Марина крутила в руке бокал с шампанским, пытаясь проигнорировать тот факт, что в своем ситцевом платье за 190 фунтов стерлингов с завышенной талией она удивительно напоминает обитое тканью кресло. В стремлении воспрепятствовать тому, чтобы на нее нечаянно кто-нибудь не сел, она то и дело размахивала руками, производя впечатление, будто то ли пьяна, то ли страдает одним из тех модных нервных заболеваний, которые известны по начальным буквам.
Она предпринимала немалые усилия, чтобы поддерживать пустой разговор с двумя другими гостями, находившимися в комнате. Одной из них была большая кукла по имени Синди. Синди занималась пиаром и работала в той же компании, что и Сюзи (еще одна хваленая секретарша, подумала Марина), а ее муж был занят маркетингом в строительстве (торговец кирпичами, с издевкой решила она). Кукла Синди могла бы быть Сюзи. Такие же светлые волосы, тот же безупречный макияж, подчеркивающий совершенно правильные черты на таком же костлявом лице, такие же глаза, не обремененные много о чем говорящими морщинками, которые образуются от смеха, такое же тело, сконструированное исключительно из углов без единой кривой. Торговец кирпичами мог бы быть Кеном. Такие же невыразительные черты лица, такой же рот, уголки которого безразличие оттянуло вниз, такие же круглые плечи, такие же тонкие волосы с начинающейся лысиной. И худой. Да они все худые.
Сюзи впорхнула в комнату в крошечной черной накидке с рукавами веером, что делало ее похожей на летучую мышь. Марина тщательно осмотрела ее фигуру в поисках свидетельств, оставленных двумя ужасными детьми, которые некогда нашли приют за узким, подтянутым животом. Нигде ничто не выступает. Если уж приводить сравнения, то живот Сюзи скорее похож на впадину. И какая бы там штуковина ни поддерживала этот совершенный бюст под правильным углом, это определенно не был один из тех кронштейнов, которые вынуждена была носить Марина в качестве бюстгальтера, чтобы грудь не подметала пол. От Сюзи пахло духами, лаком для волос и новой одеждой. От нее исходила физическая уверенность и убежденность в своей сексуальной привлекательности. Она пахла так, как пахнет самая красивая девочка в классе.
— Иди-ка познакомься кое с кем, Корова Му.
Сюзи тянула Марину из глубин дивана до тех пор, пока они обе не выпрямились, переводя дух от усилий. Марина последовала за своей подругой на кухню, где первобытный охотник Кен, как назвала его Сюзи, уединился с каким-то мужчиной для деловых разговоров.
Марина готова была потерять сознание. Или умереть. Или исчезнуть. Этот вечер ей предстояло провести с человеком, похожим на кинозвезду. Она думала, что не дождется той минуты, когда незнакомец обратит на нее внимание, а когда это наконец случилось, на его лице появилось невольное выражение ужаса и замешательства, едва он понял, что парой ему будет толстушка. Ну почему Сюзи всегда так поступает с ней?
— Дэвид, это моя подруга, о которой я тебе рассказывала. Корова Му, это Дэвид Сэндхерст. Он занимается исследованиями в компании «Перрико», где работает Кен. Вы в это не поверите, но у вас двоих так много общего.
Верю, усмехнувшись про себя, подумала Марина. Мы, наверное, ходим в один и тот же спортзал и разделяем любовь к утренним пробежкам и мюсли на завтрак. Это сразу видно.
Она отважно улыбнулась в твердой уверенности, что Бог будет милостив к ней и ниспошлет ей либо удар, либо сердечный приступ, дабы избавить ее от полного унижения. Она напустила на себя деловой вид и протянула бедному мужчине руку, едва он повернулся, чтобы подобающим образом познакомиться с ней.
— Марина Ризенталь…
— Однако все зовут ее Коровой Му! — весело прервала ее Сюзи.
Дэвид пропустил эти слова мимо ушей.
— Рад познакомиться с вами, Марина. Кен и Сюзи много о вас рассказывали.
Он пожал ее руку, и его взгляд какую-то секунду бродил ниже ее лица. Марина успокоилась, будучи абсолютно уверенной в том, что ее пропорции столь велики, что оставшаяся масса едва ли ускользнет даже от самого неумелого периферийного обзора.
