— Мама любит чёрный чай с мятой и без сахара, зато со сладостями, конфетами или выпечкой.
— Ну, раз ты такой умный, — повернулась к нему Лиза, — то иди-ка, дружок, сам завари мне мой любимый чай, пожалуйста… А мы пока с Мариной поговорим.
— О чём поговорите?
— Это наши женские дела, — она покачала головой. — Тебе о них знать совершенно необязательно.
Илья послушно направился в сторону кухни.
85
Некоторое время Лиза и Марина сидели молча.
— Почему ты не выдала меня? — спросила наконец Лиза. — Почему не рассказала Илье о том, что мы уже встречались, что я приходила и разговаривала с тобой?
Марина передёрнула плечами.
— А что мне это дало бы? В лучшем случае ничего, в худшем — просто всех рассорило бы. Илья любит вас, а я не хочу послужить причиной возможного охлаждения между вами. А ещё не хочу сразу же портить отношения с мамой своего молодого человека. Мне кажется, мы в принципе могли бы нормально общаться… несмотря на ваше предубеждение против меня, — запнувшись, докончила она.
— Я была резка с тобой тогда, — признала Лиза. — Это всё от страха: за Илью, за его судьбу, его будущее…
— Я понимаю, — задумчиво кивнула Марина. — Очень хорошо понимаю. Вы тревожитесь за сына. К тому же после его неудачного предыдущего опыта…
Лиза поморщилась.
— Ох, даже вспоминать об этом не хочу. Во многом это была моя вина… Недоглядела.
— Как же вы позволили этой самой Алёне подобраться к нему так близко? Неужели не почувствовали фальши, не уловили сигналов опасности?
— Я просто по-глупому обрадовалась, — призналась Лиза, опуская голову. — Это была его первая девушка. Честно говоря, иногда я опасалась, что он так и останется один. У Ильи явные проблемы с общением, ты и сама это знаешь. Особенно с противоположным полом, ему просто не хватает опыта. При этом, как ни странно, на него всегда обращали внимание девочки, но Илья шарахался от них как чёрт от ладана. Ему это казалось странным и непривычным. И тут вдруг появилась эта Алёна, — Лиза глубоко вздохнула. — Яркая, дерзкая, уверенная в себе… Она так быстро взяла его в оборот, что никто и опомниться не успел. А я мысленно перекрестилась: ну слава богу, хоть какая-то подружка появилась. Я и подумать не могла, что Алёна его просто использует…
Она немного помолчала.
— Для Ильи это стало весьма болезненным ударом. Но и для меня тоже! Я казнила себя за то, что позволила ей слишком глубоко проникнуть в его жизнь. Прозрение далось нам всем очень тяжело. Я даже подумала тогда, что лучше бы он так и оставался один, чем вот это всё…
— И поэтому, — подхватила Марина, — едва узнав обо мне, вы попытались заблаговременно от меня избавиться, чтобы та история не повторилась.
— Я переживала за него, — тихо ответила Лиза. — Знаю, что повела себя с тобой ужасно бестактно и даже грубо, но… я очень его люблю, — докончила она почти шёпотом. — И по-прежнему так сильно боюсь за него! Не меньше, чем в детстве. А может быть, сейчас даже больше. Илья такой уязвимый временами… хотя он постоянно пытается мне доказать, что вполне самостоятелен и может принимать независимые решения.
— Да, Илья очень уязвим, — вынуждена была согласиться Марина. — Мне иногда страшно обидеть его ненароком, напугать… Порой он так остро реагирует на какие-нибудь пустяковые мелочи, не стоящие внимания, но не придаёт значения по-настоящему важным вещам. Я постоянно пытаюсь увидеть мир его глазами, чтобы лучше понимать, но это так трудно…
— Я знаю, — Лиза взглянула на неё чуть ли не с состраданием. — Поэтому и пыталась предостеречь тебя.
— Мне очень дорог ваш сын, — сказала Марина, смутившись. — Просто хочу, чтобы вы это знали. И даже если у нас с ним ничего не получится… поверьте, я очень стараюсь. Я его люблю.
— Как давно вы с ним знакомы? — полюбопытствовала Лиза.
— Хотела бы соврать, но рискну и скажу вам правду: сегодня ровно неделя.
Лиза отшатнулась.
— Всего неделя?! И вы уже решили жить вместе? Но почему… почему так быстро?
— Илья предложил, а я согласилась, — спокойно объяснила Мариша. — Я ему доверилась, вот и всё. Почувствовала в нём что-то особенное, близкое мне, с самой первой встречи. Хотя ещё некоторое время уговаривала себя, что у меня к нему просто нейтральный дружеский интерес без всякого флёра влюблённости.
— Он тобой тоже очень дорожит, — Лиза улыбнулась. — Я вижу это, чувствую… Но ты должна отдавать себе отчёт: вам вдвоём будет очень и очень непросто. Особенно в быту, в тех самых мелочах, о которых ты упоминала. Илью может раздражать даже сущая ерунда.
— О, я знаю, — Марина кивнула и, не выдержав, расхохоталась. — К примеру, я неплотно завинчиваю колпачок от зубной пасты и неправильно выдавливаю саму пасту из тюбика: нужно это делать снизу, а не с середины. Ещё я не всегда сразу мою после себя чашку, а просто ставлю её в мойку. Иногда оставляю волосы на расчёске, слишком громко слушаю музыку, забываю выключать свет в ванной или кухне, не мою сырые яйца с мылом перед тем, как варить или жарить…
— Достаточно, достаточно! — Лиза со смехом замахала руками. — Узнаю своего зануду-сына! И как ты на всё это реагируешь?
— Вроде справляюсь, — неопределённо пожала плечами Марина, — до серьёзных скандалов у нас с ним пока не дошло. А там видно будет…
Лиза не стала надолго обременять их своим присутствием. Выпила чаю и съела одно пирожное, по просьбе Марины рассказала несколько забавных случаев из детства Ильи.
— Я ведь планировала отдать его в спецшколу для одарённых детей, — вспомнила она. — Илюшка в целом был умненьким, много читал, хорошо считал, отличался прекрасной памятью… Но для того, чтобы его приняли, нужно было пройти собеседование у директрисы. Вот мы с ним, значит, явились к назначенному времени к ней в кабинет… Директриса показала на стол, накрытый плотной тканью, стянула её и, ткнув пальцем, приказала Илье: “Смотри!” Под тканью оказалась груда какого-то хлама — игрушки, книги, другие предметы… Любому другому человеку было бы понятно, что нужно рассматривать эти предметы, стараясь запомнить как можно больше из них. Но Илья воспринял приказ буквально: целую минуту он просто пялился в одну точку, стараясь не моргать.
— Я стремился хорошо и качественно выполнить то, что она мне сказала, — вмешался Илья. — Она же не велела запоминать, только смотреть!
Марина засмеялась в голос.
— Ну, в общем, выгнали нас с этого собеседования с позором, — завершила историю Лиза, тоже смеясь.
— А у вас есть его детские фотографии? — с живейшим интересом спросила Марина. — Я спрашивала у Ильи — он говорит, что в этой квартире у него нет никаких фото. А я очень хотела бы посмотреть, какой он был маленький…
— Конечно есть! — Лиза радостно закивала. — Илья не очень-то любил фотографироваться в детстве, да и сейчас не могу сказать, что любит, но какие-то его снимки в старых альбомах остались. Из детского сада, с утренников, из школы… Я принесу показать в следующий раз. Или сами заезжайте вместе с Ильёй… Хотя его сложно заманить в гости. Если хочешь, приезжай одна! — радушно предложила вдруг Лиза.
— Да ну… — смутилась Марина. — Как-то неудобно.
— Чего неудобного? Я обычно всегда дома после семи. Давай, я оставлю тебе свой адрес и номер телефона. Ну, а мало ли… вдруг захочешь пообщаться, — улыбнулась она.
— Спасибо, — Марина тоже улыбнулась в ответ. — С большим удовольствием.
86
НАШИ ДНИ
Марина, октябрь 2019
С того дня, как мы начали жить вместе, прошёл уже целый месяц.
Порой мне кажется, что я знаю Илью много лет. Я ещё ни разу не пожалела о своём решении, но это не значит, что в нашей совместной жизни всё проходит гладко и легко. Иногда мы обижаемся друг на друга и даже не на шутку ссоримся.
Оказывается, у Ильи в характере есть такая неприятная черта, как вспыльчивость. Он может взорваться по совершенно незначительному, на мой взгляд, поводу. Подгорело блюдо, не на своём месте его записная книжка, пропала закладка из книги… Но больше всего его бесит, когда срываются или меняются планы. Илья признался мне, что в такие моменты он и сам понимает, что ведёт себя просто отвратительно, но неспособен никак на это повлиять.
Но это, конечно же, мелочи. Всего лишь притирка, естественная для всех пар без исключения. Плюсов совместного проживания однозначно больше!
Я обожаю возвращаться домой, зная, что Илья ждёт меня. Обычно по пути я заскакиваю в кондитерскую и покупаю его любимые пирожные, а он, дожидаясь моего появления, нередко готовит нам на ужин что-нибудь вкусное — в плане кулинарного мастерства Илья намного меня превосходит, я давно с этим смирилась.
И если в быту у нас до сих пор случаются кое-какие трудности, то в плане интима всё просто великолепно. Даже страшно сглазить… Больше всего я боялась, что у нас возникнут сложности с сексом — а оказалось, если люди умеют договариваться, проблем не возникает вовсе.
Поначалу я ещё немного смущалась, открыто заявляя о своих желаниях, но теперь сама с азартом вдохновляю Илью на подвиги, позволяя ему сделать приятное мне и доставляя ему удовольствие. Ему не нравятся слишком громкие звуки, поэтому стоны и крики приходится сдерживать. А ещё нежность и еле уловимые касания — точно не для него, но с этим можно смириться, потому что, не принимая эту нежность сам, Илья с готовностью дарит её мне, если я попрошу. В итоге каждый получает то, что хочет — без всяких стыдливых недомолвок и чувства зудящей неудовлетворённости. Ну, а чистка зубов и душ до и после занятий любовью — не такая уже невыполнимая повинность. Наоборот, я стала находить в этом свою прелесть: приятно вдыхать запах идеально чистого тела и свежего дыхания.
