-Прозит! - дружно ответили Герберт и шеф местного гестапо Фриц Кляйнмихель. Пока они вкушали го-люб-ци и какой-то русский салат, на невысокой эстраде появилась фрау Элоиза.
Пышногрудая и пышнобедрая с вытравленными перекисью волосами, она имела вид дешевой портовой девки, но вот голос у неё оказался довольно-таки приятный, каждая песня вызывала бурные овации у сидящих здесь офицеров. У Кляйнмихеля после очередной рюмки, глядя на певицу, масляно заблестели глаза, а Герберт... заскучал, тем более, когда Элоиза запела песню "Лили Марлен", все вскочили и стали дружно подпевать, ему стало совсем неприятно. И не в певице, и не в песне было дело - просто все напомнило недавнее...
Герберт, зная ушлость гестаповца, начал усиленно изображать из себя сильно опьяневшего, и Кляйнмихель подозвал своего адьютанта, распорядившись, чтобы герра майора сопроводили домой. Герру майору только этого и надо было, начавшиеся шумные и пьяные разговоры, табачный дым, визги и вскрики местных жриц любви - все это душило его. На улице было прохладно, и Герберт, с удовольствием вдыхая такой чистый воздух - не спеша, чуть покачиваясь для достоверности, дошел до хаты.
Коротко переговорив с двумя часовыми, провожающие ушли, а Герберт, отправивший спать Руди, прислонился спиной к теплому боку печки - это единственное что в оккупированной стране вызывало у него восторг, он как-то сразу полюбил сидеть в темноте, ощущая приятное тепло и расслабляясь при этом. А когда он схватил простуду, и Руди загнал его на печь, он пригрелся и уснул, потом проснувшись пропотевшим, казалось, до невозможного - все белье было мокрым, с удивлением понял, что совершенно здоров, без всяких там лекарств.
Фрау Элоиза напомнила ему другую Элоизу... бывшую невесту. Элоиза Бауэр по отцу, ненавидела свою фамилию, в переводе значащую - крестьянин, и всячески стремилась поменять её как можно скорее. Наверное только из-за этого она и обратила свое благосклонное внимание на замкнутого, серьезного, вечно занятого Герберта фон Виллова. Конечно, Элоиза фон Виллов звучит намного весомее. Она начала планомерную осаду Герберта, хватило полгода - и не имеющий привычки бездумно и бессмысленно проводить свободное время Герберт сухо и деловито предложил ей отпраздновать помолвку, с последующей через полгода свадьбой. Элоиза попыталась было надуть губки и капризно поныть, что долго ждать, но сухарь фон Виллов был занят важной работой и отвлекаться на какую-то свадьбу? Когда дело требовало полной отдачи? Конечно же - нет.
Через два месяца началась война, Герберт был загружен, что называется, по уши, и свадьбу пришлось отложить до Нового 1942 года.
У Герби совсем не было времени, как неженатого, его посылали в командировки, недельные, но постоянные, он побывал в Париже, Праге, Вене, Брюсселе - домой, в имение вырывался редко, Элоиза же на правах невесты и будущей жены взяла в свои цепкие ручки управление хозяйством.
Дядя Конрад сильно любил лошадей. Когда жизнь наладилась, у них в имении появились два жеребца и пара кобылок. Дядя чаще бывал в имении, постоянно возился с любимыми лошадьми, и осенью с радостью узнал, что обе кобылки к августу дадут приплод. Элоиза упросила его взять в помощь пожилому конюху Вилли недавно выписавшегося из госпиталя крупного, здоровенного с руками, как лопаты, рядового Ганса Штраума, получившего серьезное ранение в ногу и не годного к строевой службе. Доходчиво поясняя, что такой мощный мужчина будет просто необходим при уходе за лошадьми, она упирала на то, что физическая сила этого мужчины всегда пригодится.
И действительно, Штраум вскоре стал правой рукой Элоизы, которая как-то ловко начала выживать экономку Мириам.
Но тут уж намертво встал Герби - выросший с Мириам, привыкший, что ворчливая, но сильно любящая его Мири всегда рядом, он даже слышать не хотел доводов Элоизы, считая это прихотью.
Блицкриг задохнулся. Вести с Восточного фронта приходили нерадостные, если в сентябре по всему Дойчлянду было приподнятое настроение, все ждали скоро падения большевистской России, дикторы, захлебываясь, перечисляли завоеванные города, постоянно звучали бравурные марши... то в октябре восторги стали скромнее.
Герберт, в отдел к которому стекались различные сводки, постоянно обобщал сведения и делал общий анализ, свои выводы предпочитая не озвучивать, с детства молчаливый, он, кроме дяди, ни с кем особо не делился своими наблюдениями.
Да и в отделе был уже прецедент - внезапно арестовали подающего большие надежды, блестящего выпускника технической академии ВВС - лейтенанта Георга Рихтера. В конце рабочего дня зашли два гестаповца и пригласили следовать за ними. Больше его никто не видел, хотя вина его была незначительной - просто вслух высказался:
-Что-то наши доблестные войска никак не возьмут Москву, германский дух что ли ослабел?
В отделе после этого прекратились всякие разговоры. А и так неразговорчивый фон Виллов совсем замкнулся в себе.
