— Я не смогу описать тебе эти картины по телефону, Магали! Ты не могла бы прилететь сюда и сама взглянуть на них? — взмолилась Фов.
— Я обязательно их посмотрю, но сейчас это невозможно. Здесь просто сумасшедший дом. Самое главное, что твой отец захотел написать их, создать что-то такое, что позволило бы ему примириться с прошлым. Я думаю, это можно назвать искуплением, хотя обычно я таких слов не употребляю. Слава богу, что у него хватило на это времени.
— Дело не только в этом, Магали. Ты поймешь, когда сама их увидишь. Он написал эти картины собственной кровью. Авигдоры поражены больше остальных, ведь они знали, как отец раньше относился к евреям. Эксперты просто потеряли дар речи, хотя они постоянно имеют дело с шедеврами. Но больше всего меня тронул чиновник из налогового ведомства. Он ничего не понимает в живописи, но он ходил и наслаждался. Его так увлекла серия «Кавальон», что он совершенно забыл обо всех остальных картинах в хранилище. Я хотела сразу же тебе позвонить, но, к счастью, вспомнила, что в Нью-Йорке середина ночи. Так что я дождалась, пока ты появишься в офисе.
— Ну хорошо, ты хотела рассказать мне о картинах или есть что-то еще? — спросила Маги.
— Дело в том, что я не могу немедленно уехать из Прованса. Все проявляют очень большой интерес к картинам, а так как они принадлежат мне, то я должна задержаться здесь. Я не уверена, когда именно я смогу отсюда вырваться. Магали. Мне очень неприятно вот так бросать тебя…
— Не беспокойся обо мне. Все под контролем.
— Но как же твои выходные? — запротестовала Фов.
— Забудь о них. В саду почти все уже отцвело, и пока ты не вернешься, мы будем ездить туда только на субботу и воскресенье. Дарси поймет.
— О Магали, спасибо тебе, и поблагодари Дарси. Я буду часто звонить. Поцелуй всех, особенно Кэйси и Лулу… Я люблю тебя, Магали. Я так счастлива.
— Я слышу это по твоему голосу, дорогая. Не торопись, подумай обо всем хорошенько и не бросайся ни во что очертя голову. Я люблю тебя, Фов.
Маги положила трубку и откинулась на спинку кресла. Как и Фов, она была счастлива. Даже по описанию Фов, ей стало ясно, что в серии «Кавальон» Мистраль наконец воспользовался данным ему богом талантом и принес в мир не только красоту. Маги почувствовала, что счастлива не только за свою внучку, но и за Жюльена Мистраля, которого она любила и ненавидела многие годы. Между ними остались старые счеты, которые им так и не удалось уладить. Но теперь Маги могла сказать ему с чистым сердцем: «Покойся с миром». Она надолго задумалась. Случайный взгляд на часы заставил ее очнуться и вызвать в свой кабинет Кэйси и Лулу.
— Я только что говорила с Фов. Она передает вам привет и поцелуи, но ей придется остаться во Франции на какое-то время. У нее еще есть там дела.
— Как она там? — с тревогой спросила Кэйси.
— Просто великолепно! Лучше и желать нельзя. А теперь к делу. Кэйси, я посмотрела фотографии девушки, которую ты разыскала. Она нам не подходит. — Маги покачала элегантно причесанной головой.
— Но, Маги, она была самой лучшей на конкурсе, — запротестовала Кэйси.
— Ты попала в ловушку. Ты пошла, посмотрела сотню красивых девушек и выбрала самую привлекательную из них. Но разве ты взяла с собой фотографии наших девушек для сравнения?
— Нет, но я провела целых три дня в жюри.
— В этом-то и проблема. Когда три дня подряд смотришь одну девушку за другой, поневоле выбираешь лучшую среди них. Глаза обмануть очень легко, и ты уже готова на компромисс, ты не помнишь, насколько совершенной должна быть наша модель. Я и сама не раз ошибалась. Она красивая девушка, Кэйси, но для «Люнель» все же недостаточно красива. — Маги подвинула к ней серию снимков. Кэйси внимательно посмотрела на них и согласно вздохнула.
— Я все поняла, — призналась она. — И в любом случае эта красотка уже помолвлена. Возможно, наш отказ ее не очень огорчит. А жениха только обрадует.
— Лулу, — Маги повернулась к ней, — я присутствовала на одном из открытых кастингов и заметила, что в нашей приемной всегда полно народа. Тебе известно, что у Бобби-Энн развился комплекс Пигмалиона?