Сюзи возбужденно порхала, пока они пожимали друг другу руки.
— Дэвид расскажет тебе, Му, над чем он работает. Ты просто умрешь.
Пожелав такой же судьбы Сюзи, Марина отвернулась от нее, и они с Дэвидом физически исключили всех посторонних из своего разговора, с чем Сюзи их и оставила. Ее работа была выполнена, ей надо было переделать еще сотню других работ. Она никогда не успокаивалась. Слишком много надо сделать. Устраивать чьи-то жизни. Восстанавливать порядок. Обеспечивать подобающий уровень.
— Боюсь, иногда она может немного переборщить, — извиняющимся тоном проговорила Марина.
Дэвид улыбнулся, и у Марины тотчас пропал аппетит, едва она с беспокойством ощутила урчание в животе.
— Все нормально. Я уже давно знаю Сюзи. К ней привыкаешь. Вы ведь с ней много лет знакомы, не так ли?
— Наверное, больше двадцати. Иногда в это трудно поверить.
Дэвид с любопытством посмотрел на нее.
— Надеюсь, я не покажусь вам грубым…
Марина глотнула воздуха. Уж кто-кто, а она-то знает, насколько грубой может быть грубость.
— …но у вас с Сюзи, похоже, не очень-то много общего.
— Вы хотите сказать — потому что внешне мы такие разные? — быстро выдохнула Марина.
— Вовсе нет. Как люди — вот что я имею в виду. Насколько я слышал, вы сделали фантастическую карьеру, вы ездите по всему миру, у вас прекрасная квартира, вы никоим образом не связаны семейными узами. Вы многого достигли. А вот Сюзи…
У Сюзи скорее работа, чем карьера. У нее муж и дети вместо беспорядочного поглощения пищи. У нее большой расползающийся дом вместо изящной, компактной коробки для обуви. У нее жизнь вместо существующих условий.
— Конечно, — продолжал Дэвид, — мне не стоило бы это говорить ее лучшей подруге, но она несколько… э-э-э… поверхностна.
Марина вступилась за свою подругу.
— Значит, вы ее не знаете так хорошо, как думаете. Она не столько поверхностна, сколько… обременена. У нее просто нет времени на философские разговоры. Она ведь мать, да еще и ходит на службу. И не просто занята полный день, а еще и работает в комитетах на добровольных началах и состоит членом ассоциаций школ для близнецов. И вечеринки устраивает не меньше двух раз в неделю. А сад вы видели? Это все ее заслуга.
Дэвид, похоже, был поражен размахом столь бурной деятельности. Да и Марина тоже. Только разложив таким вот образом по полочкам жизнь Сюзи, она смогла разглядеть нить отчаяния, которая хаотически вилась в этой жизни. На анализ этого откровения у нее не было времени, потому что Дэвиду, кажется, не терпелось успокоить ее, принеся искренние извинения.
— Критикуя вашу подругу, я не хотел вас обидеть. Просто я как бы между прочим поделился с вами своим наблюдением. Простите.
— Нет, это вы меня простите. Вы правы, но отчасти. У нас действительно не очень-то много общего. Я заняла оборону, потому что подумала… подумала, что вы говорите о чем-то другом. Конечно, мы уже не тинейджеры, которые менялись жевательной резинкой и умирали от Дэвида Кэссиди. Мы двигались в разных направлениях. Но единственное, что у нас с Сюзи будет всегда общим, так это наше прошлое. Если вы понимаете, о чем я.
Дэвид обдумал услышанное.
— Должен сказать, что я никогда не понимал женской дружбы. Мне кажется, она всегда основывается на чем-то несерьезном — совпадение места работы, обоюдная любовь к мексиканской еде, ненависть к мужчинам. Полагаю, что я и вправду немного завидую. Мужчины никогда не планируют связывать друг друга узами на годы вперед, невзирая на все обстоятельства. У меня, похоже, таких друзей нет. Все, что у меня есть, так это чудаковатый собутыльник, который любит смотреть по видео старые матчи «Шпор»[3] или же изливать душу коллеге, у которого не больше причин идти домой, чем у меня.
Марина перестала втягивать живот и сжимать ягодицы. Да и шампанское она пила без тени застенчивости. Она расслабилась и наслаждалась обществом этого мужчины.
