— Мистраль не работает, — объявила Кейт, когда они сидели с Авигдором в кафе. — После вернисажа он ни разу не взялся за кисть. У него нет на это сил.
Дилер замер. Художник, который не работает регулярно, каждый день, может оказаться таким же плохим вложением капитала, как и истощившаяся золотая жила.
— Все из-за той проклятой девчонки. Она не вернулась, верно?
— Дело совсем не в этом, — раздраженно ответила американка. — Разумеется, Мистраль злился на нее после того, как она устроила тот скандал на вернисаже. Зрелище было просто отвратительным. Но он не из тех мужчин, кто станет тосковать из-за женщины. Эта Люнель больше не нужна ему в качестве модели. Я полагаю, они были вместе всего несколько месяцев. Рыжая девица ничего для него не значит.
— Ну, если вы так говорите, — согласился Авигдор.
Свои мысли он оставил при себе. Могла ли девушка, которая ничего не значила для художника, вдохновить его на такие работы? Но что-то в ледяном голосе Кейт, в ее поджатых губах, суровом выражении лица останавливало его. Не стоит дальше развивать эту тему. Во всяком случае, вслух.
— У меня есть теория на этот счет, — продолжала Кейт. — Это своего рода реакция на успех выставки. Я и сама чувствовала себя несколько… опустошенной, так что могу себе представить, что переживает Мистраль.
— Но он хотя бы пытался писать? — поинтересовался Авигдор.
— Да, и именно это волнует меня больше всего. Вот уже две недели, как Мистраль каждый день час за часом стоит перед мольбертом и просто смотрит на полотно, пока краски сохнут на палитре. Каждый раз, когда я захожу его проведать, я вижу, что на холсте не появилось ни единого мазка. Вечерами он напивается, хотя никогда раньше этого не делал. Он не хочет об этом говорить. Адриан, он выглядит… напуганным. Только это слово приходит мне на ум, когда я пытаюсь описать выражение его глаз. Мне кажется, что он охвачен паникой, но я просто этого не понимаю.
— Мистралю необходимо уехать на некоторое время, увидеть что-то еще, кроме стен мастерской. Он не первый художник, который не может взяться за кисти после большого успеха.
— Я уже предлагала ему отправиться путешествовать.
— И что же?
— Мистраль говорит, что у него нет настроения. По его словам, он не из тех, кто берет отпуск. Он утверждает, что за несколько месяцев не написал ничего путного и должен оставаться в студии, пока его снова не посетит вдохновение.
— Может быть, мне самому с ним поговорить?
— Прошу вас, Авигдор, попробуйте. Мистраль считает, что вы отлично организовали его выставку.
— Благодарю, — сухо произнес Авигдор.
Не слишком щедрое признание его заслуг, а ведь именно он сделал этого человека сенсацией сезона. Но если бы дилеры ждали искренней благодарности от художников, то отправлялись бы в постель каждый вечер, охваченные горьким разочарованием. Дилер, который занимается продажей картин в надежде на благодарность, должен сменить род занятий. Разведение собак такому человеку подойдет больше, особенно крупных и слюнявых.
Два дня спустя, ранним утром в середине октября, Мистраль отправился в Прованс. Накануне отъезда, когда они вместе выпивали на прощание, Кейт вдруг предложила от везти его на своей машине, как будто мысль об этом только что пришла ей в голову.
— Мне знакомы только Париж и немного Нормандия. Я бы и сама с удовольствием посмотрела Экс и Авиньон, но я не люблю путешествовать одна. Если я поеду с тобой, тебе не придется ехать на поезде…
Мистраль выглядел оскорбленным.
— Ты переходишь все границы, Кейт. Неужели ты полагаешь, что я захочу, чтобы ты повсюду меня возила?
— Можешь сам сесть за руль, — в отчаянии выпалила Кейт.
— Потрясающе! Это так по-американски. Ты уже знаешь, у меня нет машины и я не умею ее водить.
— Я научу тебя за полчаса, как только мы окажемся в сельской местности. Это очень просто.