— О боже, она занимается кастингами пару месяцев, а я была слишком занята, чтобы за ней проследить. Что случилось?
— Существует миллион способов отказать и при этом никого не обидеть. Но Бобби-Энн не говорит: «Извините» — и не выпроваживает девушку за дверь. Сегодня утром она целых семь минут показывала одной из претенденток, как правильно пользоваться румянами, прежде чем отказать ей. Еще восемь минут она проговорила с другой кандидаткой, объясняя, почему той необходимо сменить прическу. Ей Бобби-Энн тоже отказала. Нельзя подавать ложную надежду, пусть и на несколько минут, — сурово сказала Маги. — Поговори с ней, Лулу. Если Бобби-Энн не может работать у нас, у нее есть возможность открыть школу красоты. Если девушке необходимо отказать, то это следует делать при минимальном личном контакте и до того, как она успеет подумать, что обрела новую подругу в лице Бобби-Энн. Уверяю, так будет лучше.
— Да, разумеется! Я объясню Бобби-Энн. Послушай, Маги, Бэмби-два меня беспокоит. Она говорит, что тоскует по дому и все время ест. Я вчера ее на этом поймала.
— Я сама с ней поговорю. Возможно, если ты перестанешь называть ее Бэмби-два, это поможет. Попытайся.
— Что-нибудь еще? — озабоченно спросила Кэйси.
— Пока все. Я не забыла вам сказать, что вы мне абсолютно необходимы? Забыла? Хорошо, считайте, что я вам об этом говорю сейчас. Кстати, нельзя ли кого-нибудь послать за одной красной гвоздикой? Мне нужен цветок в петлицу.
Когда Кэйси и Лулу вышли, Маги набрала номер Дарси.
— Гм-м, — проворчала Кэйси, когда они оказались в коридоре.
— И что значит этот нечленораздельный звук? — Лулу даже порозовела от неожиданной и непривычной похвалы Маги.
— Хорошо, что «Мария-Антуанетта» снова у руля.
— А разве не мы с тобой только что получили хорошую трепку?
— Нам всыпали как раз в меру, Лулу, — улыбнулась Кэйси, — если ты меня понимаешь.
Надин Дальма решила сменить парикмахера и попытать счастья у Александра. Так всегда бывает. Если быть милой с людьми, они становятся фамильярными, забывают о черте, разделяющей клиента и мастера, предоставляющего услугу, границу невидимую, но реальную, которую нельзя нарушать ни при каких условиях.
Когда на прошлой неделе Надин пошла подкрасить корни волос, месье Кристоф, который этим обычно занимался, решил развлечь ее рассказом о том, как его дедушка умер, не оставив завещания. Трое наследников, одним из которых был отец месье Кристофа, так упрямо сражались за раздел семейной фермы, что собственность пришлось продавать с аукциона. Надин не могла просто встать и уйти. Она даже не могла показать, что шокирована его обращением к ней, как к попавшей в плен слушательнице. Когда у вас на волосах краска, с мастером не следует спорить, кем бы вы ни были.
— Так что, видите, мадам Дальма, мой дедушка ошибся, решив, что его сыновья все решат полюбовно. Ему следовало изложить свою последнюю волю на бумаге. Но раз он этого не сделал, собственность навсегда ушла из семьи. Жаль, правда? — С абсолютно спокойным, невозмутимым лицом Надин склонила голову, давая понять, что слушает. Но ради всего святого, по какому праву месье Кристоф делится с ней личными переживаниями? — Да, мадам, лучше плохое завещание, чем вообще никакого, — заключил месье Кристоф и принялся смывать краску.
Как посмел этот человек говорить с ней таким тоном? Кто он такой, чтобы сочувствовать ей?! Нахальство этого субъекта лишило Надин дара речи.
Нет, у Александра, где Надин ни разу не бывала раньше, к ней отнесутся с должным почтением. И потом, раз она теперь богата, вполне уместно сэкономить на чаевых. Надин размышляла об этом, сидя на слишком мягком диване с обивкой под леопарда. Этот предмет интерьера уместнее выглядел бы в гареме.
В салоне оказалось очень много народа, даже для пятницы такая толчея была необычной. Придется подождать, но ей больше не нужно спешить на работу, хвала небесам. Просто удивительно, как быстро Жан Франсуа нашел ей замену, эту молоденькую Монтескью, похожую на мышь. Совершенно неблагодарное занятие. Глупышка там не задержится. Сначала ей все будет нравиться, а потом она поймет, что это за клоака.