Марина вспомнила, что в юности читала журнальные статьи, в которых говорилось, будто мужчины любят говорить о себе и женское внимание им льстит. Она решила последовать этому совету.
— Так над чем это вы таким работаете, от чего я должна умереть?
Дэвид пришел в волнение.
— Вообще-то исследования еще на очень ранней стадии, но кажется, я почти изобрел лекарство, от которого человек быстро теряет в весе.
Он с нетерпением ожидал реакции Марины.
Бах! — и шарик лопнул. Марина снова стала толстушкой. Она тотчас поняла, что попросту является объектом для экспериментов, существом, которое определенно должно испытывать неодолимый интерес ко всему, что имеет хоть какое-то отношение к проблеме лишнего веса. Он не обращал никакого внимания на ее тело единственно потому, что ему это и не было нужно. Он и так знал, что она огромна. Он уже узнал от Сюзи и Кена, что она весит достаточно солидное количество килограммов, чтобы попасть в область его интересов.
Прежде чем ответить, она откашлялась.
— Интересно. Думаю, что такое лекарство может сделать его изобретателя очень богатым, учитывая, что больше пятидесяти процентов женщин в одной только Великобритании имеют лишний вес.
— А другие пятьдесят процентов думают, что имеют лишний вес, — пошутил Дэвид.
Марина рассмеялась вежливо, без удовольствия. Она отдавала себе отчет в том, что этот красивый незнакомец смотрит на нее с задумчивым выражением на лице, какого она никогда прежде не видела. Она была наслышана о том, какое любопытство вызывают уродцы, и о том, что такое оценочное презрение, но этот ученый воспринимал ее как… как экспонат. Она не понимала, что происходит, и ей не нравилась эта неопределенность.
Последовали несколько секунд тяжелого молчания, во время которого оба принялись поправлять свою одежду, делая вид, будто слушают CD Фила Коллинза, который, по мнению Кена, был кстати, учитывая средний возраст собравшихся.
Оба вздрогнули, когда Сюзи веселым голосом призвала их в столовую на раздачу еще одной порции кошмара. Марина оказалась между Дэвидом и Кеном. Она полностью переключила внимание на Кена, почувствовав облегчение хотя бы оттого, что ей не придется и дальше выслушивать обличительную речь торговца кирпичами по поводу отсутствия поддержки правительством производителей цемента, которую он начал ранее.
— Как на работе, Кен?
Кен, кажется, вздрогнул, и Марина подумала, что она, похоже, кричит, что обыкновенно случается с ней после того, как она выпьет немного.
— Э-э-э… в общем, хорошо. Полагаю, Дэвид рассказал тебе о том, что в настоящее время происходит. Если это сработает, «Перрико» прославится на весь мир.
— Да, он что-то говорил о новом лекарстве.
— Таблетки от ожирения. То есть я хотел сказать, Му, это мы их так называем, прости меня. Понимаешь, я ведь не говорю…
Она все поняла.
Вплыла Сюзи с деревянным подносом, полным свежих овощей, и с двумя крошечными тарелками с подливкой.
— Налетайте, но не очень-то сходите с ума — еще будет огромное основное блюдо и, конечно же, грешный пудинг! Учтите, из комнаты каждый должен выйти самостоятельно.
Марина умирала с голоду. День она продержалась лишь на яблоке, двух крекерах и одной успокоительной таблетке. Она проглотила все это затем, чтобы самые сильные муки голода пережить днем во сне. У нее было такое ощущение, что она могла бы съесть всю эту зелень вместе с керамическим блюдом в форме савойской капусты, и все равно осталось бы место для куска говядины. Вместе с тем она успокоила себя мыслью, что толстякам хоть свежие овощи можно есть, не привлекая к себе осуждающих взглядов товарищей по застолью.
Все послушно заохали и заахали и сделали вид, будто мучительно колеблются между выбором — побаловать ли себя кусочком цветной капусты или же отведать бобов и гороха со стручками. Сюзи и Куколка Синди принялись ковыряться в своих салатах, и, глядя на них, Марина тоже стала отбирать кусочек за кусочком. Она заметила, что все мужчины берут теплые булочки и обильно намазывают на них масло. Пятьсот калорий — и ничего, с возмущением подумала она, а ведь они еще и за вилку не брались.
Она смотрела, как Дэвид запихивает в рот хлеб с таким видом, будто не ел целую вечность. А ведь он и в самом деле не ел целую вечность. Но почему — никто бы не смог догадаться.