Порой случаются забавные ситуации. Например, однажды я объяснила Илье, что без эмоциональной близости перед сексом не всегда возникает желание переходить к активным действиям. Можно поначалу просто пообниматься, сказать друг другу что-нибудь приятное… и в тот же вечер во время сексуальной прелюдии Илья добросовестно выдал мне комплимент:
— Ты восхительно приготовила омлет сегодня утром!
Я смеялась так, что чуть не свалилась с кровати…
Иногда к нам заезжают Лёлька с Русом — обычно по пятницам, в преддверии выходных. Мы заказываем пиццу или роллы и весь вечер дружно смотрим какой-нибудь сериал. Иногда просмотр затягивается чуть ли не до утра… Правда, Илья не особо приветствует нарушение привычного режима сна, но если сериал его по-настоящему захватывает — вполне может проглотить с нами за ночь целый сезон.
Парни пьют пиво, а мы с Лёлькой — вино или глинтвейн. Впрочем, вполне можно обойтись и без алкоголя, всё зависит от настроения. В последнее время мы подсели на сериал “Хороший доктор”* — главный герой поразительно напоминает нам Илью… возможно потому, что он тоже аутист.
— Мне очень нравится Шон, — заявила Лёлька, едва мы закончили смотреть первую серию. — Такой лапочка. Но, по-моему, наш Илюха куда симпатичнее и милее!
— Однозначно, — я обняла Илью и поцеловала его в щёку, пользуясь тем, что когда он чуть-чуть выпьет — становится более терпимым к подобным телячьим нежностям.
— А вообще, как ты оцениваешь игру актёра? — подруга с любопытством взглянула на Илью. — Это действительно изображено похоже? Так, как на самом деле? Вы и правда вот так всё чувствуете и воспринимаете?
— Я не знаю, — уклончиво отозвался Илья. Похоже, он ощущал себя не в своей тарелке от подобного сравнения. — К тому же Шон не аспи, у него синдром саванта**, это немного другое.
— Тебе не понравилось? — удивилась я. — Мне казалось, тебе было бы интересно посмотреть что-нибудь про такого же, как ты.
— Мне очень нравится медицинская часть сериала, — ответил он. — А в остальном… Не понимаю, почему Шон должен как-то особо мне нравиться. Всё, что происходит в сериале — это его, а не моя история. Он не представляет собой всех аутистов в мире, потому что мы не похожи друг на друга. Например, один-единственный нейротипик не даёт представление обо всех нейротипичных людях. Нельзя делать выводы обо всех парнях по Русу, а обо всех девушках — по Марише. Все разные.
___________________________
*“Хороший доктор” (англ. The Good Doctor) — американский телесериал в жанре медицинской драмы. Первый сезон стартовал в 2017 году. Главный герой сериала — молодой хирург Шон Мёрфи, у которого диагностирован аутизм и синдром саванта. Он использует свой врождённый талант для того, чтобы спасать жизни пациентов и бросить вызов скептицизму коллег и окружающего мира.
**Синдром саванта, или савантизм (от фр. savant — “учёный”) — состояние, при котором лица с отклонениями в развитии (в том числе аутистического характера) имеют “остров гениальности” — выдающиеся способности в одной или нескольких областях знаний, контрастирующие с общей ограниченностью личности. Феномен может быть обусловлен генетически или же приобретён. Состояние впервые описано Джоном Лэнгдоном Дауном в 1887 году под термином “idiot savant” (от фр. — “учёный идиот”).
87
На работе все отмечают, что я похорошела и даже похудела. Петька-водитель уже насплетничал, что я больше не живу по своему старому адресу, и, конечно же, все сделали определённые выводы. Коллеги то и дело пытаются раскрутить меня на откровенный разговор — кто же он, мой прекрасный принц?
— Честно говоря, раньше я подозревала, что у вас роман с Руденским, — призналась мне однажды пиарщица Катя. — Переживала за тебя. Ты совсем ещё девчонка, не обижайся, Маришка, но… ты с таким восторгом заглядывала ему в рот и ловила каждое слово, что мне было страшно. Думала — влюбишься, глупая, а потом слёзы лить будешь… Так что я очень рада, что ошибалась на ваш с ним счёт.
Я тогда лишь промычала в ответ что-то маловразумительное.
Что касается Карика, то он больше не преследует меня и не пристаёт с разговорами о чувствах. Изредка я ловлю на себе его тяжёлый давящий взгляд, поэтому всё равно стараюсь лишний раз не задерживаться на работе, когда там Руденский. Он всё так же часто выходит в ночную смену прямо перед моей утренней передачей, поэтому, чтобы не пересечься с ним ненароком, я стараюсь заходить в студию не одна, а вместе со своими гостями. Я по-прежнему уважаю его как профессионала, но как с мужчиной и даже просто как с другом больше не желаю иметь ничего общего.
С мамой Ильи отношения складываются прекрасные — не покривлю душой, если скажу, что по-настоящему дружеские. Пару раз я заезжала к ней в гости, однажды она сама привезла нам с Ильёй персиковый пирог, но в целом она не навязывается, всё наше общение в основном проходит по ватсапу. Мы переписываемся с ней, как закадычные подружки, шлём друг другу приколы и шуточки, иногда беззлобно стебём Илью и перемываем ему косточки и обе при этом ржём, как дуры.
Мои родители — единственные, кто не воспринимает всерьёз произошедшую со мной перемену. Они словно затаились в ожидании, что я перебешусь, наиграюсь и вот-вот насовсем вернусь в свою нежную девичью комнатку. Каждый мой визит проходит под безмолвно витающим в воздухе знаком вопроса: “Когда же ты возвратишься домой?”
Родители горят желанием познакомиться с Ильёй, но я боюсь их встречи и оттягиваю этот момент как могу. Мне страшно именно потому, что они до сих не приняли наши отношения, считая их блажью, а Илью — совершенно неподходящей для меня партией. Возможно, личная встреча изменила бы их мнение в лучшую сторону… а может, как раз наоборот, и это меня заранее пугает.
Я уже не представляю, как можно засыпать, не обняв при этом Илью и не уткнувшись носом ему в затылок. Обожаю рассматривать татуировку на его плече, изображающую маленького одинокого человечка на земном шаре…
— Ты чувствуешь себя одиноким? — интересуюсь я.
— Иногда. Но я не страдаю от одиночества. Мне хорошо одному.
— Вот спасибо, — притворно надуваюсь я, хотя прекрасно понимаю, что он имеет в виду — вовсе не то, что я ему надоела.
— Я опять сказал что-то не то? — спрашивает он с беспокойством.
— Всё хорошо, расслабься. Я просто пошутила.
— Ты точно не обиделась?
— Да нет же, с чего ты взял?
— Мне очень трудно распознавать эмоции.
— Тебя это расстраивает?
— Да, потому что я не могу реагировать правильно — так, как все от меня ждут. Хотя это не моя вина, у меня просто дефицит зеркальных нейронов. Нужно постоянно повышать уровень своего EQ*.
— Ай кью? — неуверенно переспрашиваю я.
— Нет, нет, это не про умственный, а про эмоциональный интеллект.
— А бывает такой? — удивляюсь я.
— Конечно.
— И что, его можно повысить?
— Да, это помогает развивать эмпатию. Есть теория об основных базовых эмоциях, присущих людям. У каждой эмоции есть своё характерное мимическое выражение. Необходимо оттачивать навык их распознавания… я занимался с психологом несколько лет назад, она меня и научила.
Мы можем долго лежать в кровати, держаться за руки и разговаривать в темноте. И я при этом чувствую себя самой влюблённой и самой счастливой на свете…
А в конце нашего первого совместного месяца у Ильи случается срыв.
___________________________
*EQ (от англ. “emotional quotient”) — эмоциональный коэффициент.
88
Позже, анализируя ситуацию, я пришла к выводу, что просто недооценила степень инопланетности Ильи и потому оказалась совершенно не готова к случившемуся. Да, его странности привлекали внимание с первого взгляда, невозможно было не заметить, что он чем-то отличается от остальных, то есть от “нейротипичных”, но при этом совместное проживание с Ильёй меня как-то расслабило. Я почему-то решила, что не так уж и велики его проблемы. Банально забыла о том, что обычные, незначительные, привычные для меня вещи могут стать критической точкой для человека с расстройством аутистического спектра.
Илья не просто был “инопланетянином”. Он совершенно иначе видел и чувствовал этот мир, причём с самого детства. Подобно любому другому ребёнку, Илья пытался изучить всё, что его окружает, и постоянно обжигался о действительность, потому что был сверхчувствительным. Свет ему казался слишком ярким, звуки слишком громкими — как будто включили колонки на полную мощность, а большинство прикосновений доставляли довольно болезненные и неприятные ощущения.
— Я чувствовал себя абсолютно беззащитным перед внешним миром, — сказал мне как-то Илья, — но года в три продумал собственную систему защиты: чтобы меньше чувствовать, видеть и слышать.
— Ты построил стенку и спрятался за ней? — пошутила я, на что он серьёзно кивнул:
— Да, очень похоже…
Перфекционизм Ильи, его педантичность и даже занудство были обусловлены одним-единственным фактором: стремлением держать всё под контролем из-за повышенной тревожности. Он знал точное количество шагов из спальни в ванную, а из ванной — в кухню. Помнил, за сколько минут вскипает вода в чайнике, а за сколько — в кастрюле. Вставал в одно и то же время, секунда в секунду, на протяжении многих лет. Продумывал и планировал предстоящие маршруты чуть ли не до миллиметра. Постоянно считал ступеньки, этажи, двери, окна, деревья, остановки… Таким образом он просто пытался побороть волнение и страх. Перед тем как выйти из дома, Илье нужно было ясно представить, какой дорогой он пойдёт, какие ощущения будет испытывать в процессе, что с ним может случиться. Он старался ходить и ездить одними и теми же маршрутами, потому что это давало возможность сохранить силы, затраченные на восприятие новой среды, для каких-то более важных задач.
В тот день стресс начал накапливаться уже с утра, а к вечеру уровень тревожности Ильи буквально зашкаливал. Жаль, что я не сразу это поняла…
За завтраком разбилась тарелка. Отчасти по моей вине: я поставила её на самый край стола, а Илья, не заметив, нечаянно смахнул её на пол. И хотя я быстро убрала осколки и устранила последствия досадной неприятности, Илью это ужасно расстроило. Он несколько раз повторил, что это был комплект из четырёх одинаковых тарелок, а теперь их осталось только три, нечётное количество, и ему очень это не нравится. Я опаздывала на работу, поэтому его занудство в этот раз вызвало сильное раздражение.