Надин отказалась просматривать журналы, которые ей предложила служащая. Нет, не хочет она читать ни «Пари матч», ни «Мари Клэр», ни «Эль». Спасибо, нет.
На самом деле Надин уже их видела. Она купила целую пачку ярких еженедельников в киоске и просмотрела их дома. Серия «Кавальон» занимала центральное место. Все только о ней и писали. Старик сошел с ума, потерял последний разум, раз написал весь этот ужас, да еще с надписями на иврите. Надин испытывала настоящее отвращение. Она не могла смотреть на эти, с позволения сказать, картины. Как типично для журналистов! Устроили такой переполох, словно Жюльен Мистраль стал открытием сезона, откровением в живописи. Надин не понимала, почему ему уделяют столько страниц в журналах и газетах, почему повсюду его фотографии и репродукции картин. Несколько дрянных полотен, она бы ни за что не хотела их иметь. Один критик назвал картины бессмертными, а другой написал, что это «последнее доказательство гения Мистраля». «Наследство, обогатившее весь мир», — утверждал третий. Они все просто смешны, лают в унисон, стараясь переплюнуть один другого.
Хотя, ради бога! Ведь от этого картины, принадлежащие ей, только растут в цене. Она не станет возражать, если Мистраля превознесут до небес. Разумеется, все охают и ахают по поводу серии «Кавальон», раз Мистраль особо упомянул ее в завещании, и носятся с Фов, словно она звезда всего шоу. Не стоит сердиться на Фов из-за коротенького момента славы, это быстро пройдет.
Надин так увлеклась своими мыслями, что удивилась, когда парикмахер поднес ей зеркало, чтобы она взглянула на свою прическу. Она проверила затылок. Прическа безупречна, но не стоит показывать, что ей так легко угодить.
— Не слишком ли вы пригладили сбоку? — Она провела рукой по блестящим волосам.
Пока мастер работал, Надин огляделась. Десяток клиенток были ей знакомы, она обменялась с ними улыбками и кивками. Она и подумать не могла, что столько ее друзей посещают салон Александра. С этими женщинами она привыкла встречаться за ужинами и ленчами. Но на этот раз все они перестарались с прическами, на ее взгляд. Зачем графиня д’Орнано добавила накладные косы к своим великолепным черным волосам? К чему эти крошечные пурпурные орхидеи в шиньоне принцессы Лауры де Бово? Как странно… Неужели они не понимают, как по-дурацки это выглядит, как не подходит для повседневной жизни?
— Позвольте предложить вам, мадам, немного менее официальную прическу, — услышала Надин голос парикмахера.
— Не трогайте ничего, — резко ответила она, — все великолепно.
— Как пожелаете. Я подумал, что для сегодняшнего бала…
— Я в трауре, — быстро среагировала Надин.
— Мои соболезнования, мадам, — мастер явно обрадовался, что не допустил бестактность.
— Я не могу бывать на балах.
— Разумеется, мадам. Это так печально, — тихо сказал парикмахер. — Особенно грустно, когда приходится пропустить такой бал. Принцесса Мари-Бланш впервые приглашает гостей в свой замок после смерти мужа. Вот почему у нас сегодня так много посетительниц. Говорят, что это будет самый пышный праздник после бала у барона де Реде.
— Да, тот вечер удался, — механически ответила Надин. Принцесса Мари-Бланш? Значит, ее роман с Филиппом длился даже в то время, когда принц умирал. Он продолжается и сейчас. Иначе почему бы ей было не пригласить на этот бал Надин, своего близкого друга? Единственное возможное объяснение: Филипп будет выполнять роль неофициального хозяина дома. Странно, что до Надин не доходило никаких слухов, ведь именно Мари-Бланш задает тон в парижском обществе. Если она велит танцевать, все танцуют, если она приказывает отправиться за пятьдесят миль от Парижа в деревню на бал, все едут туда и считают себя избранными счастливчиками. Но что нашла Мари-Бланш в Филиппе Дальма?
Надин смотрела на свои подведенные глаза в зеркале и пыталась вспомнить всех свободных мужчин среднего возраста в Париже, которые были бы очаровательными, симпатичными, хорошо одетыми, гетеросексуальными, хорошо танцевали, умели играть в карты, неплохо справлялись с пони и клюшкой для поло и кого обожали бы все хозяйки светских салонов. Кроме Филиппа, она знала троих, нет, четверых, если считать Омара Шарифа. А сколько свободных женщин, гораздо богаче Надин, отчаянно нуждались в таком спутнике, не говоря уж о муже? Десятки. Несколько десятков. У Надин екнуло сердце. Ей показалось, будто рот наполнился затхлой пылью, и в животе полыхнула боль, какой она никогда не испытывала. Словно огненная крыса пожирала ее внутренности.