Марина вынуждена была признаться, что подливка оказалась вкусной. Насчет того, какими, по мнению Сюзи, страдающей отсутствием аппетита, должны быть порции, можно говорить что угодно, а вот соусы и подливки у нее хороши. Всегда жирные, остро пахнущие. Сюзи признавала за собой этот талант и, соответственно, отказывалась делиться рецептами.
Вот ее кулинарное заклинание: «У меня есть секретная добавка, но, если бы я рассказала, что это, вы бы мне не поверили!»
Марина чувствовала едва ли не облегчение оттого, что не знает этого рецепта — одним деликатесом в ее рутинных застольях меньше.
С сырыми овощами одна беда (не считая последующего скопления газов) — их невозможно жевать тихо. Марина поймала себя на том, что сосет брокколи, пока капуста не размокает настолько, чтобы ее можно было жевать, не привлекая к себе внимания. Однако поддерживать беседу за подобным занятием трудно, и лишь Фил Коллинз подпевал в такт работающим челюстям.
Заявив после второго стебелька сельдерея, что она «объелась», Сюзи решила, что с едой покончено и пора поговорить за столом, как и приличествует в таких случаях. О Господи, только не дай ей заговорить о таблетках для похудения, прошу тебя, молилась про себя Марина.
— Дэвид всем рассказывал о своем замечательном открытии? — обратилась Сюзи к гостям.
Никто не ответил, поскольку все были слишком заняты тем, что пытались языками выковыривать из зубов крошечные зернышки.
Не обращая внимания на мрачное выражение лица Марины, Сюзи продолжала.
— Слишком уж ты, Дэвид, скромный! Можно подумать, что ты уже объявил об этом на весь мир. Дэвид изобрел таблетку, которая помогает сбросить вес, и при этом неважно, что вы едите и насколько активный образ жизни ведете. Ну разве это не замечательно? Я все уговариваю его, чтобы он дал и мне немного попробовать. У меня просто огромные бедра, но он непреклонен.
Пока Сюзи выжидающе смотрела на Кена, стояла неловкая тишина.
— Твои бедра вовсе не огромные, Сюзи. У тебя вообще нет ничего такого, что можно было бы назвать огромным. Ты стройная, как модель.
Сюзи с удивлением рассмеялась, словно и не репетировала по подсказке со своим мужем этот ответ вот уже несколько лет.
— Это ты просто так говоришь. Да я толстая как лошадь! И потом, Дэвид сделается ужасно знаменитым и принесет «Перрико» кучу денег. Не скромничай, Дэвид. Мы все вне себя от волнения.
Дэвид вздохнул. Он любил быть в центре внимания, но предпочитал выставлять себя в выгодном свете на полный желудок и уже догадался, что надо бы налечь на булочки, ибо обещанное блюдо будет скудным.
Но обязанности гостя он знал.
— На данной стадии исследования многого не расскажешь. Лекарство определенно оказывает действие на мышей и, кажется, на людей, хотя испытания находятся еще на очень ранней стадии.
Кен поперхнулся морковкой, вспомнив о том, что Дэвид уже испытал лекарство на себе, нарушив тем самым все правила и этические нормы. Подумав о том, какие возможности таит лекарство, Куколка Синди оживилась.
— Так оно на всех будет оказывать эффект, независимо от веса, или только на самых толстых?
Несчастная Марина одним глотком осушила целый бокал вина. Ей было совсем не весело. В ходе этого разговора, наверное, будут задействованы все синонимы слова «толстый» по алфавиту — от «а» до «я».
Дэвид какое-то время размышлял над вопросом Синди.
— В принципе оно должно оказывать эффект на всех. Каждый человек сжигает жир в определенной мере. Если у вас недостаточный вес, значит, ваш сжигатель жира работает чуть более эффективно, чем нужно. Если у вас правильный вес, тогда ваш организм функционирует правильно. Если же у вас лишний вес…
Значит, вы — жадная свинья, которая заслуживает того, чтобы стать размером с шахту для запуска ракет. Марина отключилась от лекции. Она прочитала все книги, все статьи. Она знала все о сжигателях жира и о несовершенных термостатах. И о привередливой щитовидной железе. И о генетической предрасположенности. И о гормональных проблемах. Она также знала, что, как и многие другие тучные женщины, она была большой, потому что принуждала себя поглощать тысячи калорий, до тех пор пока физически не могла больше есть. Пусть переключат ее термостат до уровня расщепления атомного ядра, она все равно будет есть, пока ее не стошнит.