Как только они миновали Фонтенбло, Кейт свернула с основного шоссе. После краткого курса вождения она спокойно доверила двухместный спортивный синий «Тальбо» Мистралю. Слава богу, у него великолепная реакция, и потом, ей было любопытно увидеть, как Мистраль выпутается из такой ситуации. Не давая ему никаких инструкций, она молча наблюдала, как его красивые руки с длинными, сильными пальцами справляются с рулем и рычагом переключения передач.
Через десять минут художник вполне освоился с машиной. Они вернулись на главную дорогу и поехали по направлению к Солье, двигаясь на юго-запад по почти пустынной дороге со скоростью девяносто километров в час.
Кейт сидела молча. Ей было уютно и тепло в красивом, отлично сшитом твидовом ржаво-коричневом костюме, мягких кожаных перчатках и фетровой шляпке в форме колокольчика. Они ехали по равнинной местности департамента Ионны, между бесконечными рядами деревьев, за которыми виднелись убранные поля. Стоял хороший осенний день, в котором не чувствовалось грусти увядания, а прозрачный воздух был напоен радостным ожиданием, особенно если путешественник направлялся на юг.
В Аваллоне они наспех перекусили и отправились дальше, по-прежнему не разговаривая между собой. Мистраль, казалось, наслаждался ощущениями скорости и воспоминаниями, и раздумьям не осталось места.
Время от времени Кейт искоса разглядывала его профиль и вскоре заметила, что его губы, обычно сжатые в упрямую линию, стали мягкими и чувственными. Ей не удалось рассмотреть выражения его глубоко посаженных глаз, но что-то в царственной посадке его головы не позволяло ей завести разговор.
— Далеко ли мы едем? — все же решилась спросить Кейт, когда день стал клониться к закату и вечерняя прохлада стала ощущаться в открытой машине, несмотря на теплый костюм и свитер Кейт.
— Мы должны попасть в Лион, там где Рона сливается с Соной. Много лет назад это было священным местом. Для меня Прованс начинается именно там, хотя любой провансалец скажет тебе, что это еще север. Никаких остановок до Лиона.
— Но до него почти двести километров, — запротестовала Кейт.
— Да, но дорога все время идет под гору, — заверил ее Мистраль. — На юге это всегда так.
В Лионе они нашли маленький отель, отлично поужинали за мизерные деньги и отправились в свои комнаты, измученные, с обветренными лицами. На следующий день они ехали вдоль величественной Роны, непредсказуемой и быстрой реки, проезжали через деревушки, чьи названия напоминали список вин. Они проехали от Лиона до Баланса, а потом от Оранжа до Авиньона. Там они наконец пересекли реку и поздно ночью остановились около дверей маленького пансиона в Вильнев-лез-Авиньон, где Мистраль бывал однажды еще студентом университета.
Мадам Бле купила пансион у одного фермера. Собственно, здание с 1333 года до Великой французской революции было кардинальским дворцом и аббатством, и лишь позже его передали в светское пользование. И все же здесь до сих пор царили странное умиротворение и покой. Здание было выстроено в форме подковы вокруг дворика, где покрытые мхом мраморные колонны бывшего монастыря стояли словно часовые в темном саду. В старом аббатстве не было ничего монастырского, ничего церковного. Здесь давали тепло, покой и приют тому, кто устал от мира, но не от даров и радостей природы. В центре двора располагались старинные ступени, ведущие в кардинальский винный погреб, который и представлял собой истинный центр здания.
Мне придется найти путеводитель по этим местам, — сказала Кейт на следующее утро после позднего завтрака.
— Зачем?
— Мы ехали с такой скоростью, что я чувствую себя потерявшейся в пространстве. Я даже не представляю, что находится к востоку или к западу отсюда, но я ощущаю аромат истории, и мне не хотелось бы оставаться невежественной.
— Аромат истории? — Мистраль поднял кустистые брови, изображая изумление.
— Ради бога, Жюльен, прекрати. Здесь же множество руин, церквей, музеев и всего такого, что мы должны увидеть. Перестань так на меня смотреть! Разве плохо, что я хочу узнать что-то новое? Мы проделали путь от Парижа почти до Средиземного моря за два дня, и я хочу знать, почему ты выбрал именно это место из всей Франции, чтобы остановиться.
