Не обращая внимания на упоминание о том Рождестве, когда они еще не были чужими людьми, Куин продолжила:
— Я была внутри и не заметила, как началась буря. Пришлось застрять в горах. Брат сказал мне, что Вэл приезжает на Рождество, и я подумала, что она здесь. Дверь была открыта, я вошла, разожгла камин и укрылась одеялами. Я так замерзла.
— Тебе повезло, что ты добралась. Но как ты решилась выйти из машины в такую погоду? Как ты вообще увидела сквозь снег домик? Ведь он в стороне от дороги!
Кейл немного приподнял брови, правую чуть выше Левой.
Такой знакомый жест.
— Моя машина прямо здесь, в конце дорожки. Недалеко отсюда. И я хорошо ориентируюсь в пространстве. — Она приподняла подбородок. Нет смысла говорить ему об Элизабет…
Он поймал ее взгляд, и Куин отвернулась, еще не готовая смотреть ему в глаза. Он разбил ее сердце. Он сломал ее жизнь. Самое меньшее, чего он заслуживал, это холодное безразличие.
Но сейчас Куин чувствовала лишь смущение и свое нежелание находиться с ним в одном доме.
Она хотела сбежать отсюда, скрыться от этих карих глаз, менявшихся на свету и казавшихся сейчас золотистыми.
;
“Не готова, — сказала она себе. — Я не готова к этому”.
Куин отвела взгляд от его лица. Черт возьми, мог бы по крайней мере полысеть и растолстеть! Она заставила себя найти глазами свои ботинки. Вот они. У двери. Там, где она их оставила.
— Мне пора.
Кейл подошел к окну и отодвинул тяжелую, в бело-зеленую клетку, занавеску.
— Куин, в такую погоду ты не пройдешь и десяти футов.
— Мне пора ехать домой. — Она чувствовала себя неловко.
— Боюсь, пока это невозможно.
Куин подошла к входной двери, приоткрыла ее и уставилась на абсолютно белый мир вокруг. Кейл прав. Стоит ей сойти с крыльца, как она потеряет ориентацию. Она всмотрелась в плотную белизну в поисках тени. Может быть, Элизабет вернется и выведет ее отсюда? Но вокруг не было и намека на темную фигуру, которая бы ожидала ее, чтобы показать дорогу к машине. Со вздохом она вернулась в комнату, позабыв все слова, которые только что собиралась произнести.
Кейл разводил затухающий огонь, чтобы тепло шло в комнату. Темно-синий свитер натягивался на его широкой спине всякий раз, когда он наклонялся за поленом и аккуратно укладывал его в камин. Даже когда он был подростком, у него были сильные руки, развитые благодаря занятиям бейсболом.
А какие они сейчас, промелькнула у нее мысль, после двенадцати сезонов в высшей лиге? Он прекрасно выглядел. Интересно, где его жена? Наверняка все еще спит в одной из комнат в конце коридора.
Без предупреждения он повернулся к ней и улыбнулся, полностью обезоружив ее той самой теплой улыбкой, ради которой она когда-то была готова на все. Куин невольно отпрянула, как бы желая держаться от него по возможности подальше.
Сколько раз на протяжении долгих лет она мечтала о том, как снова увидит его, представляла себе эту встречу и все, что она ему скажет. И хотя ей хотелось схватить его за горло и потребовать объяснений, она знала, что не сделает этого. Она не доставит ему удовольствия почувствовать, как глубоко он ранил ее, как долго боль не покидает ее сердце. О нет! Она будет умной. Опытной. Искушенной.
Но сейчас, так неожиданно столкнувшись с ним лицом к лицу, Куин не могла вспомнить ни слова из того монолога, что был так тщательно продуман и не один раз произнесен в тишине.
В глубине домика раздался грохот, Куин вздрогнула.
— Прошу прощения, — мрачно сказал Кейл и пошел по коридору.
Он вернулся через минуту с малышами под мышками, усадил их на разные концы дивана и строго сказал:
— И будете сидеть здесь, пока я не разрешу вам встать.
Двое веснушчатых мальчишек незаметно состроили отцу рожицы.
— Итак, — Кейл повернулся к Куин и сложил на груди руки, — могу поспорить, ты бы не отказалась попить чего-нибудь теплого. Принести тебе чай? Кофе? Какао?
— Чашку чая, если можно. У меня все еще немного сухо во рту, — сказала Куин, напряженно ожидая, когда появится мать детей. Она не могла не проснуться от шума, который учинили ее дети. Куин косилась на дверь, ожидая появления жены Кейла. Как она выглядела? Куин не терпелось ее увидеть, и было больно от мысли, что она познакомится с женщиной, занявшей в жизни Кейла ее место.
Он прошел позади нее в маленькую кухню. Она услышала, как открылся, а затем закрылся шкаф для посуды.
— Обычный или на травах? — спросил он, — А на каких?
— Сейчас посмотрим. — Кейл стоял в дверях с несколькими банками в руках. — У Вал есть мятный, липовый и еще какой-то под названием “Роастарома”.
Вдруг он как-то неуклюже уронил все три банки на пол.
Куин наклонилась вместе с ним, чтобы поднять их.
Стараясь не обращать внимания на то, что она была так близко, что ом мог чувствовать ее нежный, интригующий запах — кажется, сирень, — он собрал банки, которые его сестра купила в ноябре в универсальном магазине Хиллера, положил их на стол и отошел подальше от Куин.
— Пожалуй, мятный. Спасибо. — Она хотела быть непосредственной, и, похоже, ей это удавалось.
Он наполнил водой голубой фарфоровый чайник и поставил его на плиту.
— Не пойму, почему Вэл не заменила эту старую плиту, — проворчал он.
— Может быть, для того, чтобы вы не остались голодными, если отключится электричество.
— С ней одна морока. — Он протянул руку к ведру за дверью и достал несколько поленьев. Затем открыл дверцу печки и уложил их туда. Поленья в точности подходили по размеру.
“Потому что заготовлены моим братом”, — догадалась Куин.
— А когда ужин? — спросил Эрик, высунувшись из-за дверного косяка.
— Я сказал не вставать, пока я не разрешу.
— Мы хотим есть. — За Эриком появился Эван.
— Хорошо. Сейчас приготовлю.
— А что? — подозрительно посмотрели на него братья.
— Спагетти.
— Ты делал спагетти вчера. Они были твердыми.