— Корова Му? — голос Сюзи вернул ее к реальности.
Все смотрели на нее. Ей был задан вопрос, а она его не слышала. Здорово. Это подтвердит их подозрения в том, что все толстяки глупые. Она покачала головой с широкой улыбкой, будто была рассеянной девчушкой, которую застукали за тем, как она наслаждается неуместными мечтаниями.
— Простите! Я была далеко отсюда! Что вы сказали?
Сюзи терпеливо повторила вопрос.
— Нам всем интересно узнать, что ты думаешь о чудесной таблетке Дэвида. Понятно, ты, конечно, хотела бы попробовать ее, да все бы хотели, но какие изменения она могла бы оказать на твою жизнь?
Марина тщательно обдумала услышанное. Она чувствовала, как пять пар глаз рассматривают сидящее рядом с ними чудовище и безуспешно пытаются представить себе, как оно будет выглядеть без сотни лишних фунтов. Она сама удивилась своему ответу.
— Не уверена, что всем хочется попробовать эту таблетку. Я даже насчет себя самой не уверена.
Абсурдность ее отказа вызвала у всех шумный смех: толстая женщина утверждает, что не станет принимать волшебную пилюлю для снижения веса! Смешно! Нелепо! Марина читала мысли этих пустых людей: да если бы у них были такие же проблемы с весом, как у нее, они бы ввели себе ядовитые отходы, будь у них миллиардный шанс похудеть и при этом выжить. А если бы яд убил их, что ж, лучше мертвый, чем толстый.
Дэвид первым перестал смеяться.
— Нет, серьезно, Марина, меня интересует ваше мнение. Как, по-твоему, люди воспримут это?
Марина фыркнула.
— Да вы и сами знаете, как они это воспримут. Вы затрагиваете самые глубины женской уязвимости. Большинство женщин будут готовы заплатить за это все что угодно, они даже не задумаются о побочных эффектах.
— А какие могут быть побочные эффекты помимо перспективы иметь хорошую фигуру без борьбы за нее? — спросил Дэвид.
— Вот именно! — возбужденно воскликнула Марина. — Если за нее не нужно бороться, значит…
Она умолкла, не имея ни малейшего представления, куда этот спор может ее завести.
Сюзи точно знала, куда ведет этот спор.
— Это так чертовски на тебя похоже, Корова Му. Кругом должны быть одни трудности. Ты никогда не облегчаешь себе жизнь. Помню, как мы сдавали экзамен по математике и Джулия Драммонд заранее обзавелась экзаменационными вопросами. Ты была единственной во всем классе, кто не достал копию, и ты была единственной, кто не сдал на «отлично».
Марина хорошо помнила унижение, которое она испытала, получив «тройку».
— А что плохого в том, что человек не хочет никого обманывать?
Сюзи недоверчиво посмотрела на нее.
— А плохо то, что обманывают все, как только представляется возможность. А не обманывать, когда это легко сделать, — значит усложнять себе жизнь. Да сколько бывает случаев, когда тебе просто приходится поступать так, как поступают с тобой другие. Если имеется простой выход, то разве это плохо — им воспользоваться?
Марина никогда никого не обманывала. Если не считать тех случаев, когда она лгала сама себе насчет шоколадного пирожного, которое съедала во время диеты в четыре приема, стоя на кухне в дверях. Она также могла «забыть» и о лишних пятистах калориях, когда ела в машине жареные орешки. Она даже почти верила в россказни о том, будто калории не идут в счет, если ешь стоя или если никто не видит, как ты ешь.
Но самым большим обманом была ложь, которую она сейчас произнесла. Таблетка для похудения? Да кого она обманывает? Конечно же, она попробует ее, хотя никому в этом и не признается. А вместо этого будет рассказывать, что решила сбросить лишний вес и собирается садиться на сверхстрогую диету, обнаружив в себе наконец-то волю. Но ложь уже прозвучала, и нужно было продолжать в том же духе.
— По-моему, это против природы. Тут кроется столько опасностей для организма и будущих поколений, которые просто не дадут о себе знать сразу же. Вроде талидомида.