Нет, она ничего не слышала о Мари-Бланш и Филиппе. Она вообще не была в курсе светских сплетен, потому что ее никуда не приглашали. Если выбирать между принцессой Мари-Бланш и Надин Дальма, люди, разумеется, выберут принцессу. Надин и сама бы так поступила. Какие тут могут быть сравнения!
Вручая чаевые месье Александру — невероятные, огромные чаевые, он даже не сумел скрыть удивления, — Надин думала только об одном: как удачно, что сегодня она надела черный костюм. Отныне она станет носить только черное. Найдет небольшую парикмахерскую у самого своего дома, где не встретит своих друзей. Вернее, знакомых. Друзей у нее нет. Она станет носить траур по своему отцу и решать, что делать дальше со своей жизнью, в которой ее будут называть бывшей помощницей Жана Франсуа Альбена и бывшей супругой Филиппа Дальма. Ведь кто такая Надин? Кому до нее есть дело?
Надин шла по улице, оглядываясь в поисках такси. Она не увидела свободную машину, потому что ее внимание привлек огромный заголовок из «Франс суар» на прилавке газетного киоска: «Фов Люнель. Станет ли она носить фамилию своего отца, художника Мистраля?» Неужели кому-то есть дело до того, что станет делать этот ублюдок, эта самозванка, шлюха подзаборная? Почему с ней носятся так, будто она единственная дочь Мистраля? «Я, — хотелось закричать Надин во весь голос, чтобы услышали прохожие, — это я дочь Мистраля!»
Фов поселилась в гостинице «Монастырь» в Вильнев-лез-Авиньон, а когда та в ноябре закрылась на зиму, переехала в Авиньон, в отель «Европа».
Однажды утром, когда ноябрь уже подходил к концу, она отправилась в Фелис во взятом напрокат «Пежо», чтобы до исхода дня решить наконец, что делать с «Турелло». Вопрос, что делать с картинами, был решен. Накануне их тщательнейшим образом упаковали, погрузили в специальные фургоны и отправили в Амстердам, откуда они начнут свое триумфальное шествие по музеям всех континентов, неся свое послание о братстве людей по всему миру. Наступит день, когда полотна вернутся к ней, но пока серия будет принадлежать всему человечеству.
Последние несколько дней дул мистраль, и Фов надела плотный одноцветный жакет поверх кремового ирландского свитера крупной вязки. Но в это утро ветер оставил Люберон в покое так же неожиданно, как и примчался. Единственным признаком приближающейся зимы были опустевшие поля. Высокие кипарисы по-прежнему оставались зелеными, а листва оливковых деревьев отливала живым серебром. У ворот многих ферм хозяева выставили столы со спелыми фруктами на продажу. Фов остановилась возле одного из них и купила яблоко и грушу на завтрак.
Она явно прибавила в весе, размышляла она. Но все были такими гостеприимными. Как бы Фов ни уставала к концу дня, она обязательно оказывалась за плотным ужином с Жаном и Фелицией Перрен, или с профессором Даниэлем и его женой Селиной, или с кем-нибудь из новых друзей, которых она приобрела в Апте, Авиньоне, Боннье. В Фелисе она часто обедала с Луизой и Софи, оставшимися такими же веселыми сплетницами, несмотря на замужество. И разумеется, Фов была частой гостьей в доме Адриана и Бет Авигдор.
Эрик появлялся редко, хотя Фов казалось, вопреки здравому смыслу, что ему следовало бы видеться с ней чаще. Но он наблюдал за строительством двух новых домов в Ле-Бо по другую сторону Люберонских гор. Эрик вынужден был не спускать глаз с рабочих, потому что мастеровитые жители Прованса не стали более предсказуемыми оттого, что спрос на их услуги повысился, поэтому ему приходилось практически жить в Ле-Бо.