— А разве книга объяснит тебе это?
— Почему бы и нет? Мы же не можем просто так бродить по округе?
— Отчего же?
— Нет, мы, конечно, можем гулять просто так, но наверняка что-нибудь пропустим, — упрямилась Кейт.
— Ты можешь прочитать десяток книг и провести здесь десяток лет и все равно пропустишь что-нибудь замечательное, расположившееся прямо под самым твоим очень американским носом. Почему бы тебе просто не расслабиться и не посмотреть по сторонам? Я приехал именно для этого — просто смотреть, и все.
Кейт промолчала. Хотя ее любовь к порядку не терпела прогулок по окрестностям без путеводителя, на который можно было сослаться и с которым можно было бы свериться, но ей не хотелось спорить с Жюльеном по пустякам.
Весь этот день и следующий они гуляли по Вильнев-лез-Авиньону, узнавая город, выстроенный в четырнадцатом веке, когда папа переехал из Рима в Авиньон. Священнослужители устроились в Вильневе, и там вырос суетливый город с великолепным монастырем и величественным фортом, от которого остались лишь квадратные, сонные, благоухающие площади и несколько узких улочек, где еще можно было найти камни епископских дворцов.
На третий день они направились на восток, мимо Авиньона, к богатой фруктовой долине Апт, расположенной между двумя горными массивами. К югу от долины стояла гора Люберон, именно ее северный склон очаровал Мистраля в его предыдущий приезд. Он не мог забыть причудливые изгибы известняка, изъеденного ветром, за который отчаянно цеплялись редкая растительность и деревушки, нависавшие над главной дорогой. Казалось, туда было не подобраться, но Мистраль все же нашел узкую проселочную дорогу, ведущую к ним.
В далекие времена люди жили в этих укрепленных деревнях, и враги, проходившие по дороге внизу, не видели их. Многие сотни лет жители сражались с тиранами с севера, а теперь в этих охваченных дремой, крошечных деревушках вдоль узеньких улочек столпились дома серые и бледно-охряные, увитые виноградом, стоящие в тени серебристых оливковых деревьев, а по стенам ползли причудливые, цвета коралла цветы, которые местные жители называли «пальчиками фей». По ночам над деревушками поднимался туман. Как говорили, это были призраки некогда живших здесь протестантов, безжалостно вырезанных во времена религиозных войн. Теперь под мирным небом здесь жили те, чье благосостояние зависело от маленьких, но процветающих ферм в долине Апт.
Мистраль был очень возбужден. Никогда раньше он не забирался так высоко в горы. Отсюда он сумел разглядеть какую-то особенную ферму в долине Апт. И вот он уже тащил вниз по тропе упирающуюся Кейт, чтобы снова сесть в машину и снова мчаться в долину Апт и искать ту самую ферму.
Каждая большая ферма В Провансе представляла собой собрание каменных строений, выстроенных вокруг двора с невероятным количеством каких-то переходов, башенок, арок. Все крыши оказывались на разной высоте.
— В мире нет более прекрасного места, — объявил Мистраль Кейт, после того как они три дня подряд проездили по горам и фермам, возвращаясь в Вильнев только к ужину.
— Достаточно ли ты видел, чтобы судить беспристрастно? — не удержалась от едкого замечания Кейт.
— Есть очевидные вещи. Что можно еще просить у природы, Кейт, как не эти горы, эту землю, это небо, эти деревья и эти камни? Я был прав, что вернулся сюда. В Париже я забыл, что такое горизонт, я забыл, что такое зелень. Ничто на земле, Кейт, не бывает таким зеленым, как лист винограда, когда на него падает послеполуденное солнце.
Кейт еще ни разу не видела Мистраля таким довольным. Казалось, все его существо переполняет свет Прованса.