— Господи, да перестань ты, ну подумаешь — ерунда какая, тарелку грохнули! — воскликнула я на эмоциях. — Нельзя придавать такое значение пустякам.
Он молча проглотил это и тоже пошёл собираться. Сегодня ему необходимо было появиться в офисе — несмотря на то, что Илья работал по удалёнке, время от времени он должен был показываться на тренингах “g2g”*.
Я волновалась о том, чтобы успеть на радио вовремя, поэтому совершенно не задумывалась, каково сейчас Илье. А ведь ему предстояло несколько часов непосредственного общения с большим количеством людей, он заранее был напряжён и сильно нервничал. Но я не уловила, не почувствовала этого и не сумела его поддержать…
Вечером, когда я вернулась домой, то по своей легкомысленности не заметила в поведении Ильи ничего странного, разве что спиннер вращался в его руках гораздо быстрее и хаотичнее обычного. Мне стоило бы догадаться, что Илья на взводе и очень устал за день, но моя голова была занята другим. Я даже не спросила его, как прошло собрание в офисе — раз он сам мне не сказал, значит, всё хорошо.
— Кстати, только что вспомнила! — воскликнула я. — Сегодня ведь ровно месяц, как мы с тобой стали жить вместе! Не считаешь, что это следует отметить?
— Отметить что? — не понял Илья. — Месяц совместного проживания?
— Ну да.
— Почему месяц — это так важно?
— Просто первая маленькая, но всё равно значимая дата. Своеобразный рубеж, который мы преодолели.
— А почему мы не отмечали две недели совместного проживания? Или двадцать восемь дней? Или семнадцать?
— Илья, не будь занудой, — поморщилась я. — Надо сбегать в магазин, купить какой-нибудь тортик и шампанское… Пойдём?
— А мне обязательно идти вместе с тобой? — осторожно спросил он.
Я надула губы:
— Ну, вообще-то это наш праздник.
Как я корила себя позже за эти слова! За своё глупое, эгоистичное и инфантильное желание пойти в магазин с ним вместе… А ведь мне было прекрасно известно, что Илья ненавидит всё это. Незапланированные социальные столкновения с чужими людьми были неприятны ему на физическом уровне. Он всегда выбирал автоматическую систему, заказ онлайн, доставку или что-то в этом духе, лишь бы поменьше контактировать с незнакомцами, будь то продавцы или, к примеру, официанты.
___________________________
*g2g (googler to googler) — буквально “от гуглера к гуглеру”. Это система тренингов, принятая в компании “Google” для того, чтобы коллеги делились друг с другом своими знаниями и опытом, учились и развивались. Тренинги включают учебные курсы, наставничество, разработку материалов, а также неформальное общение: к примеру, каждую пятницу сотрудники “Google Россия” собираются на собрания, где они едят и общаются за бокалом вина или пива, представляют новых сотрудников и делятся профессиональными достижениями за неделю (например, запуск нового продукта).
89
Не успели мы дойти до ближайшего мини-маркета, как Илья вдруг остановился и в панике воскликнул:
— Я оставил дома свой спиннер!
В его глазах плескался настоящий ужас.
— Ну не возвращаться же за ним… — я с досадой поморщилась. — Тут дел-то на десять минут, закупимся и пойдём домой.
— Мне нужен мой спиннер, — упрямо повторил он. — Я без него не могу.
— Да всё ты прекрасно можешь, что за детский сад! — я со смехом взяла его под руку. — Мы же вместе, ничего страшного не случится. Идём!
В магазине я сразу же схватила шампанское, а вот перед прилавком с готовыми тортами вышла заминка.
— Только не кокосовый, не фисташковый и не шоколадный, — сразу же категорично заявил Илья. — Я их не люблю.
В итоге мы остановились на йогуртовом торте с клубникой и направились с покупками к кассе.
И дёрнул же чёрт Илью проверить сумму на выданном нам чеке…
— Вы пробили неправильную сумму, — сообщил он кассирше. — Этот торт стоит пятьсот семьдесят рублей, так указано в торговом зале на ценнике. В чеке же цена шестьсот двадцать. Это ошибка.
— Никакой ошибки нет, — с ленцой, даже с некоторым пренебрежением возразила кассирша. — Постоянная цена этого торта — шестьсот двадцать рублей ровно. Несколько дней можно было приобрести его по акции со скидкой, но сейчас сроки акции уже истекли.
— В таком случае вы должны были заменить ценник на прилавке, — сказал Илья. — Вы вводите людей в заблуждение.
— Никого мы не вводим! Вон, читать умеете? — она ткнула наманикюренным ноготком вверх, указывая на красочный рекламный плакат над её головой. — Там русским по белому написано, до какого числа скидка.
— Вы должны были заменить ценник на прилавке, — настойчиво повторил Илья, нервно дёрнув себя за прядь волос. — Иначе получается обман покупателей.
— Вообще-то он прав, — вмешалась я, хотя терпеть не могла все эти публичные разборки. Но тут мне реально стало обидно — пусть разница в цене всего пятьдесят рублей, но почему нас держат за дураков?
— В чём прав? — кассирша неприязненно скривила лицо. — Если вы не заметили рекламу, это не наши проблемы.
— Как раз таки ваши. Вы обязаны были своевременно заменить ценник, поскольку акционное предложение уже сутки неактуально.
— Ну, не успели убрать…
— Это не оправдание! — возмутилась я. — Вы должны вернуть нам разницу в цене.
— Ой, да держите вы свои миллионы, — она чуть ли не с презрением швырнула на кассовое блюдце пять десятирублёвых монет и тихо, но явственно пробормотала себе под нос:
— За копейку ведь удавятся…
— А вот это уже хамство, — заметила я, стараясь держать себя в руках. — Вы вынуждаете меня потребовать книгу жалоб и предложений, чтобы я черкнула там пару строк о вашей своеобразной манере общения с покупателями, а также обратиться к руководству магазина. Либо вы немедленно перед нами извинитесь.
— Люд, лучше и правда извинись, — испуганно сказала девушка на соседней кассе. — А то сейчас начнётся…
“Наша” кассирша поджала губы в тонкую полосочку, несколько секунд собираясь с духом, а затем нехотя выдавила довольно вызывающим тоном:
— Извиняюсь!
За искреннее раскаяние это можно было принять с большой натяжкой, но мне не хотелось и дальше вариться во всём этом негативе и ничем не обоснованном высокомерии.
Я демонстративно пересчитала монетки, собрав их с блюдца, убрала в кошелёк и кивнула Илье:
— Пойдём.
— Нет, нет, — он замотал головой. — Они должны заменить ценник прямо сейчас. В зале находятся люди, старая цена может ввести их в заблуждение, как и нас.
— Да заменим, заменим, идите уже! — Люда махнула рукой. — И без вас разберёмся…
— Я не уйду, — Илья нервно схватился за пуговицы на своей рубашке. — Я должен проконтролировать процесс.
— Вы совсем неадекватный, да? — осведомилась кассирша ехидно. — С какой это стати вы будете нас контролировать? Вы кто — ревизор?
— Не надо грубить, — снова вмешалась я. — И да, вам лучше сделать то, что он сказал.
Но тут на сторону кассирши неожиданно встали люди из очереди.
— Да что вы бучу подняли! — зашумели они. — Раздули проблему из ничего… только задерживаете всех. Парень, тебе что, больше всех надо? Вернули вам деньги — вот и дуйте домой, ценник как-нибудь без вас заменят.
Илья снова с силой дёрнул себя за волосы.
— Я не уйду. Не уйду. Не уйду!!!
— Успокойся, — быстро сказала я, беря его за руку. — Пойдём домой, Илья. Они и правда сами тут разберутся.
Он резко вырвал свою руку из моей и, отчаянно мотая головой, выкрикнул:
— Я сказал, что никуда сейчас не пойду! Я не уйду до тех пор, пока они не заменят ценник!
— Да он какой-то ненормальный. Припадочный, — громко заметил кто-то из очереди. — Не видите, что ли? Похоже, эпилептик…
— Девушка, вы с ним? — спросили у меня. — Уведите его отсюда поскорее, пока он на людей бросаться не начал.
— Да что вы несёте? — чуть не плача, воскликнула я, пытаясь утихомирить Илью, одновременно готовая провалиться сквозь пол от неловкости, потому что на нас теперь таращились абсолютно все. Даже из глубины магазина подтягивались любопытные покупатели, привлечённые звуками скандала.
— А чего? Он же у вас буйный, это очевидно… Как вы вообще позволяете ему ходить в магазины? Он же может разбить что-нибудь, сломать или украсть…
— Вы спятили?! — всё казалось каким-то сюром, я отказывалась верить, что это происходит сейчас со мной на самом деле.
Илья несколько раз с силой ударил кулаком по стене.
— Я никогда ничего не краду! Это магазин пытается обокрасть своих покупателей, одурачивая их неверной устаревшей ценой. Я — никогда — ничего — не краду!
— Илья, пожалуйста… — я практически повисла на нём, пытаясь силой увести из этого проклятого места. — Послушай меня, ну пожалуйста! Успокойся! Тебе просто нужно успокоиться…
— Нет, мне нужно, чтобы они заменили ценник! Чтобы они заменили ценник! Чтобы они заменили ценник! — он тяжело дышал и трясся всем телом.
— Илья! — закричала я изо всех сил, хотя этого делать было категорически нельзя, громкие звуки пугали его ещё больше. — Замолчи!!! Успокойся!!! Немедленно! Я сказала, сейчас же успокойся!!!
Он попятился, в ужасе глядя на меня, закрыл уши руками и сел прямо на пол, продолжая бормотать:
— Они должны заменить ценник… они должны заменить ценник…
Опомнившись, я бросилась к нему. Опустилась на колени и крепко обняла, обхватив руками со спины — эти объятия его не пугали и не доставляли неприятных ощущений. Прижавшись щекой к его щеке, я прошептала:
— Всё хорошо. Я с тобой, Илья. Всё хорошо.
— Может, скорую вызвать? — участливо предложил кто-то из покупателей. Я помотала головой.
— Не надо… спасибо. Это сейчас пройдёт. Просто оставьте нас на несколько минут в покое, пожалуйста.
