— Люблю ли я тебя? Нет, Вирджиния Уизли, все гораздо хуже. Все дело в том, что я не мыслю без тебя своего существования.
Для нее эти слова по силе воздействия были сродни нокауту — связь с внешним миром утрачена, реален только он — человек, которого она любила.
Свободное падение в бесконечность — непередаваемые ощущения...
Глава опубликована: 17.07.2014
Глава III. О событиях прошлого и неожиданностях настоящего
Сгущающиеся сумерки окутывали гостиную Малфой-мэнора чернильным полумраком. Высокие, наполовину зашторенные окна, все еще пытались втянуть в замок как можно больше быстро тускнеющего света, однако результат не радовал. Даже стены, обитые серебристым шелком, предпочли уйти в глубокий серый тон. Лишенная солнца и сияния свечей, комната темнела на глазах, становясь от того все более неуютной.
Белокурая женщина, застывшая в просторном удобном кресле возле незажженного камина, словно не замечала этих перемен. Она сидела, не шелохнувшись, и в последних отблесках убегающего дня казалась высеченной из мрамора статуей — красивой, но холодной. Бледное лицо с поджатыми губами, гордо выпрямленная спина и тонкие белые руки, крепко сжимающие бокал, наполненный вином — со стороны могло показаться, будто она позирует невидимому художнику.
На самом деле, Нарцисса Малфой, а это была именно она, погрузилась в глубокие раздумья, унесшие ее за миллион миль от мэнора. И лишь ясные серые глаза выдавали истинные чувства своей хозяйки.
Нарцисса Малфой — вот уже неделю как снова Блэк — была счастлива. Настолько, насколько могла быть счастлива женщина, которая любила и была любима. Ее сердце, долгие годы опутанное крепкими нитями ледяной паутины, постепенно оттаивало, убыстряло свой ритм, наслаждалось чувством, которое считало навеки утерянным для себя. Она совсем забыла, каково это — отдаваться другому человеку без остатка, ощущать себя любимой, ловить восхищенные взгляды милых сердцу глаз, чувствовать надежное плечо рядом днем и засыпать на нем жаркой ночью. Нарцисса будто снова вернулась в свою юность — снова почувствовала себя влюбленной шестнадцатилетней школьницей. Совсем как тогда, когда ее сердцем завладел Люциус...
Память тут же услужливо подбросила знакомый, некогда такой родной образ молодого человека, в которого она, совсем юная волшебница, влюбилась с первого же взгляда. Она помнила каждую черточку любимого лица — острые скулы, красиво очерченные губы, пронзительно-серые глаза, густо обрамленные темными ресницами, и длинные пряди светлых волос.
Люциус был старше нее на полтора года, имел значок старосты и, по единому мнению всех студенток Хогвартса, считался одним из самых красивых парней школы. Молодой чистокровный аристократ из древнего рода, владеющего несметными богатствами, просто не мог не привлекать к себе внимания девушек. О нем грезили не только студентки Слизерина, но и представительницы других факультетов. Поговаривали, что даже гриффиндорки тайком вздыхали по Малфою.
Чего только не делали ученицы Хогвартса, чтобы добиться внимания старосты Слизерина, а теперь уже — и всей школы! На переменах младшие девчонки стайками высыпали во внутренний двор, чтобы хоть одним глазком взглянуть на Малфоя, который обычно читал, сидя у фонтана. Куда более смелые старшекурсницы проплывали мимо, призывно улыбаясь и кидая на белокурого красавчика томные взгляды. Каждая вечеринка в школе неизменно превращалась в показ самых модных и весьма экстравагантных на ту пору нарядов (при этом количество отработок, раздаваемых профессорами за "неподобающий вид", возрастало втрое). В ход шло все — от робких записочек с просьбами о встрече до Амортенции, непонятно каким образом оказавшейся в тыквенном соку.