Фов уверяла себя, что Эрик сильно занят, как и она сама. Их встречи стали такими редкими не умышленно. Но неужели он действительно не мог найти для нее побольше времени? Почему он не горит желанием видеться с ней? Девять месяцев назад этот мужчина хотел, чтобы она бросила все и стала его женой. А теперь родители Эрика относятся к ней с большей любовью, чем он. К чертям Эрика Авигдора! Пусть проводит свою жизнь, бродя по пятам за рабочими, мрачно подумала Фов, доставая из сумочки связку ключей, ставшую привычной и незаметной, как губная помада. Сейчас она откроет входную дверь в «Турелло».
Фов прошлась по гостиной, проверяя, вынесла ли Дюсетта, нанятая ею служанка, у которой сегодня был выходной, пепельницы и не оставила ли стаканы на большом столе. Вчера Адриан Авигдор, Жан Перрен и господа из музея Амстердама вместе с Фов отмечали отправку кавальонской серии. Но комната выглядела даже слишком чистой, с выстроенными по ранжиру подушками на диванах, блестящими крышками столов. Фов не покупала цветов, потому что не жила в «Турелло». Дом стал похож на офис в воскресенье. Фов поежилась и отправилась на кухню, где обнаружила остатки вчерашнего пиршества, аккуратно убранные в холодильник: холодные цыплята, гусиный паштет, несколько сортов сыра и почти полная бутылка белого вина.
Расставив все на столе, Фов приняла решение сесть на диету со следующего дня. Через неделю, ко времени возвращения в Нью-Йорк, она должна сбросить те пять фунтов, что набрала в Провансе.
Поместье, конечно, придется продать, иначе запустение неминуемо, а это так грустно. Как новые хозяева поступят с мастерской, задалась вопросом Фов, оказавшись у ее дверей. Студию можно использовать как игровую, даже поставить там стол для пинг-понга. Жан Перрен отдал ей ключ перед отъездом. Фов поняла, что еще ни разу не видела мастерскую без картин, и замешкалась на пороге. Хочет ли она войти? Нужно ли ей входить? Осмелится ли она войти?
Фов приказала себе не молоть ерунду и отперла дверь. Мастерская, всегда казавшаяся ей огромной, поразила ее своими скромными размерами. Фов сообразила, что все дело в пустых стенах. Работы ее отца всегда открывали доступ в другое измерение, уводя взгляд за пределы мастерской. А теперь это были всего лишь высокий стеклянный потолок, окна, штукатурка.
Положив на стол яблоко и грушу, от которых она так и не откусила ни кусочка, Фов принялась машинально собирать разбросанные кисти. Обычно она всегда так делала после дня работы.
В обеих руках она держала кисти, которыми отец работал в последний раз, и на каждой застыла краска. Вероятно, их надо просто выбросить. Невозможно привести их в порядок. Но она уже шла к раковине, рядом с которой стояли бутылочки с растворителем.
Медленно, с любовью и болью Фов принялась очищать кисти Жюльена Мистраля. Их все пришлось оставить на ночь отмокать, кроме одной, которой он не успел воспользоваться. Она вернулась обратно к рабочему столу с единственной чистой кистью в руке и нерешительно остановилась у мольберта. Фов просто стояла, позволяя себе вернуться в прошлое, чувствуя, как широкая ладонь отца накрывает ее пальцы и передает ей свою силу и умение, направляя и подсказывая каждое движение. Она услышала его голос:
— Смотри, Фов, смотри. Ты видишь? Ты должна научиться видеть.
И она поняла, что нужно сделать. Это было не знание, а признание того, что она так долго отвергала. Это была потребность, чистая, живая, без сомнений и сожалений, это был приказ.
«Попытайся». Она художник и всегда им была. Фов отрицала это в себе, так как не желала иметь ничего общего с отцом, но теперь она могла попробовать. Стены рухнули, распахнулись двери, и за ними открылась залитая солнцем луговина, просторная, ровная. Стоит только перейти ее, и Фов изменится, испытает неведомые пока трудности и мучения. Но она должна попробовать.
Кровь запульсировала в ее запястьях и пальцах. Способности и мощь, которые она подавляла и отвергала, рвались на волю, словно листья из почек весной.
Ей придется начинать все снова. Не с самого начала, но заново. Она наверняка потеряла технику, легкость, умение. Ее навыки художника заржавели, как Железный Дровосек под дождем. Ей придется снова знакомиться с красками. Но она умела когда-то говорить на их языке, и его не так просто забыть.
Фов пришла в себя и увидела, что сидит на рабочем столе и смотрит на холст, с кистью в одной руке и яблоком в другой. Съесть или нарисовать? Она рассмеялась и вонзила зубы в красный бок.
Она нарисует грушу.