И только Пауль Краузе знал совсем другого Герби, только с Паулем он был веселым, ехидным, раскованным. Пауль много рассказывал ему про Россию, про свое детство, вывезенный оттуда в семилетнем возрасте, он много помнил и с грустью вспоминал свою усадьбу, деревенских друзей и подружек, красивую природу и кухарку Власьевну, украдкой от фатера и мутти кормившую в неурочное время набегавшегося и оголодавшего Пашеньку всякими булочками, блинами, расстегаями. Герберт слушал, с удивлением смотря на такого размягченного Пауля, который особенно нахваливал блины с икрой и красной рыбкой...
А сейчас, будучи здесь, удивлялся:
-Что хорошего в этом диком захолустье?
Но с окончательными выводами не торопился, ждал, настоящую весну.
Пауль перед отъездом предупредил его:
-Герби, мой старший брат, он натура сложная, злопамятная и нетерпимая, будь осторожнее. Кляйнмихель ещё этот там... подлый человек, я тебя предупредил, будь очень внимателен!
А Герби после происшествия с невестой совсем замкнулся в себе - вызвать его на какой-либо, кроме служебного, разговор было почти невыполнимой задачей.
В конце ноября начали привозить на лечение много обмороженных солдат с Восточного фронта. Все в один голос говорили, что морозы наступили - жуткие.
Элоиза ждала Герби, чтобы показать ему свадебный наряд, а он все отговаривался делами. После поражения германских войск под Москвой - официально объявленный "отход на зимние квартиры", работы у них в отделе стало непочатый край. Сухарь Герберт сумел как-то незаметно избавиться от Фогеля, что заложил Рихтера. Тот получил новое звание и постепенно стал этим кичиться, поясняя свое стукачество верностью рейху. В декабре потребовался в другой отдел знающий специалист, и Герби с чистой совестью порекомендовал туда Фогеля. Зная начальника спецотделения, можно было не волноваться - повышение в любой момент могло выйти боком кляузнику.
В отделе все так же молчали, но стало заметно легче дышать.
А Герберт, прикупив в Вене красивое колье и кольцо, после командировки сумел освободиться на день пораньше, и рванули они с Руди и присоединившимся в последние минуты дядюшкой в имение.
Элоизы в доме не было, растерявшаяся, враз побледневшая горничная рванулась было позвать госпожу, но Герберту не терпелось увидеть восторг в голубых, кукольных глазах Элоизы, и он, остановив горничную, чуть ли не бегом полетел в конюшню сам. Где же ещё может быть его невеста, как не возле лошадей?
Дядюшка уже был там, осматривая своих кобылок, возле него стоял какой-то посеревший Вилли, и у него заметно тряслись руки.
Элоизы не было видно, Герби пошел в дальний конец конюшни, где была небольшая комнатка конюха - там поселился Ганс Штраум. Из комнаты слышались какие-то громкие стоны... Герберт насторожился, и резко распахнув дверь, пораженно замер на пороге...
А в комнатке никто не заметил его прихода - не до того было. Его нежная, легко краснеющая невеста, абсолютно голая раскачивалась и подпрыгивала на лежащем под ней Гансе, а стоящий возле её лица юнец, закрыв глаза постанывал и приговаривал:
-Глубже, возьми ещё глубже... ох, как сладко!
Его невеста ублажала одновременно двух голых мужиков? Герби зажмурился, потряс головой... Невеста же, выпустив изо рта отросток, застонала:
-О-о-о-о, Ганс, давай же.... я уже... сильнее... о-о-о-о!
За спиной Элоизы раздались хлопки, и она повернула свое облитое спермой лицо к порогу, Герби хлопал в ладоши...
-О, доро...гой? Ты почему рано?
А у Герби от этой картины, что-то перемкнуло, лихорадочно расстегивая кобуру, он выхватил пистолет.
-Мразь! - все трое пораженно застыли, фон Виллов прицелился, и тут на его руке повис Руди:
-Нет, Гер, нет! Не стреляй!! Зачем тебе за этих мразей отвечать? Конрад, Конрад!! - он орал изо всех сил, понимая, что с Гербертом ему не справиться.
Конрад, влетевший в комнатку, просек все мгновенно, каким-то чудом выхватил пистолет и вытолкнув племянника из комнаты, скомандовал:
-Всем к стене!! Не шевелиться! Стреляю даже на шорох. Так, хороши! Руди, звони в крипо!!
Элоиза, первой пришедшая в себя, слезливо заканючила:
-Герр Виллов!! Они меня заставили, они надо мной надругались!!
Тот, с которым она занималась оральным сексом, молодой совсем парнишка, упал на колени:
-Герр полковник! Не верьте ей - она сама меня выбрала из всех ребят, за мой самый большой размер!! Я клянусь жизнью!!
-Так, а ты что скажешь?
Ганс как-то мерзко ухмыльнулся:
-А почаще надо было Вашему племянничку объезжать эту кобылку. Она же озабоченная до самых гланд, ей одного мужика всегда мало, и играми этими мы занимаемся почти с первых дней моего пребывания здесь.
-Ты, подлец. Как ты смеешь? - завопила Элоиза, пытаясь сделать шаг к нему.
-Стоять!