела на юношу. Неодолимая внутренняя сила подтолкнула меня к нему. Приблизившись, я дрожащей рукой дотронулась до его ладони, лежащей на резном подлокотнике кресла. Блаженная дрожь пробежала по моему телу от этого прикосновения. Моя рука сомкнулась на пальцах мужчины.
Возможно, моя дрожь передалась и ему, поскольку он вдруг очнулся, поднял тяжелые веки и, еще не совсем проснувшись, посмотрел на меня встревоженным взглядом. Через мгновение, оглядев гостиную, он окончательно пробудился и отозвался глубоким приятным тенором, который звучал в моих ушах как прекрасная музыка:
— Ах да… Значит, я здесь… Скажи-ка, милая, который сейчас час?
— Только начало седьмого, господин, — ответила я взволнованно и заботливо добавила, видя, что он без сюртука: — Утро холодное. Господин может простудиться.
— Вряд ли. — Он махнул рукой и улыбнулся, глядя на меня. Я стояла перед ним в одной сорочке, в которой встала постели. — Я так напился, что не успел разогреться с одной из вас. Значит, холод мне не страшен.
Он не мог подумать иначе! Должен был принять меня за «одну из наших»! Ведь не мог же он здесь, в храме госпожи Браун, встретить девушку, не похожую на ту, с которой не удалось ему насладиться ночью?
Увидев меня, он, видимо, пожалел о такой утрате. Он обдал меня горячим взглядом и сказал, смеясь и нежно притягивая к себе:
— Но если ты считаешь, что холод мне может повредить, то я охотно с тобой погреюсь. Ведь и ты можешь простудиться, стоя в одной сорочке… — И видя мои колебания, добавил с иронией, но не зло: — Ну как? Жаль времени. Мы оба дрожим от холода, а ты мне очень-очень нравишься. Почему я тебя вчера не видел?
Хотя мне ужасно хотелось приблизиться к нему, я отодвинулась. Я не знала, что ответить на его вопрос. Наконец промямлила:
— Я была… занята…
— С другим гостем? — Он криво усмехнулся. — Целую ночь?
— Нет… — возразила я, покраснев как рак. — И не с другим…
— Тогда с кем?
— Ни с кем…
— А я думал, что ты устала из-за бессонной ночи.
— Я не устала. Я спала долго и хорошо.
— Почему же ты не хочешь… со мной?
— Да нет же!
— Ах, понимаю! — воскликнул он догадливо. — Это такая игра. Ты хочешь меня перед этим возбудить.
— Нет, господин, — отчаянно запротестовала я. — Это не потому. Правда…
— А может, я тебе не нравлюсь? Может, я отвратительный?
Я сложила руки как для молитвы и, глядя в его чудесные глаза, шепнула с волнением:
— Господин такой красивый… Божественно прекрасный… Наверное, нет никого в мире прекраснее, чем господин… Но я действительно, поверьте, не могу. Я не могу с господином этого делать, даже если бы этого страстно желала…
Он внимательно посмотрел на меня, и что-то похожее на волнение мелькнуло на его выразительном лице. Наверное, ни одна девушка не отказывала ему подобным образом. И уж наверняка — это было просто невозможно в доме мадам Браун.
— И даже если бы мы здесь никогда больше не встретились? — спросил он.
— Даже если бы должно было так случиться, — подтвердила я грустно и с болью; тяжелый вздох вырвался у меня из груди.
Теперь, через годы, я понимаю, что не только природный девичий страх сближения с мужчиной или боязнь, что будет сердиться мадам Браун, не позволили мне отдаться сразу этому чудесному юноше.
Это была любовь! Любовь с первого взгляда, самое редкое сокровище, которым небеса могут одарить женщину! Я не отдалась ему тогда, ибо я влюбилась в него первой, бессознательной, единственной в жизни любовью. Если бы он мне понравился только так, как многие парни могут понравиться многим девушкам, — он получил бы меня тотчас же, в гостиной мадам Браун. Но он не обладал бы тогда моим сердцем.
— А если бы мы встретились в другом месте? — шепнул он взволнованно.
Видимо, и в его душе начало пробуждаться чувство.
— Как господин это понимает? — тихо спросила я и опасливо осмотрелась. — Мне нельзя отсюда уходить, даже на минуточку.
— Слушай. — Он крепко взял меня за руку и торопливо зашептал: — Ты мне безумно нравишься! Легко понять, что тебя связывает со старой мегерой и что ты делаешь в этом доме. Но мне это безразлично. Брось ее! Беги отсюда! Брось эту грязь и мерзость, пока еще не слишком поздно! Увидишь, что не пожалеешь. Я позабочусь о тебе. Сниму тебе красивую квартиру. Буду к тебе добр. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Буду тебя любить. И ты будешь меня любить.
Радость, счастье и страх вскипели в моем сердце.
— Но что скажет на это мадам? — прошептала я горячо.