Но, увы, Люциус Малфой был еще и самым неприступным парнем школы. Максимум, на что могли рассчитывать девицы — безразлично-скучающий взгляд, брошенный мимоходом. Но даже это не расхолаживало их пыл, более того — добавляло парню шарма и загадочности в глазах юных волшебниц. Школа полнилась слухами об интрижках Малфоя — его видели в компании то одной, то другой студентки. Все как на подбор — породистые и чистокровные, умницы и красавицы. Но возле ни одной из них он не задерживался надолго.
Пять лет Нарцисса с волнением и любопытством наблюдала за этой истерией, стараясь не выдать своих истинных чувств. Не то, чтобы он ей не нравился — еще как нравился! Но, будучи истинной аристократкой, она ни за что не позволила бы себе порхать перед мужчиной, словно вырвавшаяся на волю пикси. Как и всякая романтичная девушка, она мечтала, что он сам обратит на нее внимание и безоглядно влюбится...
Но годы шли, а Люциус по-прежнему удостаивал ее лишь словами приветствия и прощания, да еще иногда — строгим безликим обращением по фамилии, когда нужно было что-то передать. Постепенно она начала сознавать, что вряд ли случится так, что он вдруг прозреет и посмотрит на нее иными глазами — для него она была всего лишь еще одной хорошенькой чистокровной слизеринкой, которых вокруг пруд пруди. Смириться с этим было нелегко, но и вздыхать по тому, кому ты безразличен, не было смысла.
К шестому курсу ей и вовсе удалось успокоиться. У нее самой теперь появились поклонники, многие из которых были весьма интересными личностями. Нарцисса всерьез увлеклась трансфигурацией и нумерологией, стала активнее принимать участие в жизни факультета и записалась в школьный хор.
Она всегда любила петь, но никогда не делала этого на публику. Поэтому во время прослушивания ужасно волновалась и любимую французскую балладу спела, казалось, еле слышно. И уж совсем не ожидала, что ее голос приведет в такой восторг руководителя хора. И, как оказалось, не только его.
В тот памятный вечер в общей комнате Слизерина закатили шумную вечеринку по поводу удачного открытия змеиным факультетом квиддичного сезона.
Разгоряченные сливочным пивом загонщики с шестого курса потребовали от Нарциссы песню в свою честь. Краснея от всеобщего внимания, она исполнила ту самую балладу — чистый голос мягко перебирал летящие ноты, и шум в гостиной внезапно стих сам по себе. В загадочной полутьме неровные огненные пряди из камина подсвечивали золотом легкое кремовое платье девушки, играли бликами в ее светлых волосах, ласкали заалевшие щеки.
Смущенная, но довольная, она даже не подозревала, как прекрасна была в тот миг. На ней сошлись взгляды всех, кто присутствовал в комнате. И даже тех, кого там не было. На лестнице, ведущей в мужские спальни, застыл староста школы. Он спустился, дабы угомонить буянящих квиддичистов и их неуемных поклонников, однако так и не сошел с последней ступеньки.
Когда волшебство, рожденное пением Нарциссы, немного рассеялось, а в гостиной снова воцарился бардак, Люциус в два шага преодолел расстояние между ними и, легонько подхватив ошарашенную девушку под руку, вывел ее в коридор.
Через полторы недели уже весь Хогвартс знал, что Люциус Малфой, наконец, определился с выбором.
Конечно, ей пришлось нелегко — письма с угрозами и проклятиями от возмущенных поклонниц Люциуса она получала едва не каждый день. И все же, это был самый счастливый год в ее жизни. Любимый человек отвечал ей взаимностью, на Рождество ее официально представили семье Малфоев, а на летние каникулы она уезжала уже с помолвочным кольцом на пальчике. Сами каникулы она провела в Малфой-мэноре, изучая под чутким руководством будущей свекрови обычаи их семейства. А по вечерам, сбежав от надзора приставленной дуэньи, они с Люциусом гуляли по саду и целовались под луной.
Во время одного из таких романтических рандеву он рассказал ей о Клубе. Нет, она знала о нем и раньше — еще в школе Малфой периодически убегал на свои загадочные собрания. Однако Нарцисса приучена была не задавать лишних вопросов, поэтому уклончивые ответы парня воспринимала, как указку не лезть не в свое дело.