— Бедная девочка, — сердобольно вздохнул кто-то. — Связалась же с идиотом на свою голову…
Я кусала губы, чтобы не расплакаться, и продолжала крепко обнимать Илью.
— Девушка, — с опаской обратилась ко мне вторая кассирша. — Передайте ему, пожалуйста, что мы сейчас же заменим ценник. Через минуту будет готово.
90
Дорога домой проходит в полном молчании.
Илья выглядит абсолютно опустошённым и безвольным, как тряпичная кукла, он в буквальном смысле едва переставляет ноги. Я даже не пытаюсь заговорить с ним сейчас, понимая, что он просто не в состоянии ответить. Потребуется немало времени, чтобы он восполнил утраченную энергию — мне остаётся лишь набраться терпения и постараться не сойти с ума… Илья уязвим в данный момент как никогда — достаточно будет резкого гудка автомобиля или лая собаки, чтобы он снова разнервничался до истерики. Теперь главное — не допустить новых волнений и не позволить ему опять сорваться, иначе последствия могут быть куда более неприятными.
Действую я скорее интутивно, чем осознанно, но понимаю, что Илью надо отвлечь от неприятных эмоций. Едва мы заходим в квартиру, я сразу же веду его в комнату, укладываю на диван и устраиваю его голову у себя на коленях, после чего начинаю массировать ему плечи, чтобы хоть немного снять напряжение.
— Всё хорошо, — говорю я куда более спокойно, чем себя сейчас чувствую. — Мы дома. Всё в порядке.
Взгляд Ильи наконец проясняется.
— Они исправили ценник, — произносит он неуверенно.
— Да, исправили, — подтверждаю я. — Теперь больше никто не сможет совершить ошибку. Ты молодец, — и тут же увожу тему подальше от неприятных воспоминаний:
— Хочешь, я наберу тебе горячую ванну? Полежишь в пене, расслабишься…
Он кивает.
— Вот и отлично! А потом выпьешь чаю и ляжешь в постель…
О купленных шампанском и торте я стараюсь даже не вспоминать. Они сейчас воспринимаются как горькая насмешка. Отметили первую важную дату, ничего не скажешь…
Ванна готова. Я добавила туда пену с лавандой — говорят, она успокаивает. Помогаю Илье раздеться и уже собираюсь уйти, но он внезапно просит:
— Посидишь со мной?
— Ну конечно, — преувеличенно жизнерадостно откликаюсь я, хотя на душе скребут кошки.
Илья лежит в пене, закрыв глаза и не шевелясь, но судя по тому, как время от времени нервно вздрагивают крылья его носа, он не спит. Я опускаю руку в горячую пенящуюся воду, нащупываю его ладонь и, вытащив её на воздух, прижимаю к своим губам.
Илья открывает глаза.
— Осторожно! Смотри, чтобы пена не попала тебе в рот, она не предназначенна для внутреннего употребления. В её состав входят лауретсульфат натрия, кокамидопропилбетаин, красители и ароматизаторы.
— Прости меня, Илья, — мой голос срывается. — Прости, пожалуйста! Я так испугалась… Я не должна была кричать на тебя, но я правда очень сильно за тебя испугалась.
— Всё хорошо, — отвечает он. — Всё теперь хорошо.
Он засыпает мгновенно, будто падает в обморок. Я ещё некоторое время тихонько сижу рядом с ним в спальне, а затем иду на кухню, наливаю воды в стакан и принимаю две таблетки персена.
Потом сажусь за стол, роняю голову на сложенные руки и начинаю плакать. Я реву взахлёб, с упоением, отчаянно жалея себя и давая наконец выход скопившемуся во мне напряжению. А прорыдавшись от души, тянусь дрожащей рукой к телефону и набираю номер Руса.
91
— Привет, Марин! — его голос бодр и приветлив. Рус пока ещё не подозревает, что я собираюсь ему рассказать. — Какие новости?
— У Ильи… сегодня случился срыв, — выпаливаю я без предисловий. Мой собеседник сразу же серьёзнеет.
— Настоящий срыв, то есть мелтдаун? Ты уверена, что он не просто вспылил или устал?
— Такое сложно с чем-то перепутать, — усмехаюсь я невесело. — Нечто подобное было с ним в клубе в тот день, когда мы все познакомились. Помнишь?
— Да, конечно… и как он? — быстро спрашивает Рус.
— Уже лучше. Правда, совершенно без сил. Но сейчас он спит.
— Где это произошло, дома или на улице?
Я вкратце ввожу его в курс истории, случившейся в магазине.
— А как… ты? — интересуется он после паузы. — Ты звонишь, потому что тебя это напугало?
— И как ты догадался? — ехидно спрашиваю я. — Да я чуть не рехнулась от страха.
— Марин, — мягко говорит Рус, — я всё понимаю. Илью заставляет взрываться сенсорная и эмоциональная перегрузка, он совершенно не в силах это контролировать. Но со стороны это действительно выглядит пугающе, даже отталкивающе. Что ты хочешь, чтобы я тебе сейчас сказал? Что такого больше не поворится? Увы, это не так.
Я молчу, и сама толком не зная, какие слова утешения ожидала услышать от Руса.
— Что ты чувствовала в момент его срыва, помимо страха? — внезапно спрашивает он.
— Наверное, растерянность и… беспомощность.
— И только? — недоверчиво уточняет он.
— А этого недостаточно?
— Мне кажется, — мягко говорит Рус, — что ты испытывала стыд и неловкость перед другими людьми. Ты стеснялась Ильи и его поведения, одновременно жалея его.
Кровь приливает к моим щекам.
— Я не…
— Не надо, не спорь. Я знаю, что это правда, — вздыхает Рус. — И это, в общем-то, естественная для тебя реакция.
— Естественная?! То есть это нормально — стыдиться своего молодого человека?
— Я знаю, что ты относишься к нему с большой нежностью. Знаю и то, как сильно Илья тебя любит. Но пойми, эти вещи… срывы, истерики… они останутся с ним навсегда. На всю жизнь! Так что ты должна быть к этому готова. Если, — он мешкает на самый крошечный миг, подбирая нужные слова, — если, конечно, ты планируешь остаться с Ильёй надолго.
— Я… — горло перехватывает спазмом. — Я не знаю! Я люблю его, но меня пугает то, что с ним происходит… Находиться с ним рядом — всё равно что гулять по минному полю, в любой момент может рвануть.
— Любят же всего человека, а не какую-то его часть. Если ты любишь целого Илью, то должна учиться принимать его со всеми особенностями личности, которые он не в силах изменить. Илья никогда не изменится, Марина, — повторяет он твёрдо, даже жёстко, словно вколачивая эту простую и ясную мысль в мою глупую башку.
— Ты пытаешься меня напугать?
— Всего лишь объясняю расклад. Илья очень необычный, но при этом очень классный. Я знаю его почти всю свою жизнь. Однако быть с ним рядом постоянно — это всё же достаточно серьёзное испытание. Я никогда не жил с ним и потому не вправе давать тебе советы — ни “за”, ни “против”. Тут уж, извини, решать тебе самой.
— А если… если я сама не знаю, что решить? — мой голос дрожит.
— Тогда возьми паузу и разберись в собственных чувствах и желаниях. Не нужно врать самой себе, что ты справляешься и всё идёт просто прекрасно.
— Я не могу, — всхлипываю прямо в трубку, — мне… мне так его жалко!..
— Жалость — не лучшее чувство для отношений. Так же, как и чувство вины. В конце концов это начнёт тебя тяготить. Может быть, ты даже возненавидишь Илью…
— Но что мне делать?!
— Разберись в себе, — повторяет он. — Мне кажется, вы немного поторопились, решив жить вместе, и сейчас тебе просто неловко вслух заявить о том, что ты совершила ошибку. Ты ещё не готова, хоть тебе и стрёмно в этом признаваться…
Я молчу, понимая в глубине души, что он прав.
— С его стороны всё действительно серьёзно, Илья редко отменяет принятые решения или жалеет о них. А ты… не обижайся, Марин, но ты поддалась глупому романтическому порыву. Причём я сам был обеими руками за ваши с ним отношения. Однако не ожидал, что вы так резво начнёте семейную жизнь… — я слышу по голосу, что он улыбается. — А матери его ты не звонила?
— Нет… а надо?
Он задумывается.
— Пожалуй, не стоит. Всё уже позади, зачем пугать её понапрасну? Она всё равно ничем не поможет.
— Да, пожалуй, — соглашаюсь я.
— Эй, ну ты чего? Судя по голосу, тебе совсем хреново?
— Я просто… запуталась.
— Поезжай на несколько дней к родителям, — предлагает он. — Поживи дома, подумай обо всём хорошенько.
— А Илья?! Как он это воспримет?!
— Необязательно говорить ему всю правду сейчас. Скажи для начала, что у тебя появились дома какие-то неотложные дела, требующие твоего постоянного присутствия. Побудь наедине со своими мыслями.
Я снова всхлипываю. Мне ужасно тяжело даётся это решение, но я понимаю, что Рус абсолютно прав. Нужно время, чтобы всё обдумать.
— Ну ты что там, опять раскисла? — спрашивает он с тревогой. — Перестань. Хочешь, я приеду сейчас?
— Не надо, — гундосо говорю я в трубку. — Мне уже лучше, правда. Спасибо тебе за совет.
— А за Илюху не беспокойся, — добавляет он напоследок. — Если ты уедешь к родителям, я за ним присмотрю. Всё будет под контролем!
92
НАШИ ДНИ
Лиза, октябрь 2019
С некоторых пор Лиза не любила осень. Слишком уж неприятные воспоминания приносило с собой это время года, слишком уж несчастливым оно стало для неё двадцать пять лет тому назад. Теперь же её привычно-депрессивное осеннее состояние усугублялось ещё и проблемами со здоровьем.
Вообще-то она уже около полугода чувствовала себя неважно — утомлённой и разбитой, но к осени всё это обострилось, заставляя Лизу ощущать себя старой развалиной. Она с трудом поднималась с постели по утрам, испытывая слабость, головокружение и лёгкую тошноту. Даже самые простые действия давались ей с трудом — снизилась работоспособность, а вот утомляемость и раздражительность, наоборот, повысились. Волосы стали слабыми и выпадали, часто болела голова, в ушах возникал звон, а перед глазами мельтешили мушки. В довершение всех этих неприятностей начал “плясать” менструальный цикл, и в конце концов в разговоре с тётей Аллой Лиза даже предположила:
— А может, у меня просто ранний климакс?