— Об этом не беспокойся, — возразил он твердо. — Я уж все сам со старухой улажу, если ты отсюда выберешься. Понимаю, что у тебя в отношении нее обязательства, понимаю, что старухе не захочется так просто отказаться от доходов, которые ты ей приносишь. Я заплачу! Выкуплю тебя из ее грязных лап! Не желаю, чтобы ты тут пропала! Но и ты должна этого хотеть. Хочешь? — Он меня просто обжег горячим взглядом.
— Хочу. Очень хочу. Больше ничего не хочу в жизни.
Неожиданное решение радостью озарило мое сердце…
Тогда он притянул меня к себе. Я наклонилась над ним. Наши уста встретились, и я в первый раз ощутила на губах ошеломляющий вкус его поцелуя. Он меня обнял. Вся дрожа, я прижалась к его груди, к вырезу расстегнутой манишки, и он погладил меня по щеке.
— Будем же рассудительны. — Он вернулся к действительности. — Мы должны сразу все спланировать. Когда ты сможешь отсюда убежать? — спросил он.
— Завтра.
— Почему только завтра?
— Потому что скоро все встанут. Служанка уже в кухне. Я выберусь отсюда украдкой завтра в семь утра через главный вход. Я знаю, где ключи… Открою ворота!
— Хорошо, — согласился он. — Я буду ждать тебя около ворот в семь. Закажу карету и велю кучеру ждать за углом.
Он потянулся ко мне, а я прильнула к нему всем телом. Через тонкую ткань ночной сорочки он почувствовал тепло моей груди. Провел по ней рукой и припал к моим губам. Вдруг раздались какие-то ворчливые заспанные голоса.
— Вставай! — ужаснулась я и оторвалась от него. — Никто не должен видеть нас вместе. Тогда все пропало! Мне надо идти!
— Помни же, до завтра! — воскликнул он.
— До завтра, — ответила я, выбегая из гостиной.
Я прокралась по лестнице наверх, в нашу комнату. К счастью, по дороге мне никто не встретился. Я медленно открыла дверь. Повезло! Феба еще спала. Лежала в той же позе, в какой я ее оставила. Бесшумно вытянулась я рядом с ней. Она ничего не заметила. Продолжала похрапывать. Ни за что не догадается, что я уже вставала и провела целый час с клиентом в гостиной.
Голова у меня кружилась. Все мысли сосредоточились на только что узнанном мною чувстве, которое вдруг все во мне изменило. Сердце разрывалось на части от радости и страха. Удастся ли бежать? А вдруг мадам раскроет мои намерения? И тогда я стану пленницей в этом доме? Но что значит опасность в сравнении со счастьем, которое может меня уже завтра встретить? Даже если я потом должна буду умереть, все равно завтра я буду с ним! И я буду ему принадлежать, только ему одному! А если он плохо со мной обойдется? Ну что же. Я ведь ему принадлежу, я его собственность. Пусть делает со мной что хочет, пусть будет злым, несправедливым ко мне — я все равно буду его любить всем сердцем, всей душой! Одна ночь счастья с ним, а потом пусть хоть вся моя жизнь будет адом. Только быть рядом с ним!
В таких размышлениях проходил этот нескончаемый день. Я сотни раз смотрела на стрелки настенных часов. Они как будто застыли на месте.
Если бы мадам Браун пригляделась ко мне повнимательней, без сомнения, она заметила бы, что со мной что-то происходит, особенно во время обеда, когда одна из девушек, принимавших участие во вчерашней оргии, перевела тему разговора на моего возлюбленного.
— Жаль, что он так напился! — сказала она с искренним сожалением. — Я с самого начала положила на него глаз. Даже сама пыталась что-нибудь предпринять, но он совсем никуда не годился.
— Ничего удивительного, — говорила Салли. — Не умеет пить. Он ведь ужасно молод. Совсем сосунок.
— Но красивый, — сказала толстуха Мэри, похотливо гладя свои огромные ягодицы. — У меня еще такого не было. Не мальчик, а мечта! Может, к тому же девственник. С таким стоит разок хорошо переспать. — Она блаженно потянулась, и ее необъятный бюст затрясся при этом, как желе.
— Только разок? — насмешливо спросила Эльза. — Ты бы не поскупилась, если бы он захотел застрять в этой твоей горе жира. Я бы ему дала не раз и не два. Столько раз, сколько бы он захотел и смог. Легла бы под него бесплатно, за любовь.
— За такую любовь тебе мадам оторвала бы твою рыжую голову. Бесплатно ей парня захотелось! Можешь ложиться под кого хочешь и сколько в тебя влезет, но за денежки. Посмотрите-ка на нее, влюбилась!
А я была влюблена до безумия, до потери сознания, до смерти влюблена в чудеснейшего юношу на свете!
Я сидела за столом и молча прислушивалась к разговорам о нем, а пожар в моей крови полыхал все сильнее. Он нравился всем, и все его хотели, но я больше всех. В душе я горячо молилась, чтобы девочки, глядя на меня, ни о чем не догадались. Я ждала ночи как избавления. Я хотела остаться одна, наедине со своими мыслями, чувствами, мечтами и со сжигавшим мое сердце огнем в груди.