В тот вечер Люциус поведал ей значительно больше, но девушка к полученной информации отнеслась на удивление спокойно. Вовсе не потому, что так уж поддерживала идеи Пожирателей Смерти, но потому, что посчитала этот Клуб обычным ребячеством. Кучка романтиков, совсем еще мальчишек, решивших изменить мир в лучшую сторону, убежденных, что бразды правления нужно передать в руки чистокровных — затертая до дыр идея была стара, как мир. Поговаривали, что первым об этом заговорил еще великий Салазар. Но за последнюю тысячу лет никому так и не удалось воплотить ее в жизнь. Так что на причуды будущего мужа влюбленная невеста смотрела, мягко говоря, сквозь пальцы. В ту минуту она даже не подозревала, как сильно заблуждалась.
Быстро пролетело это довольно беззаботное для девушки время — сразу после ее выпуска они сыграли свадьбу, и Нарцисса стала миссис Малфой. В то время ее новоиспеченный муж уже принял Метку, но ей об этом рассказал лишь на следующий день после венчания — такой информацией можно было делиться только с законной женой.
Слушая благоговейные рассказы Люциуса о Темном Лорде, Нарцисса впервые задумалась о том, что все гораздо серьезнее, чем ей показалось. Масла в огонь подливал "Пророк" с его статьями о таинственном исчезновении магглов, погромах в Косом переулке и нападениях на семьи магглорожденных волшебников... Нарцисса встревожилась. Однако Люциус приложил тогда все усилия, чтобы усыпить ее бдительность. Молодая женщина ни в чем не могла упрекнуть мужа — он был нежным любящим супругом и все свободное от дел время посвящал жене.
Одна печаль омрачала их жизнь — у молодой четы никак не было детей. Целители — местные и зарубежные светила колдомедицины — пожимали плечами, утверждая, что и она, и Люциус абсолютно здоровы.
Нарцисса впала в депрессию. Ее муж все чаще возвращался домой к полуночи, а то и вовсе не приходил. Свекровь постоянно бурчала о дурной крови Блэков, поминая при этом Сириуса — кузена невестки, сбежавшего из дома несколько лет назад. Тогда Нарцисса впервые подумала о том, что завидует ему — в отличие от нее, он был волен делать все, что пожелает. Себе же она сейчас казалась беспомощной птичкой, запертой в золотой клетке...
За семь лет брака она уже успела смириться с тем, что никогда не сможет иметь детей. Поэтому, когда ее личный целитель сообщил ей радостную весть, она едва не лишилась чувств.
Все изменилось в один миг, жизнь снова заиграла яркими красками. Люциус вновь боготворил ее, а родители и свекры пытались угодить каждому капризу.
Драко Люциус Малфой родился жарким вечером в начале июня, возвестив всех о своем появлении на этот свет громким недовольным криком. И с тех пор во Вселенной Нарциссы засияло новое Солнце.
Их единственный сын рос точной копией отца — такой же красивый, сильный, самоуверенный и... ранимый. Но, к большому сожалению Нарциссы, Драко никогда так и не узнал своего отца по-настоящему — таким, каким тот был до того, как принес в жертву Темному Лорду свою любовь к сыну.
С тех пор Люциус изменился почти до неузнаваемости, и Нарцисса больше не видела в нем заботливого и нежного мужа. Вину за это она полностью возложила на Темного Лорда. Проживая каждый новый день, исполненный холода и отчужденности, она бессчетное количество раз представляла, какой могла бы быть их жизнь, если бы ее муж не поддался пагубному влиянию Волдеморта...
Тогда она еще не знала, через какие испытания им вскоре придется пройти — падение Лорда, позор, нависший над их семьей, попытки мужа избежать Азкабана, а затем — равнодушие: безграничное и всеобъемлющее. Сама она могла стерпеть все, что угодно, но когда речь заходила об их единственном сыне...