— Совсем ты сбрендила, рыба моя, — с негодованием отозвалась начальница. — Сколько тебе, сорок? Сорок один? Да ты вполне ещё можешь родить, многие в твоём возрасте за первенцем собираются!
— Ну какое рожать, скажете тоже… Куда мне? Да и от кого, — засмеялась Лиза.
— Вот то-то и оно! — тётя Алла подняла указательный палец. — Мужика тебе надо, хоть ты и не любишь подобные разговоры. И все твои болячки — именно от недо… — она запнулась на долю секунды, — от недостатка секса, вот!
Лиза лишь отмахнулась от этого предположения — тётя Алла была в своём репертуаре.
— Нечего тут на меня руками махать! — возмутилась та. — Ты выглядишь очень измождённой и слабой, Лизавета, и я сейчас не шучу. Тебе нужно отдохнуть. Поехать в отпуск куда-нибудь к морю, в тёплую страну. Например, в Египет — там сейчас самый сезон. Купи тур “всё включено”, будешь только и делать, что плавать, загорать, жрать и спать. Заодно снимешь себе какого-нибудь араба!
— Действительно, вот только араба мне и не хватало для полного счастья, — Лиза не собиралась ехать ни в какой отпуск, но всё-таки понимала, что ей жизненно необходим отдых. Хотя бы просто для того, чтобы выспаться… она постоянно ощущала сонливость.
— Значит, так. Слушай сюда и не спорь! — тётя Алла решительно встряхнула головой. — Я тебя прогоняю ровно на две недели. Чтобы духу твоего на работе не было! И не вздумай мне врать, отсиживаясь в городе — по возвращении предъявишь морской загар. Иначе уволю к чертям собачьим! Я понятно излагаю?
— Слушайте, да вы просто мегера*, — Лиза поёжилась.
— Пиши заявление на отпуск, — тётя Алла подвинула к ней листок. — Я тебя предупредила.
А вечером после работы, направляясь в гости к маме, Лиза упала в обморок прямо в метро и поняла, что визит к врачу откладывать больше нельзя.
Мама тоже обратила внимание на её болезненный внешний вид.
— Ты какая-то бледненькая… прямо восковая. Обязательно сходи в больницу и обследуйся. А ещё… — она замялась, явно чувствуя неловкость, не связанную с плохим самочувствием дочери. — Ты надолго у меня задержишься?
— В смысле? — не поняла Лиза. — Если мешаю, могу прямо сейчас уйти. Могла бы и утром сказать, когда мы созванивались, чтобы мне не пришлось зря тащиться через весь город.
— Да понимаешь… — глаза матери забегали. — Лариса звонила, она тоже собиралась ко мне заскочить.
— Ах, вон оно что, — Лиза сощурилась. — Боишься признаться любимой Лорочке в том, что поддерживаешь отношения с её ужасной младшей сестрой?
Мама всплеснула руками.
— Ну вот, опять… Да что же вы вечно как кошка с собакой?! За что же вы с ней друг друга так ненавидите?!
Лиза округлила глаза в непритворном удивлении.
— Мам, ты сейчас серьёзно?! Это Лариска вычеркнула нас с Ильёй из своей жизни, это она предпочла не иметь с нами ничего общего, я с ней даже не ссорилась. Ты скрываешь от неё, что много лет подряд тайком общаешься со мной и внуком, поддерживаешь Лариску в её самодурстве, буквально в попу ей дуешь… Но я-то тут при чём?!
— Она нервничает… переживает… у неё мигрени… и личные проблемы, нужно быть к ней снисходительнее и мягче, — залепетала мама.
— Да сколько я помню Лариску, она всю жизнь переживает, всю жизнь у неё личные проблемы, а вы с отцом вечно боялись и слово поперёк ей сказать! “Бедненькая Лорочка”, “несчастненькая Лорочка”… да твоя любимая Лорочка по трупам готова идти ради достижения собственных целей!
— Как ты можешь такое говорить! — ахнула мама. — Она всё-таки твоя сестра, родная кровь… Ты бы позвонила ей как-нибудь, попросила прощения… глядишь, и стали бы снова общаться.
— Господи, — прошептала Лиза, — за что я должна просить у неё прощения? А ты хоть раз просила об этом Лариску? Почему не она, а я?
— А тебе это так принципиально? Забыла бы о своей гордости и первая руку протянула…
Лиза помотала головой, точно пытаясь вытрясти из неё всё, что мать только что ей сказала.
— Извини, мам, но дальше выслушивать этот бред я не намерена. Я поеду домой. Вот здесь в сумке продукты, сама разберёшь… и немного денег. Пока.
С Лариской они столкнулись на лестнице. Лиза была подсознательно готова к этой встрече, а вот старшая сестра растерялась на миг, опешила… но, приостановившись, быстро пришла в себя и окинула Лизу привычным насмешливым взглядом.
— Давно не виделись, — протянула она. — Хреново выглядишь.
— Ну, не всем же цвести и пахнуть подобно тебе, — отозвалась Лиза. Подколки сестры давно не задевали и не обижали её, она просто не придавала им значения. Но сейчас Лариска интуитивно ударила точно в цель:
— И бледность такая нездоровая… ты в больнице давно была? Не проверялась?
— А с чего это вдруг ты беспокоишься о моём здоровье?
— Да не то чтобы беспокоюсь… так, предостерегаю, — уголок Ларискиного рта дрогнул в кривой усмешке. — Возраст у тебя сейчас такой… опасный, женщины после сорока очень уязвимы! Онкология, опять же…
Лизу передёрнуло.
— Это ты сейчас тоже предостерегаешь? Или желаешь мне этого в глубине души?
Лариска пожала плечами.
— Понимай как хочешь, — и, не сказав больше ни слова, царственно поплыла вверх по лестнице.
93
Врач предварительно выявил у Лизы железодефицитную анемию, но сразу же предупредил, что это всего лишь следствие какой-либо проблемы, возможно даже не одной.
— Само по себе малокровие не развивается, но сопровождает очень много заболеваний.
— Каких? — спросила Лиза с опаской. Он неопределённо пожал плечами:
— Не хотелось бы делать голословных выводов, пока вы не прошли полное обследование и не сдали все анализы. Это может быть и вирусная инфекция, и онкологическое заболевание… Да не пугайтесь вы так, — быстро добавил он, заметив, как помертвело Лизино лицо, и без того белое как мел, — я просто обозначил разброс вариантов — от лучшего к худшему. Вот точно выясним, что с вами, и лишь затем назначим лечение.
Но прежде чем начать сдавать анализы, Лиза решила всё-таки последовать совету тёти Аллы и съездить в отпуск. Она и правда давно уже не отдыхала и не была на море. Наверное, с тех самых пор, как они перестали ездить вдвоём с Ильёй. В последний раз они были вместе в Сочи, когда сыну едва исполнилось семнадцать — сразу после окончания им одиннадцатого класса. В Крым Лиза поехать так больше и не рискнула, ещё очень долго болела душа… А за границей она ни разу не была, хотя и сделала загранпаспорт три года назад на всякий случай. Видимо, тот самый случай как раз настал. Теперь необходимо было заехать домой за паспортом и немедленно обратиться в турагентство, чтобы ей быстренько подобрали любой горящий тур…
Лиза меланхолично брела через парк, лениво пиная носком ботинка жёлтые листья, и размышляла, сумеет ли отыскать в недрах шкафа свой купальник, который валялся там без дела уже семь лет. Может, вообще стоит купить новый, зачем позориться в допотопном старье? Гулять — так гулять… Что там тётя Алла говорила насчёт арабов? Лиза даже фыркнула, подумав о подобной перспективе. Нет, конечно, арабы — это всё-таки перебор, но если случится курортный роман… пожалуй, она даже не будет особо противиться. Она так устала быть одна, постоянно одна…
По небу пролетел самолёт — так низко, что казалось, будто он вот-вот заденет кроны деревьев, и Лиза застыла на месте как вкопанная, захваченная ощущением дежавю. Это всё уже было с ней когда-то, давным-давно, четверть века назад. И осенний парк, и груда опавших золотых листьев, и самолёт над головой… и огненная, пылающая шевелюра Берендеева, который доверчиво рассказывал ей о своих тайных мечтах. Воспоминание возникло в голове ярко и отчётливо, словно картинка из диснеевского мультфильма… и когда Лиза увидела на скамейке Тимкину мать, то даже не очень удивилась.
94
— Лиза Лизюкова? — уточнила мать бывшего одноклассника; впрочем, интонации у неё были больше утвердительные, чем вопросительные. — Ну конечно же, Лиза! Тебя довольно легко узнать. А меня ты не помнишь? Я — мама Тимура Берендеева, Нина Аркадьевна.
В последний раз они виделись более двадцати пяти лет тому назад, обе с тех пор значительно изменились. Но голос… оказалось, он глубоко отпечатался в Лизином подсознании. А может, дело было даже не в самом голосе, а в характерных интонациях, свойственных и Тимке, а также в мимике, тоже весьма узнаваемой.
— Я сразу поняла, кто вы, — Лиза вежливо улыбнулась.
— Не хочешь присесть? — женщина кивнула на свободное место на скамье. — Или ты торопишься?
И хотя Лиза действительно торопилась, любопытство пересилило. Как ни уговаривала она себя все эти годы, что и думать забыла о Тимке, а всё же ей было интересно, как он сейчас, где и с кем.
В первые несколько минут они светски говорили об отвлечённых вещах — “как летит время”, “какая прекрасная погода” и так далее. Лизе неудобно было с места в карьер начать расспрашивать о Берендееве. К тому же она вдруг припомнила, при каких обстоятельствах состоялась её последняя встреча с Тимкиной матерью — и тут же мучительно покраснела. Лиза тогда вообще ничего не соображала, пребывая в состоянии шока и алкогольной интоксикации, но ведь Нина Аркадьевна должна была прекрасно помнить тот вечер. И как она раздевала и мыла Лизу, и как стирала её перепачканные вещи, и как укладывала спать…
Заметив, что собеседница вспыхнула и опустила голову, Тимкина мать мягко прикоснулась к её руке.
— Мне очень жаль, что ты так быстро сбежала тем утром домой, не дождавшись моего возвращения, — деликатно сказала она, безошибочно угадав её мысли.
— Почему? — испытывая страшную неловкость, всё-таки спросила Лиза. — Зачем вам нужна была эта головная боль?