Да она и сама чувствовала себя иначе. Дни, проведенные на свежем воздухе, пропахшем вереском, розмарином и тмином, заставили ее забыть об утонченности. Острые черты ее лица, которое она обычно покрывала тонким слоем пудры, смягчились и загорели, и оно стало казаться круглее, мягче, теплее. Тонкие губы, на которых больше не было привычной ярко-красной помады, выглядели полнее и мягче на фоне порозовевших щек и белоснежного лба, на который падали пепельно-белокурые легкие пряди. Ими играл ветер, и Кейт забыла о правильном проборе, перестала надевать шляпу, позволяя волосам ложиться так, как им заблагорассудится. И эта новая небрежность только подчеркнула совершенство ее лица. Оказавшись в деревне, она уже не выглядела так неприступно, и никак не старше своих двадцати трех лет.
— Ты был прав насчет путеводителя, — призналась Кейт, когда они заканчивали ужинать в саду пансиона мадам Бле.
— Но, Кейт, подумай только, ты же не видела папский дворец в Авиньоне, не посмотрела на римскую арену в Арле и фонтаны в Эксе. Да, чуть не забыл, еще мы не посетили так называемый «Квадратный дом» в Ниме, а ведь его построили в шестнадцатом веке до нашей эры!
— Почему ты все время дразнишь меня, Жюльен? Я уже сказала, что ты был прав. Ты хочешь, чтобы я извинилась?
— Извинилась? Ты? Высокомерная нью-йоркская дама, богатая и элегантная американка, манипулирующая людьми с такой ловкостью, что они даже об этом не подозревают? — Мистраль усмехнулся.
— Это несправедливо, я с этим не согласна. — Кейт говорила спокойно, не повышая голоса, но она чувствовала, как ее охватывает гнев. Почему всякий раз, как она идет ему навстречу, он на нее набрасывается?
— Почему же? Ты просто не хочешь видеть себя такой, какова ты на самом деле. Должен признать, что здесь, в Провансе, ты несколько изменилась. Но в Париже ты была в своей среде, и мне еще не доводилось встречать женщину, которая умела бы так настоять на своем. Ты неподражаема, Кейт. И что плохого в том, что ты богата, отлично одеваешься, не видишь дальше своего носа и берешь от жизни то, что тебе хочется? Многие женщины с удовольствием поменялись бы с тобой местами.
— Черт бы тебя побрал, Жюльен! Как ты можешь судить о том, что Я за человек? Ведь, кроме твоей работы, ты ни о чем больше не думаешь, я в этом убедилась. Ты настоящий монстр. — Кейт едва верила своим ушам. И это ее губы произносят все эти горькие слова? Где ее выдержка, где чувство меры и приличий, так свойственные ее натуре? Что с ней вообще происходит?!
Мистраль улыбнулся, словно мальчишка, дразнящий котенка.
— А ты, дражайшая Кейт, конечно, позволишь любому переступить через тебя, потому что ты слишком добросердечная. Мягкая, миролюбивая Кейт, ничего никогда не требующая взамен Кейт Браунинг, довольствующаяся в жизни только теми плодами, которые сами падают к ее ногам.
Слишком рассерженная, чтобы ответить ему, она молчала, кусая губы, пытаясь справиться со вспышкой гнева.
А Мистраль продолжал лениво:
— Мы с тобой просто замечательно приличные люди, две неповторимые личности, которые могут составить интересную комбинацию. Что скажешь, Кейт? Стоит ли нам провести эксперимент?
Она выскочила из-за стола и ушла в темный угол сада, подальше от света фонарей. Мистраль догнал ее и схватил за плечи. Тело Кейт напряглось, сопротивляясь, она отвернулась, крепко сжав губы. Но Мистраль сломил ее сопротивление, повернув ее лицо к себе. Кейт не подняла глаз. Было ли это негодование или обида, его, в сущности, не заботило. Мистраль захотел эту женщину, и она, конечно же, вызвалась сопровождать его в этой поездке не из человеколюбия. Опыт подсказывал ему, что женщины так не ведут себя. Даже богатые американки в дорогих твидовых костюмах.
— Кейт, идем в мою комнату. Я хочу увидеть тебя обнаженной на моей кровати.