Драко с ранних лет рос с установкой на то, что он должен быть лучшим — достойным сыном своего отца и наследником древнего рода. Но Люциус все равно был вечно им недоволен, считая успехи сына слишком скромными для представителя великой фамилии Малфой.
За проступки Драко непременно полагались наказания, иногда и весьма жестокие. При этом имелось в виду, что это для его же блага. Не зря ведь девиз Малфоев гласил: "Наказание ведет к страху. Страх ведет к послушанию. Послушание ведет к свободе. Таким образом, наказание есть свобода".
Но хуже всего было то, что Нарцисса не могла предотвратить происходившего — Люциус пригрозил, что в случае ее вмешательства, сделает все, чтобы она никогда больше не увидела Драко...
У нее не было причин не верить ему. Поэтому она терпела. Они оба терпели — она и ее дорогой мальчик. Под покровом ночи она прокрадывалась в спальню к сыну — давясь подступившими слезами, тихо напевала ему нежные колыбельные и осторожно лечила его раны и ушибы...
На глаза навернулись непрошеные слезы. Она смахнула их рукой со щеки, внезапно осознав, что уже совсем стемнело. Ей было неизвестно, что перед тем, как Рон Уизли убил Люциуса, тот снова обрел утраченное чувство любви. Знай она это, то, возможно, сейчас не сидела бы в огромной мрачной комнате наедине со своими не менее мрачными мыслями...
Рядом послышался шорох, и в дверном проеме бесшумной тенью возник Сириус. Секунду он улыбался, а в следующий миг его красивое лицо уже обеспокоенно нахмурилось. Нарцисса поспешила успокоить мужа, подарив улыбку в ответ и протянув ему руку.
Легкое касание переплетенных пальцев — и вот она уже стоит, уткнувшись ему в грудь, жадно вдыхая терпкий аромат древесного одеколона.
Он немного отклоняется и смотрит ей в глаза, проверяя все ли в порядке. Она снова улыбается, привстает на цыпочки и нежно целует его в уголок губ. Уже в дверях Нарцисса оборачивается, безмолвным заклинанием зашторивая все окна.
Гостиная Малфой-мэнора погружается в кромешную тьму.
* * *
После завтрака Гермиона, по своему обыкновению, отправилась туда, где можно было найти книги. Книг у Малфоев было действительно много — место, именовавшееся их библиотекой, размерами напоминало Выручай-комнату в ее истинной ипостаси.
Но, в отличие от последней, здесь не было случайных вещей. Казалось, владельцы библиотеки задались целью собрать всё эксклюзивное, редкое и имеющее колоссальное значение для Мира Магии — от древнейших рукописей и утерянных книг до томов, существующих в единственном экземпляре. В помещении царил идеальный порядок: каждому разделу полагался свой стеллаж, у каждого предмета было свое место. Вентиляционные чары поддерживали нужную температуру и циркуляцию воздуха, а эльфы-домовики неустанно следили за тем, чтобы ни одна пылинка не упала на полки и их драгоценное содержимое.
Нужное освещение обеспечивали нестройные ряды свеч, медленно плавающие широкими пролетами. У Гермионы все холодело внутри, стоило ей лишь представить как одна неосторожная искра... Но на свечи, как оказалось, была наложена сложная система заклинаний. Голубые языки пламени не давали тепла — один только свет. Его вполне хватало для чтения книг, но делать это здесь было не слишком удобно.
Для этих целей имелось иное помещение — примыкающая к библиотеке просторная комната с камином из мрамора и стенами, обшитыми светлым деревом. Центральным элементом рабочей части был массивный прямоугольный стол из мореного дуба, окруженный десятком высоких удобных стульев. По одну сторону расположился застекленный шкаф, вмещавший в себя письменные принадлежности, по другую — стеллаж с разнообразными справочниками первой необходимости. Большое французское окно в форме арки даже в хмурую погоду давало достаточное количество света, которого хватало не только для рабочей зоны, но и для зоны отдыха. В отличие от первой, во второй преобладал уют, обеспечиваемый потрескивающим камином и несколькими полукруглыми диванчиками с обивкой цвета кофе с молоком.