— Мне показалось… — Нина Аркадьевна старательно подбирала слова, — показалось, что у себя дома ты не найдёшь ни понимания, ни сочувствия, ни поддержки.
— С чего вдруг такие выводы? Вы ведь даже не знаете мою семью.
Женщина не обиделась.
— Сужу как минимум по тому обстоятельству, что Тимур привёл тебя именно к нам, а не к твоим родителям.
“Точнее — принёс, а не привёл”, — подумала Лиза сконфуженно.
— А зачем вы хотели увидеть меня на следующее утро? — спросила она. — Чтобы прочитать мораль?
Нина Аркадьевна звонко рассмеялась.
— Упаси боже… Просто планировала поговорить. Может быть, чем чёрт не шутит, помочь каким-нибудь советом… чисто по-женски, понимаешь. А нет — так просто выслушала бы. Я же поняла, что… — она на секунду замешкалась, — поняла, что с тобой случилась беда, хоть Тимур мне ничего толком и не рассказывал.
— Ладно… — Лиза подняла голову, встретилась с участливым понимающим взглядом. — Чего уж теперь-то. Что было — то было. А вам — запоздалое спасибо за гостеприимство и помощь.
Тимкина мать некоторое время сидела молча, а затем уголки её губ тронула еле заметная улыбка.
— У нас дома до сих пор хранится твоя фотография.
Лиза вытаращила глаза.
— Моя?.. Нет, это какая-то ошибка. Я не дарила Тимке своих фото. Никогда.
— Не дарила, — с усмешкой подтвердила Нина Аркадьевна. — Тимур как-то был у тебя в гостях и сам стащил снимок из вашего семейного альбома.
На несколько секунд Лиза потеряла дар речи.
— Серьёзно?! Вот это новости… Я впервые слышу об этом.
— Он был влюблён в тебя, — спокойно пояснила женщина. — Думаю, ты и сама в курсе. Сложно было этого не заметить.
А ведь она действительно ничего не замечала. Ничегошеньки… Вплоть до той самой встречи в Крыму.
— Как он? — осторожно поинтересовалась Лиза; теперь-то она имела полное право задать этот вопрос.
— Похоронил жену три недели назад, — помолчав, откликнулась Берендеева.
— О… я не знала, — пробормотала Лиза в смятении. — Мои соболезнования.
— Ну что ты. В его случае это было скорее избавлением, хоть и нехорошо так говорить. Тимур не одобрил бы мои слова, я знаю, но…
— А что случилось?
— Это очень давняя и страшная история. Тимур тебе совсем ничего не рассказывал? Я знаю, что вы виделись десять лет назад в Ялте, — добавила Нина Аркадьевна извиняющимся тоном.
— Он только упомянул о больной жене, но не вдавался в подробности, — смутившись, пробормотала Лиза.
— Её сбил пьяный водитель грузовика. Тащил за собой по дороге несколько метров… Она получила перелом позвоночника и тяжёлую травму головы. Тимур — врач, он сразу понял, что восстановиться после подобных травм невозможно. Она была молода, со здоровым сердцем… а значит, могла пролежать так и десять, и пятнадцать, и двадцать лет. Она всё-всё понимала, просто не могла двигаться и разговаривать. Лежала без малейшей надежды на то, что когда-нибудь встанет. Фактически это было молчаливое ожидание конца, просто никто не признавал этого вслух. Не дай бог тебе испытать, что это такое — лежачий больной в доме. Тимур, конечно, нанял сиделку, он ведь не мог целыми днями просиживать у постели жены, его ждала работа… Но всё равно он словно похоронил себя заживо. Работал до полного изнеможения, а поздно вечером возвращался домой, чтобы сменить сиделку. Ни друзей, ни развлечений, ни, разумеется, женщин. Я иногда, честно признаюсь, советовала ему завязать мимолётную интрижку хоть с кем-нибудь, чтобы немного расслабиться. Он неизменно отвечал, что это не в его принципах.
Лиза закрыла глаза. Простила бы она себя когда-нибудь, если бы всё-таки завела с Тимкой лёгкий, ни к чему не обязывающий курортный роман?.. А он бы — простил?..
— Он сейчас снова с головой нырнул в работу, — произнесла Берендеева. — Это единственная возможность отвлечься и не сойти с ума. Ты… ты могла бы ему позвонить, если хочешь, — нерешительно добавила она. — Я думаю, он был бы рад услышать твой голос.
— У меня нет его телефона, — Лиза багрово покраснела, вспомнив, что удалила его ещё тогда, в Ялте, чтобы не было искушения когда-нибудь позвонить. Хотя с тех пор, наверное, Тимка и так сменил номер — ведь прошло уже десять лет… Вероятно, это будет выглядеть не слишком-то красиво — словно Лиза только и выжидала того момента, когда его жена умрёт. Но ей вдруг и самой отчаянно захотелось услышать голос Берендеева…
— Номер я тебе дам, — с готовностью отозвалась Нина Аркадьевна.
— Постойте! — воскликнула вдруг Лиза, сама в шоке от того, что собирается сейчас сказать. — Не надо телефон. Давайте… давайте сразу адрес. У меня как раз отпуск… так почему бы не провести его в Крыму, чёрт побери?!
Брови Тимкиной матери удивлённо приподнялись.
— Так проще, — пояснила Лиза с нервным смешком. — Предварительно позвонив, я могу затем струсить и передумать.
95
НАШИ ДНИ
Марина, октябрь 2019
Больше всего на свете я боялась предстоящего объяснения с Ильёй, однако на деле мне даже не пришлось выдумывать уважительную причину своего внезапного возвращения к родителям. Илья cразу же поверил мне на слово: я просто сказала, что должна провести некоторое время в родном доме, что мне это сейчас очень важно и необходимо. Он не стал интересоваться, почему это так важно и чем, собственно говоря, я собираюсь там заниматься — просто кивнул, выражая согласие, и уточнил:
— Сколько именно дней ты собираешься отсутствовать?
— Пока не могу тебе точно сказать, — осторожно отозвалась я. — Полагаю, никак не меньше трёх. Возможно, чуть дольше.
— И мы не будем видеться с тобой в эти дни?
— Думаю, нет.
Он снова отреагировал на удивление спокойно, деловито поинтересовавшись:
— А писать в ватсап я тебе могу?
— Ну конечно! — воскликнула я, с облегчением выдохнув. — Пиши в любое время… я и сама буду тебе писать!
Он принял это к сведению.
И всё-таки на сердце у меня была тяжесть, когда я целовала Илью на прощание: словно я обманывала его, заранее зная, что в любом случае не вернусь. Однако это было не так! Я честно планировала разобраться в собственных чувствах и откровенно поговорить с Ильёй, если решение будет не в его пользу… и уж точно не собиралась трусливо отсиживаться в кустах, боясь сказать ему правду.
А вот уладить этот вопрос с родителями оказалось не так-то легко.
Они категорически отказались принять тот факт, что я просто взяла небольшой тайм-аут и моё появление дома вовсе не означает окончательного разрыва с Ильёй. Лица матери и отца так и сияли торжеством и осознанием собственной правоты.
— Мы тебе говорили… мы тебе говорили… мы ведь тебе говорили!.. — постоянно зудели родители — так навязчиво, что в конце концов я психанула:
— Предлагаю нарисовать транспарант с этими словами и повесить его у меня над дверью — чтобы, входя в свою комнату, я всегда об этом вспоминала!
— Ну что ты ёрничаешь, детка? — мягко произнесла мама. — Ведь мы с папой желаем тебе добра, и только добра… Знаешь, как у меня болело за тебя сердце весь этот месяц, что ты жила с ним?
В её голосе послышалось едва ли не отвращение. А ведь они с Ильёй даже не были знакомы…
— Наверное, ты думала, что Илья меня убьёт, расчленит и засунет в морозильную камеру, чтобы позже устроить пир для своих друзей-аутистов? — невинно хлопая глазами, поинтересовалась я. — Аутисты же такие страшные люди, нужно держаться от них подальше… А ещё аутизм передаётся воздушно-капельным путём, не говоря уж о половом!
— Не передёргивай, — мама поморщилась. — Маришка, ты у нас девочка хорошая, умная, красивая… Всё-таки тебе нужен такой же славный, интеллигентный и спокойный мальчик, а не какой-то там… аутист. Мало ли чего от него можно ожидать, ты же совершенно его не знаешь! А хочешь, я скажу Глебу, чтобы он позвонил тебе? Сходите куда-нибудь, развеетесь… в кафе или кино. Он совсем не обижается на тебя за тот инцидент, — торопливо добавила она.
Я закатила глаза:
— Мама! Честное слово, я уже жалею, что приехала. Не вынуждай меня перебираться в гостиницу, ладно? Мне просто нужно побыть наедине с собой и своими мыслями. Полагаю, я имею на это право? Не заставляй меня думать, что я ошибалась, считая этот дом тем местом, где всегда смогу найти тепло, защиту и понимание.
— И в самом деле, что ты пристала, — рассердилась вдруг и бабушка, до этого молча прислушивающаяся к нашему разговору. — Неужели ты не видишь, что меньше всего на свете девочке сейчас нужны осуждение и сватовство?! Да и Глеб этот ваш… прилизанный и чистенький, как херувимчик. Никогда он мне не нравился, — она презрительно поджала губы. — А вдруг этот Илюша не так и плох? Ведь не могла же моя внучка полюбить совсем уж негодного и пропащего человека!
Эта неожиданная поддержка едва не заставила меня расплакаться.
— Спасибо тебе, бабуленька, — крепко обняв её и вдыхая сладкий аромат сдобы, пробормотала я, с трудом сдерживая слёзы. Бабушка погладила меня по голове и поцеловала в макушку:
— Ну хватит, Маринушка, горевать. Пойдём на кухню, я тебе вкусненького испекла! Попьём чайку, поговорим по душам… Глядишь — и полегчает.
Первая ночь без Ильи прошла скверно.
Я ворочалась на кровати в своей комнате, тщетно пытаясь заснуть, но в голову упорно лезли мысли и воспоминания о тех ночах, которые мы провели вместе. Я обняла подушку и уткнулась в неё носом, пытаясь сымитировать его присутствие, но это, разумеется, было совсем не то.