Куколка Синди перебила Марину.
— Уж не хочешь ли ты сказать, — заговорила она дрожащим голосом, — что быть ужасно толстой — это естественно? Или что это хорошо для здоровья? Разумеется, лучше что-то принимать, чтобы вес снизился до нормального, даже если и есть риск, чем получить удар или инфаркт из-за того, что все твои сосуды забиты жиром, а органы не могут вынести напряжения из-за лишней тяжести.
Марина почувствовала, что краснеет вследствие столь откровенной нападки. Сюзи пришла ей на помощь.
— Думаю, это несколько несправедливо по отношению к Корове Му. Многие ничего не могут поделать со своим весом. Возьмите Му. Она ест столько, что воробей на ее месте ноги бы протянул, а вы посмотрите на нее. Наверное, у нее что-то с железами или еще с чем-то. И потом, вы забываете, что некоторые толстые женщины счастливы оттого, что они такие. Нельзя же заставить человека похудеть, если он этого не хочет.
Она улыбнулась Марине: в улыбке мелькнули поддержка и тайный сговор. Марина лишь съежилась, услышав столь наивное рассуждение.
— Должна, однако, сказать, — продолжала Сюзи, — что ты очень недальновидна, отказываясь даже подумать об этой таблетке. Да я тебе всегда говорила — знаю, ты сделала отличную карьеру, но для этого тебе пришлось работать как ненормальной. Ты же сама говоришь — стройной, красивой женщине всегда легче взобраться на вершину. Я не утверждаю, что лишний вес — твоя вина, но ты ведь никогда и не пыталась заняться собой. Ты только подумай, насколько легче бы тебе жилось, если бы ты по-настоящему взялась за эту проблему.
Она смягчилась, подумав о том, что Марине, должно быть, неловко оттого, что ее раздевают на людях.
— Извини. Я увлеклась, потому что мне больно смотреть, как ты борешься со всем на свете. Ты заслуживаешь лучшей доли. И мне бы хотелось увидеть, что твоя жизнь устроилась. Мне не нравится, что ты совсем одна.
У Марины напряглись все мышцы. У нее заболели голова, спина, ей отчаянно захотелось в туалет, но она боялась, что стоит ей выйти из комнаты, так только и будет разговоров что о ней. Она сделала несколько дыхательных упражнений, которым научилась у одной беременной секретарши, и принялась ждать, когда напряжение спадет.
Тут в разговор вступил Кен.
— Может, Марине и не нужен мужчина, в отличие от тебя, Сюзи.
Они оба обменялись, как могло показаться, понимающими взглядами. Марина отметила про себя, что надо бы прощупать Сюзи на этот счет, когда они встретятся в следующий раз. Губы Сюзи вытянулись в тонкую, с иголку, красную ниточку. Она быстро взяла себя в руки и стала собирать тарелки, которыми почти не пользовались.
— Сейчас принесу основное блюдо. Может, поможешь мне, Кен?
Кен правильно истолковал эту просьбу как не допускающий возражений приказ и без раздумий послушно поднялся и последовал за женой на кухню. Оттуда послышалось сердитое бормотанье, которое заглушило навевающую сон колыбельную Криса де Бурга, сменившего Фила Коллинза.
Тут заговорил Дэвид, к большому неудовольствию Синди (и, если честно, Марины), которая пыталась расслышать, о чем спорят Сюзи и Кен.
— Надеюсь, я не поставил вас в неловкое положение, Марина. Может показаться, будто мы на вас набросились, но мне этого вовсе не хотелось. Однако сколько бы мы тут все ни кивали в вашу сторону, дело обстоит таким образом, что ваш вес больше веса среднего человека, и моя таблетка может изменить вашу жизнь — надеюсь, к лучшему. Я искренне заинтересован в том, чтобы узнать, что вы о ней думаете.
Марина вздохнула.
— Дэвид, вы когда-нибудь слышали о группе под названием ТФБП?
Дэвид посмотрел на нее с недоумением.
— Они входят в хит-парад?
Хотя Марине было тошно на душе, она рассмеялась.