— Жюльен!
— Только не говори мне, что ты шокирована. Неужели я слишком откровенен для мисс Браунинг? Тебе нужны изящные выражения, Кейт? Я хочу трахнуть тебя. Если тебя это не устраивает, просто скажи мне об этом. Я не стану просить снова. Так да или нет?
— Как романтично, — пробормотала она.
— Повторяю, да или нет?
В сумраке сада он увидел, как на ее лице отразилась такая буря противоречивых эмоций — от гнева и обиды до откровенного желания, — что он просто обнял ее, не говоря больше ни слова. Мистраль повел Кейт через сад, потом вверх по лестнице, едва придерживая рукой за талию. Кончики его пальцев ощущали, насколько неподатливо ее тело, как она не хочет прижаться к нему, как старается идти так, словно он не касается ее, и все же она идет, куда он пожелает.
Он отпустил ее, чтобы запереть дверь комнаты, а когда снова повернулся к ней, то обнаружил, что Кейт отошла к окну и, как ему показалось, зачарованно смотрит в сад. Через секунду Мистраль уже стоял с ней рядом. Он осторожно провел по ее шее кончиком пальца. Кейт не вздрогнула и не повернулась к нему, а продолжала стоять, вцепившись пальцами в подоконник.
— Кейт, как же мы начнем наш эксперимент, если ты даже не хочешь повернуться ко мне? — шепотом поддразнил он ее.
Она не шевельнулась и ничем не показала, что слышала его. Мистраль нагнулся и коснулся ее шеи губами. Кейт вцепилась в подоконник. Он едва заметно улыбнулся и коснулся кончиком языка того самого места, где кончались ее коротко остриженные волосы, и медленно спустился вниз по позвоночнику, остановившись между ее лопатками. Его губы прижались к ее коже, но он не сделал больше ни одного движения, пока ее руки не упали вниз. Она резко обернулась к нему. Кейт дрожала, ее лицо побледнело.
— Ты даже ни разу не поцеловал меня, Жюльен.
— Ошибка с моей стороны… Одна из немногих, в которых я признаюсь. — Мистраль нагнулся, поднял подбородок Кейт. Ее губы были холодными и крепко сжатыми, она не желала сдаваться, и он изумленно отпрянул. — Кейт, я никогда не навязываюсь женщинам, если они меня не хотят.
— Нет, Жюльен, нет, я хочу тебя. — Голос Кейт звучал застенчиво, что странно противоречило смыслу ее слов. Она обхватила его руками за шею и стала целовать, но ему показалось, что она клюет его.
Удивленный, Мистраль отстранил ее от себя.
— Не так быстро, Кейт, и не так яростно.
— Господи! Когда же ты перестанешь надо мной смеяться?
Вместо ответа Мистраль поднял ее на руки и отнес на кровать. Он лег с ней рядом, обнял ее и прошептал:
— Еще одна моя ошибка… Я забыл, насколько ты нетерпелива. Я научу тебя терпению, Кейт, потому что ты в этом отчаянно нуждаешься.
Она замерла. Мистраль провел руками по ее телу.
— Я не собираюсь раздевать тебя, Кейт, пока не собираюсь, — пробормотал Жюльен, склоняясь к ее губам. — Лежи спокойно, — приказал он, сосредоточивая все свое желание, а он давно не имел женщины, на этих плотно сжатых губах, пока они не стали теплыми, не набухли и с готовностью не раскрылись навстречу его языку. Он долго ласкал ее губы, чувствуя, как постепенно расслабляется ее тело. Кейт перестала дрожать в тревожном ожидании, и скоро от ее пассивности не осталось и следа, Жюльен почувствовал, что ей хочется большего, чем эти нежные поцелуи, но он не отрывался от ее губ, смеясь про себя над тем, что он заставляет ее переживать. Она застонала. «Ты еще попросишь меня о том, чтобы я взял тебя, ты будешь умолять об этом, холодная, американская сучка», — говорил он себе, хотя сам едва справлялся с возбуждением.