Мне не хватало его тела. Его тепла. Его запаха. Звука его дыхания. Да, я понимала, что у меня просто выработалась привычка засыпать с ним рядом. Это всего лишь слабость. И всё-таки мне чертовски его не хватало…
Во втором часу ночи я сдалась, взяла телефон и написала ему:
“Думаю о тебе. Скучаю”.
Галочки тут же окрасились в голубой цвет, означающий, что сообщение прочитано, словно Илья держал телефон наготове и ждал от меня вестей.
“Я тоже, — написал он в ответ. — Придётся сегодня заменить секс мастурбацией”.
“Скажи, а ты скучаешь именно по мне или тебе просто не хватает регулярного секса?” — поинтересовалась я.
“Секс с тобой был приятным, но дело не только в этом. Мне не хватает тебя дома. Без тебя здесь пусто и холодно”.
Я быстро смахнула предательскую слезинку, скатившуюся по щеке. Стоп, Марина! Ты здесь для того, чтобы разобраться в себе, а значит — никаких сантиментов, тебе нужна ясная и трезвая голова. Я хлюпнула носом и торопливо набрала:
“Доброй ночи”.
“Доброй ночи” — откликнулся Илья. Он больше не допускал промашек и научился правильно реагировать на все эти раздражающие его пожелания, признания и правила хорошего тона.
“Я люблю тебя…” — уже почти дописав фразу, я остановилась, подумала и стёрла набранное. Не нужно пустых надежд, громких слов и необдуманных обещаний — как минимум до тех пор, пока я не буду на сто процентов уверена в нашем с ним будущем.
96
НАШИ ДНИ
Лиза, октябрь 2019
Куртку пришлось снять ещё в аэропорту Симферополя и засунуть в чемодан. В самой Ялте тоже было тепло и солнечно — даже не верилось, что осень перевалила за середину. Впрочем, толп туристов, которые запомнились Лизе с прошлого посещения, уже не наблюдалось: в городе явно наступило затишье после бурного курортного сезона, улицы выглядели приятно малолюдными.
Нужный ей дом оказался расположен у самого моря — так, как Тимка всегда и мечтал. Лиза живо представила, что каждое утро Берендеев выходит босиком в собственный сад, ест немытый виноград прямо с куста и слушает шум волн в отдалении… Вот только пирожки с орехами и абрикосами на завтрак ему никто не печёт.
Хозяина не оказалось дома, но Лиза была к этому готова и специально попросила таксиста пока не уезжать. Для верности она позвонила ещё несколько раз, но никто так и не вышел, чтобы открыть ей ворота. Вероятнее всего, Тимка был на работе. От Нины Аркадьевны Лиза узнала, что он вернулся в хирургию несколько лет назад и теперь работает в частной клинике: сначала просто консультировал молодых коллег во время сложных операций, а затем и сам взялся за скальпель.
— Девушка, ну вы поедете ещё куда-нибудь или передумали? — нетерпеливо окликнул её таксист. — Чего стоим, кого ждём?
— Да, конечно, мне нужно в больницу… вот адрес, — Лиза протянула ему листок. — И спасибо большое за “девушку”.
— Тимур Андреевич на плановой операции, — сообщила ей приветливая молоденькая блондинка за стойкой ресепшн. — Если хотите, можете подождать его в фойе. Когда он освободится, я извещу его о вашем приходе. Как вас представить?
— Не надо, я… я сама представлюсь, — сконфуженно пробормотала Лиза, впервые подумав о том, а уместно ли в принципе её появление здесь, в разгар напряжённого рабочего дня, да ещё и без предварительного звонка?
— Может быть, я пока могу вам чем-нибудь помочь? — покосившись на Лизин чемодан, предложила девушка. — Записать вас на приём или рассказать об услугах, которые предоставляет наша клиника…
— Нет-нет, спасибо. Я по личному вопросу, — вырвалось у Лизы нечаянно. Её собеседница с любопытством вскинула татуированные брови, пристально и беззастенчиво разглядывая странную посетительницу, явившуюся к Берендееву “по личному вопросу”. Похоже, Лиза произвела на неё достаточно благоприятное впечатление, потому что, закончив осмотр и явно смягчившись, девушка добавила со всем радушием:
— Если хотите кофе, можете воспользоваться автоматом. А если проголодаетесь — у нас есть кафетерий. Только бахилы наденьте.
— Спасибо, — кивнула Лиза. — Спасибо большое!
Она в самом деле с удовольствием выпила бы кофе, да и бутерброд ей сейчас точно не помешал бы. С самого утра её подташнивало то ли от волнения, то ли от голода, но в самолёте Лиза не смогла заставить себя проглотить ни крошки. В голове всё ещё звучали слова Тимкиной мамы, сказанные на прощание: “Мне показалось, что он до сих пор любит тебя…” Лиза не верила, просто боялась верить, ведь так не бывает. Но в Крым она летела с замирающим сердцем, боясь предстоящей встречи и отчаянно желая её — немудрено, что кусок не лез ей в горло. Сейчас же желудок жалобно урчал, намекая, что протестует против подобного варварского обращения.
— Могу я оставить тут чемодан? — спросила она у девушки. — Собираюсь сходить пообедать.
Та явно заколебалась, прикидывая, не скрывается ли за добропорядочной личиной какая-нибудь террористка.
— Если хотите, могу его открыть, — поняв её затруднения, предложила Лиза. — Я просто прилетела несколько часов назад, ещё не успела заселиться в гостиницу.
— А откуда вы? — поинтересовалась блондинка.
— Из Москвы.
— Из Москвы-ы-ы, — протянула та с непонятным выражением. — Ну хорошо, ставьте свой чемодан здесь, только не в проходе, чтобы он никому не мешал!
97
Лиза быстро нашла кафетерий, оказавшийся обычным буфетом с ограниченным ассортиментом. Впрочем, она и не планировала заказывать лосося с трюфелями, её вполне устроила бы какая-нибудь ватрушка. В итоге Лиза остановила свой выбор на маленькой замороженной пицце, которую для неё разогрели в микроволновке. А ещё не удержалась и купила батончик “Snickers” и ананасовый сок, так вдруг потянуло на сладкое…
Она неторопливо жевала пиццу, запивая её соком, и втыкала в телефон. Немного попереписывалась с сыном, послала Марине несколько фотографий моря, сделанных на ходу из окна такси, отправила сообщение тёте Алле… в общем, так увлеклась, что заслышав знакомый голос, вздрогнула от неожиданности.
— Эх, Лизюкова, вот никогда ты меня не замечаешь!
Она вскинула глаза и увидела, что над её столиком навис Берендеев. Тон его был чуточку насмешливым, а вот глаза — абсолютно серьёзными, и ей показалось, что слова эти относятся не только к данному моменту.
— Уф, — выдохнула Лиза, моментально краснея, — да ты просто мастер эффектных появлений!
— Кто бы говорил, — усмехнулся тот. — Ты тоже всегда возникаешь в моей жизни неожиданно, да ещё и после многолетних перерывов.
Он уселся напротив неё, положив руки на стол. От него неуловимо пахло чем-то медицинским, Лиза не слишком разбиралась во всех этих лекарственных препаратах… но если в детстве запах больницы пугал её до одури, то теперь показался каким-то родным, уютным, своим.
— Аня сказала, что меня разыскивает прекрасная таинственная незнакомка с чемоданом, явившаяся из самой Москвы. Я почему-то так и подумал, что это ты… Что же ты не позвонила?
— Чтобы ты отговорил меня приезжать? — пошутила Лиза.
— Наоборот. Помчался бы встречать с цветами и оркестром… — серьёзно ответил Тимка.
Они сидели и рассматривали друг друга. Он похудел, отметила Лиза, морщинок возле глаз прибавилось, вид уставший, но это и немудрено — он же только что после операции… Наконец уголки его губ дрогнули и приподнялись в знакомой доброй улыбке.
— Как жаль, что я на работе и кругом мои коллеги с пациентами, — негромко, чтобы было слышно только ей, произнёс Берендеев. — Я бы очень хотел тебя сейчас крепко обнять. Так, чтобы у тебя все косточки затрещали. И, может быть, даже поцеловать, если бы ты позволила.
— Ты сможешь сделать это позже, — смутившись как первоклассница, отозвалась Лиза.
— Обязательно сделаю, — пообещал Тимка, не отрывая от неё взгляда. — Но скажи мне, Лизюкова… ты ведь приехала ко мне? Не просто в отпуск, а именно ко мне?
— Да. Твоя мама сдала мне все явки и пароли, — повинилась Лиза. — Прости, если это неуместно и не вовремя, я в курсе твоей утраты…
— Перестань, — он покачал головой. — Если честно, я и сам собирался лететь в Москву. Правда, не прямо сейчас, а перед Новым годом. Но раз уж ты приехала… я рад. Я ужасно рад, Лизка.
Он протянул руку и быстро погладил её ладонь.
— Ты выглядишь бледной. Устала с дороги?
— Нет, не устала.
— Всё равно тебе надо отдохнуть. Я дам тебе ключи, ты можешь поехать ко мне домой, разобрать свои вещи, выспаться, принять душ, съесть что-нибудь нормальное… правда, сомневаюсь, есть ли у меня что-нибудь нормальное, — смутился он, — я и сам забыл, когда в последний раз готовил и ел дома.
— Нет, — испугалась Лиза. — Что ты, Тимка, конечно же нет! Я поеду в какой-нибудь отель… в гостиницу… я не могу остановиться у тебя. В конце концов, это просто неудобно.
— Ты же сама сказала, что приехала ко мне.
— Ну… да. Но…
— В таком случае, — перебил Берендеев, — ничего неудобного. Ты будешь жить у меня. Со мной. Я так хочу, — решительно добавил он.
— Это угроза? — пошутила Лиза.
— Понимай как хочешь. Можешь даже считать это похищением, но я тебя теперь никому не отдам и не отпущу. Я слишком долго ждал, Лизюкова.
98
НАШИ ДНИ
Марина, октябрь 2019
Уже на вторые сутки я близка к тому, чтобы действительно сбежать в какой-нибудь отель или хотя бы к Лёльке, иначе мне грозит нервный срыв.