— Это не поп-группа, а организация одинаково мыслящих женщин, которые выступают против давления со стороны общества, требующего соблюдения стереотипов стройности. ТФБП означает «толстые феминистки борются за свои права». Они… то есть мы все по нынешним меркам имеем лишний вес, но мы все счастливы оттого, что мы такие. Они… то есть мы едим что хотим, никогда не взвешиваемся и ни во что не ставим индустрию моды и тиранические правила, выдуманные диктаторами, издающими женские журналы в глянцевых обложках.
Она и сама изумилась собственному красноречию, хотя всего лишь цитировала, как попугай, текст статьи, которую читала несколькими днями раньше. До первого собрания ТФБП оставалось еще больше недели, и она еще не решила окончательно, пойдет ли на него.
Дэвид, похоже, задумался.
— Значит, все женщины в этой группе едят что хотят? И не соблюдают диету? А нет ли у них этой странной привычки чередовать пиршество и голодание? Это означает, что их вес не меняется, как у среднего человека, время от времени сидящего на диете.
В его холодных голубых глазах снова появилось задумчивое выражение. Пытаясь истолковать этот странный взгляд, Марина на время ослабила внимание.
Откашлявшись, она ответила на вопрос.
— Все так, — твердо произнесла она, не будучи уверенной насчет того, так ли это на самом деле, но желая, чтобы именно так и было.
Дэвид задумался еще глубже.
— Интересно, — пробормотал он.
В эту минуту в комнату с торжествующим видом возвратилась Сюзи с большим сервировочным блюдом, посреди которого возвышалась одна-единственная жареная курица.
— Надеюсь, все проголодались! — весело воскликнула она.
Марина тяжело вздохнула, поскольку подтвердилось ее подозрение, что эта курица достанется всем шестерым. Только о мысль о том, что по дороге домой можно завернуть в Макдональдс, придала ей силы выглядеть благодарной за крылышко плохо вскормленной птицы, которая одиноко лежала на тарелке в окружении трех молодых картофелин и тридцати семи горошин. Она знала, что горошин тридцать семь, потому что сосчитала их.
Дэвид вошел в свою небольшую квартирку и осторожно зажег свет. В благодарность за то, что электричество еще не отключили, он вздохнул. Усевшись, он освободил карманы от булочек, которые спас в ходе тайного посещения кухни. Их было пять штук. Если покрепче взять себя в руки, то можно протянуть на них с воскресенья до завтрака в понедельник.
У Дэвида Сэндхерста не было денег. Совершенно, буквально не было денег. Это не значит «нет денег» в смысле, употребляемом теми, кто может позволить себе две недели на Сент-Люсии, а не три. Это значит «нет денег», то есть негде их взять, нечего продать, абсолютно никаких кредитов. В понедельник жалованье Дэвида переведут на его банковский счет, и он снова начнет безнадежную борьбу за то, чтобы прожить по средствам до следующей зарплаты. Он будет обманывать своих кредиторов, перемежая ложь и извинения за то, что не может отдать долг, и все это на какое-то время отсрочит их последние требования.
Чрезмерно он не волновался. Все для него складывалось хорошо. В конечном счете.
Дэвид родился с исключительными талантами. У него был исключительный интеллект. Он был исключительно хорош собой и исключительно мил. Судьбой ему было уготовано изменить мир. Ему бы быть вундеркиндом, и он стал бы им, но с рождения он был наделен, а может, к несчастью, отмечен двумя в высшей степени разрушительными качествами, которые явились главными составляющими его жизни: удачей и ленью.
Наверное, они были дарованы ему не одновременно. Наверное, первое попросту неизбежно повлекло за собой второе. Именно постоянное везение, и непременно в самые нужные моменты безрассудной жизни Дэвида, позволяло ему безропотно уступать неодолимому зову лени, которая не давала ему возможности по-настоящему реализовать свой потенциал.
Начиная со школьных лет, когда учение давалось ему легко, а домашние задания, сделанные с минимальными усилиями, постоянно приносили высокие результаты, он решил, что дополнительное приложение сил будет напрасным. Если уж он мог получать самые высокие оценки, работая на семьдесят процентов и не потея, то какой смысл прибавлять еще двадцать процентов? Нет ведь оценки пять с двумя плюсами, и награды за это нет, так зачем это нужно?