— Жюльен, — еле слышно выдохнула Кейт, — раздень меня.
— Нет, Кейт.
— Жюльен, прошу тебя.
— Если ты хочешь меня, так раздень меня сама, — потребовал он, упав спиной на покрывало и скидывая ботинки. Кейт посмотрела на великолепного мужчину, который предлагал ей себя. Он сводил ее с ума. Дрожащими пальцами Кейт с яростью набросилась на пуговицы его рубашки, едва не отрывая их. Потом ее пальцы вцепились в пряжку ремня. Так, теперь брюки… Она ощутила величину и силу его пениса, напряженно ждавшего ее прикосновения, и вдруг почувствовала, что больше не может.
— Прошу тебя, Жюльен, разденься сам, — взмолилась она.
— Где же твоя уверенность, Кейт? — Он внимательно смотрел на нее, хотя каждая клеточка его тела требовала, чтобы он немедленно взял эту женщину.
— Черт бы тебя побрал! — яростно заорала Кейт, глубоко вздохнула и принялась расстегивать пуговицы. Он предстал перед ней возбужденный и нагой, потому что не носил ничего под вельветовыми брюками. Мистраль дышал так же тяжело, как и Кейт, осторожно расстегивавшая пуговицы по одной. Когда она расстегнула последнюю, он одним резким движением стянул с себя брюки и опрокинул ее на постель.
— Хорошо, Кейт, очень хорошо… Ты была терпеливой, — бормотал он, опытными руками медленно снимая с нее одежду. Как он и ожидал, у нее оказались маленькие груди, узкие бедра, а белокурые волосы внизу живота нежные, как у девочки.
— Очаровательная Кейт, — прошептал он, накрывая ее тело своим.
Он обнимал ее, согревая ее наготу своим теплом, пока не почувствовал, как она тает в его объятиях. Если бы с ним была любая другая женщина, он бы давно овладел ею, но Кейт была слишком бесчувственна, слишком неопытна. Да, она хотела его, но она хотела пройти через это как можно быстрее, не теряя себя, а этого Мистраль допустить не мог.
Когда ее тело стало таким же теплым, как и его собственное, он стал ласкать ее спину, мальчишески маленькие ягодицы, но как только он ощутил ее напряжение, он шепотом повторил:
— Терпение, Кейт, терпение, — и убрал руку. Потом он вновь и вновь ласкал ее, и наконец почувствовал, как она сама прижимается к его рукам. — Терпение, терпение, — шептал Мистраль, находя совершенно новое для себя удовольствие в том, что он так долго возбуждал женщину. Его никогда не заботили подобные мелочи, он никогда не сдерживал себя так долго и не испытывал боли от воздержания. Когда его пальцы скользнули между бедер Кейт, он удивился тому, насколько она возбуждена. Мистраль больше не испытывал к ней жалости, и его пальцы нашли потаенный уголок. Его средний палец стал таким же ловким и нежным как кончик языка. Он двигался медленно и мягко, потом все быстрее, все его желание сконцентрировалось в кончике его пальца и этом комочке плоти, который он пробуждал с таким умением.
— Жюльен… О господи! Перестань! — воскликнула Кейт, но он ответил только одним словом:
— Терпение… — Его палец задвигался еще быстрее, пока Кейт не содрогнулась в экстазе. Она уткнулась ему в шею, пытаясь заглушить крик удовольствия. Его пальцы не оставили ее, пока ее тело не перестало содрогаться. Она лежала на спине, удовлетворенная, но с широко раскрытыми глазами.
— Теперь ты видишь, что можно заработать терпением, Кейт? — прошептал Мистраль ей на ухо, но она не ответила и не кивнула, а лишь внимательно и серьезно смотрела на него.
— Такого никогда раньше со мной не случалось, — наконец проговорила она.
— Значит, наш эксперимент удался не полностью. Теперь моя очередь, Кейт, — ответил Жюльен и вошел в ее податливое, раскрывшееся ему навстречу, готовое его принять тело.
Кейт покрывала его руки поцелуями благодарности, пока не поняла, что Мистраль уже давно крепко спит.