Атмосфера в родительском доме царит просто невыносимая. Мне обидно, горько и непонятно: почему это происходит именно с нами? Я всегда считала маму и папу самыми близкими людьми, доверяла им и бесконечно любила, и они неизменно платили мне тем же. Но, как оказалось, любили они только “хорошую” и “удобную” меня, а чуть только я посмела взбрыкнуть — от их мнимой поддержки не осталось и следа. Они даже не попытались разобраться, что происходит у меня в душе, понять мои чувства, страхи и колебания… В их глазах я просто ненадолго слетела с катушек, когда увлеклась “ненормальным” парнем, но вскоре пришла в себя и вернулась домой, поджав хвост. А меня бесит, бесит, бесит, что они воспринимают ситуацию именно так!!!
К счастью, в пятницу вечером родители внезапно сваливают на базу семейного отдыха в Подмосковье, чтобы провести последние относительно тёплые деньки на природе, надышаться свежим воздухом и закрыть шашлычный сезон. Они даже зовут меня с собой, уверяя, что будет весело. Однако интуиция подсказывает мне, что на базе я совершенно “случайно” могу встретить друзей семьи — Логиновых (вместе с Глебом, разумеется), поэтому я благоразумно отказываюсь и желаю им приятно провести время.
Ближе к ночи ко мне с ночёвкой приезжает Лёлька, нагруженная пакетами из индийского ресторана, от которых за версту одуряюще несёт специями. Подруга всерьёз намерена устроить сеанс психоанализа на дому и разогнать мою хандру к чертям собачьим.
— В любой непонятной ситуации — жри! — авторитетно заявляет она, по-хозяйски хлопая дверцами кухонного шкафчика, деловито расставляя тарелки и выдвигая ящики стола в поисках вилок.
— Ты прямо как моя бабушка говоришь. Это её девиз по жизни, — вздыхаю я.
— А я всегда знала, что Евдокия Тимофеевна — мудрый человек! Кстати, где у вас штопор? Вино я тоже привезла…
Лёлька раскладывает на блюде румяные куски курочки тандури*. От головокружительного запаха рот тут же наполняется слюной, а кот Веник натурально сходит с ума — он трётся о наши с Лёлькой ноги, издаёт сладострастные звуки, умильно щурит глаза и всячески демонстрирует, что ради кусочка этого восхитительного кушанья готов на всё. Я кидаю ему в миску немного сочного куриного мяса, и Веник, подвывая, алчно взгрызается в него. Ему нипочём даже острый перец чили, которым изобилуют все индийские блюда — кот морщится, брезгливо трясёт усами, но при попытке отобрать у него угощение начинает утробно рычать, демонстрируя, что если надо — он умрёт за эту пищу богов!
— Так что там с твоими предками, я не совсем поняла, — Лёлька разламывает пополам ароматный горячий наан** и протягивает мне мою долю. — Они решили, что ты вернулась домой навсегда?
Удручённо вздыхаю.
— Их как будто подменили. Мне всегда казалось, что родители — мои лучшие друзья, а теперь я их совершенно не узнаю! Выходит, они готовы поддерживать меня только до тех пор, пока я не выбиваюсь из-под их влияния и не осмеливаюсь принимать никаких самостоятельных решений. Представляешь, они до сих пор не выкинули из головы идею свести меня с Глебом! — я изображаю, что меня тошнит. — Они, кажется, вообразили, что живут в девятнадцатом веке и обязаны лично организовать этот брак, о котором договорились с семьёй жениха сразу после моего рождения…
От специй горит рот. Я поспешно делаю огромный глоток вина, чтобы не закашляться, а Лёлька тем временем задумчиво отправляет в рот ложку варёного риса с зирой.
— Кстати, я слышала, что в Индии до сих пор родители выбирают пару для своих детей…
— Но мы-то не в Индии! — психую я, взмахнув рукой. Веник, изловчившись, делает кульбит в воздухе и срывает с моей вилки очередной кусок курицы.
— Тише, — шипит Лёлька, — Евдокию Тимофеевну разбудишь… Лучше выпей ещё вина!
— Ты хочешь меня споить?
— Почему нет? По пьяни порой принимаются самые лучшие и гениальные решения.
— А что тут решать? — вздыхаю я. — Родителей не выбирают…
— Да с ними всё и так более-менее понятно: просто их надежды не оправдались, они расстроены и разочарованы… Тут уж ничего не поделаешь, либо они примут новую тебя, либо нет. Давай лучше проанализируем ситуацию с Ильёй, — предлагает Лёлька. — Здесь выбор действительно за тобой. Подай-ка мне вон ту ручку с подоконника… нужно подробно выписать все плюсы и минусы ваших отношений.
— Зачем это? — морщусь я. — Что за бухучёт?
— Чтобы ты наконец определилась, что получаешь, оставаясь с ним, и что теряешь.
___________________________
*Курица тандури — одно из самых популярных блюд индийской кухни. Представляет собой маринованных в йогурте и специях цыплят, запечённых в специальной печи тандури.
**Наан — одна из разновидностей индийских лепёшек. Готовится из пресного пшеничного теста и подаётся обычно к мясным и рыбным блюдам. Иногда нааны натираются сливочным маслом, посыпаются сыром и рубленым чесноком и представляют собой самостоятельное блюдо. Порой в них добавляют сухофрукты и орешки — тогда они превращаются в десерт к чаю.
99
— Итак! — Лёлька торжественно делит лист бумаги пополам кривоватой вертикальной линией. — Что мы имеем?.. Отсутствие романтики — явный минус. Но зато реальная, а не показная забота — это плюс. Как насчёт секса? — спрашивает она.
— Секс… классный, — я пожимаю плечами.
— Плюс! — одобрительно кивает Лёлька. — Кстати, ты же говорила, что Илья не любит целоваться?
— В принципе любит, только если перед этим хорошенько почистить зубы, — поправляю я.
— Хм… отсутствие спонтанности — минус. Но при этом чистоплотность — это явный плюс…
— Да ерунда всё это, — фыркаю я. — Так мы с тобой можем и до утра просидеть со списком, разбирая Илью по косточкам. В чём наша с ним главная проблема, я и так знаю и могу прекрасно это сформулировать: мне не хочется быть вечной нянькой в отношениях с любимым человеком.
— Принято, — кивает Лёлька. — Но, справедливости ради, он ведь и не просил тебя становиться его нянькой?.. Я, конечно, не знаю Илью так же хорошо, как ты. Но он производит впечатление очень независимого и самостоятельного человека. С чего ты взяла, что тебе придётся с ним нянчиться? Что ты вообще подразумеваешь под этим словом — кормить с ложечки или утирать ему сопельки?
— Меня беспокоят эти срывы…
— А кто тебе сказал, что они будут регулярными? — Лёлька округляет глаза в искреннем недоумении. — Ты просто с непривычки не разглядела признаков приближающейся грозы. Скоро будешь безошибочно их считывать и предотвращать!
Я с досадой морщусь:
— Каково это — жить в постоянном напряге, “считывая и предотвращая”, можешь себе представить?
Лёлька снова доливает нам вина.
— Почему в напряге? — философски уточняет она. — Ты же жила с ним совершенно нормально целый месяц. Тебя это напрягало?
— Да нет. В общем-то, в этот месяц мне в основном было хорошо. Очень, — вынуждена признать я.
— Вот видишь! — Лёлька торжествующе делает глоток из своего бокала. — А теперь случилась одна-единственная осечка — и ты сразу вопишь и причитаешь, что не справишься?
— Я не воплю и не причитаю. Просто меня это очень напугало, и… и я боюсь повторения.
— Представь, что ты впервые надела коньки, — с воодушевлением предлагает Лёлька. — Только вышла на лёд — и сразу же упала, больно ударившись.
— Что-то я потеряла нить разговора…
— Означает ли это, что ты теперь всегда будешь падать и чувствовать боль? Или же всё-таки научишься этим управлять и получишь массу незабываемого удовольствия от фигурного катания? Это зависит только от тебя. От твоего терпения и желания.
Я ехидно фыркаю:
— Ты не у Руса, случайно, научилась ораторскому мастерству и дару убеждения?
— А что, эти навыки и способности передаются через постель? — со смехом парирует Лёлька.
Снова глубоко задумываюсь, сцепив пальцы в замок.
— На самом деле я просто боюсь, что не смогу всю свою жизнь прожить вот так… то есть с таким, как Илья. Он всё-таки не совсем обычный.
— Да брось! — отмахивается Лёлька. — Это смотря что понимать под обычностью. Женщины впрягаются в заведомо провальные отношения с бабниками, алкоголиками, абьюзерами, домашними тиранами, ревнивцами, чайлдфри, женатиками, — она старательно загибает пальцы. — Но при этом общество называет их всех “нормальными” и “здоровыми” по сравнению с теми же аутистами. А чем, если разобраться, они нормальнее твоего Ильи? Я уж молчу про случаи, когда и вовсе выходят замуж за инвалидов — без рук, без ног, слепых, глухих или немых…
— Ну, не знаю, — с сомнением тяну я. — По-моему, так себе сравнение.
— Вот скажи мне, — глаза у Лёльки вспыхивают. — Часто ли Карик спрашивал тебя о том, чего ты хочешь в постели?
От неожиданности я смущаюсь.
— Ну… на самом деле… не помню… кажется… нет. Вообще не спрашивал, — вынуждена признать я. — Он просто всегда делал то, что ему хотелось. Но я ему всецело доверяла, он ведь опытнее и старше, мне это нравилось.
— И он всегда был обеспокоен прежде всего твоим удовольствием?
— Н-нет…
На самом деле, я иногда подыгрывала Карику, симулируя разрядку, но Лёльке это знать совсем необязательно.
— Вот! — подруга торжествующе поднимает палец вверх. — При этом Карик — нормальный нейротипичный мужчина, как сказал бы Илюха. Что касается твоего нынешнего партнёра… аутиста, — подчёркивает она, — то он всегда идёт навстречу твоим желаниям в постели и настроен на то, чтобы тебе было хорошо. Так почему же в этой ситуации безэмоциональным и бесчувственным наше общество считает именно Илью, а не Карика?
Я не могу не признать её правоту.
— Так что не путай понятия, дорогая, — наставительно произносит Лёлька. — Тебя пугает не совместная жизнь с Ильёй в принципе, вы вполне можете с ним уживаться, как показала практика. Тебя испугал его срыв… как пугает молодую влюблённую жену первая серьёзная ссора с мужем. А ведь ссоры в этой семье вспыхнут ещё не раз. Но они уже не будут восприниматься так трагично. Более того — вчерашние молодожёны научатся их предотвращать…
— За это надо выпить, — оживлённо предлагаю я. Проблема уже не кажется мне такой уж страшной и непреодолимой.