А со временем он сделал еще более удивительное открытие. Даже если он и выполнял минимум требуемой от него работы, все равно превосходил всех. Потому что ему везло. Если он изучал три темы из пяти, то эти три темы попадались на экзамене. Если его отвлекали новая книга/телепередача/девушка, он вообще ничего не изучал, а всегда ссылался на самую настоящую болезнь, что позволяло ему не ходить в школу и оставаться вне подозрений.
Когда ему были нужны деньги, всегда находилась работа. Друзья появлялись, когда его окружение надоедало ему (что случалось редко). Его родители умерли и оставили ему небольшое наследство как раз тогда, когда он собирался выкупить себе свою квартиру.
Счастливчик.
Но это упование на удачу и неспособность изыскивать собственные возможности перед лицом неблагоприятной обстановки подчас ставили его в затруднительное положение. Вот и сейчас. Открыв оксиметабулин, он тем самым расписал последующие десять лет своей биографии. Он сделает состояние, огромное состояние, как только препарат появится на рынке. Понятно, потребуется какое-то время, все эти испытания, условности и прочее, но препарат действует, и он нужен всем на свете.
И он начал тратить свое состояние. Еще не сделав его.
У него было двенадцать кредитных карточек, на всех был исчерпан кредит, три банковских займа (на несуществующие машину, встроенную мебель и неосуществленную поездку на Карибское море) и четыре личных займа от компаний, которые не задавали столько вопросов, сколько банки (и, соответственно, требовали грабительские проценты). В счет всех этих долгов он мало что мог показать, не считая раздувавшегося в боках гардероба с одеждой от лучших модельеров. Этот грустный безвестный человек тратил почти все свои (занятые) деньги на тщательно спланированные, спонтанные, дорогие жесты и поступки, призванные поразить женщин. Он летал с ними на продолжительные уикенды в Нью-Йорк, не ведая о том, что одной только его внешности и обаяния достаточно, чтобы эти женщины с не меньшей радостью провели вечер в его квартире с пиццей на заказ и каким-нибудь глупым фильмом по видику.
Эту нелепую расточительность можно было бы великодушно истолковать как доказательство трогательного отсутствия уверенности в себе, которая изначально создает неверное представление о полной самонадеянности и эгоизме. Но, реально глядя на вещи, надобно признать, что, как только дело доходило до человеческих отношений, этот мужчина обнаруживал глупость.
Впрочем, все это не имеет значения. Скоро у него будет достаточно денег для того, чтобы быть таким глупым, каким ему хочется. Ибо «Перрико» обещала ему премию в 250 000 фунтов, как только испытания с оксиметабулином успешно завершатся.
Тем временем месяц проходил за месяцем по одной и той же нервозной схеме: как только зарплата поступала на его банковский счет, он делал минимальные требуемые выплаты по половине своих кредитных карт. Как только проходил минимальный срок, он снова снимал деньги для того, чтобы расплатиться по остальным кредитным картам. Как только кончались эти деньги… и так далее. В ходе этого цикла он позволял себе изредка лишь десять фунтов, чтобы купить самое необходимое.
Жизнь в нем поддерживал только неоспоримый успех у женщин. Он заставлял их готовить для него (очень большие порции) и покупать ему небольшие подарки (которые можно неплохо продать).
Самым большим унижением для него были вечерние походы по пятницам в «Сейнзберриз»[4], когда цена на всю тленную продукцию снижалась с целью быстрой распродажи. Он работал локтями, стараясь оказаться впереди потрепанных, испытывающих денежные затруднения домашних хозяек в борьбе за дешевые куски курицы и бифштексы за полцены. Он заполнял корзинку помятыми жестянками и стеклянными банками с непонятным содержимым иностранного производства, которые могут быть проданы только консервативным жителям Финчли[5] за треть первоначальной цены. На рубашку он никогда не тратил меньше девяноста фунтов, а вот баночку горошка покупать отказывался, пока та не падала в цене до пятнадцати пенсов, а то и меньше.
Но эта борьба становилась все более утомительной. Если он хотел подтолкнуть «Перрико» к тому, чтобы ему чуть ускорили выдачу премии, то нужно быстрее заканчивать с экспериментами по оксиметабулину. Его задерживали непредвиденные проблемы, но в этот вечер был сделан существенный шаг в его программе ускорения.
Вышло так, как он и думал. Ключ в руках у Марины. Должен быть у нее. Должен.
Футбольная команда из города Тотнем.
Сеть универсамов в Англии.
Район Лондона.