-Да, на ребятишек смотрю, эх, война, сколько горя принесла.
Никифор, сидевший лицом к окну, увидел кого-то, быстро прошедшего во дворе, помрачнел и вышел из-за стола:
-Батьк, я у дворе побуду!
Стукнула дверь, и в хату ввалился... Варин папаня. Всего она ожидала, но вот то, что её будущий отец придет с винтовкой и повязкой полицая....
-Ё...!!!
А папаня, хмуро исподлобья взглянув на неё спросил:
-Кто такая, чаго надоть?
-"Ах ты ж, сученыш!" - Разозлилась про себя Варя:
-А тебя не учили вежливости, я намного старше тебя, не находишь?
-Хведька, чаго орешь, тут тябе не ваша эта полицейская хата, и орать никто не разряшал! - тут же осадил его дед Гриша.
-Да я это, не специально, так, чаго-то вырвалось, Грищук много гадостей гаворил! - буркнул Хведя, подсаживаясь к столу.
-Удружил ты мяне бать, усе волками смотрют! -Зато у Германию не отправили!- ответил дед Макар. - Усе же знають, што ты ремонтников охраняешь, никуды больше сват родный не пошлеть.
-Как будто легче от этаго!
Варя во все глаза смотрела на своего отца:
-Вот отчего, милок, ты такой противный потом станешь, а мы-то все удивлялись, что дядьки у нас, твои братья, Гриша и Иван - мужики мировые, а ты - идиота кусок.
Варя поднялась и, сказав, что подождет деда Гришу на улице, вышла на двор. Никифор сидел под навесом сарая на узенькой лавочке. Варя подошла к нему, присела рядом и понемногу разговорила мальчика.
Мальчик, как оказалось, никак не мог смириться, что 'Хведька пошел у полицаи'.
-Вот прийдут наши, як у глаза им смотреть?
-Никишенька, но ведь это не ты, а братец твой будет отвечать за свой поступок.
- А я яго братка! - с горечью воскликнул Никифор.
Варя порывисто обняла своего худенького мальчика:
- Мальчик, мальчик, не переживай так - Федька старше тебя, а на долю каждого из нас в эту жуткую пору выпало очень много испытаний. Твои ещё впереди, не думай про Федьку. Тебе сейчас сколько лет, шестнадцать?
- Ну да!
-Когда придут наши, фрицев надо будет ещё ой как далеко, до Берлина гнать, ещё и ты повоевать успеешь, уж очень далеко фашисты к нам забрались.
У Вари все-таки поползли слезы.
-Теть, ты чаго плачешь? - уставился на неё дядюшка.
-Да, мальчик, я старше вас намного, вот и печалюсь за всех солдатиков, кто воюет, и кому ещё предстоит.
Ну, ведь не скажешь ему, что племянница плачет, зная его такую короткую жизнь...
Из хаты вышел дед Гриша.
-Хади со мною, Никиш, возьми у сарайке баночку и приняси...
- Мазь у мяне ешче до войны сделаная, - пояснил он Варе, - пчел-то, можа сказать, не осталося, вот и мало кому даю. Но Лешаму я обязан, да, ён у страшное время меня с Хведькою спас. Макарка у тюрьме, на Беломорканале был, кум родный поклеп возвел, малые у матки Арины, другой жены Макарки были, а мы с Хведькой побиралися, як выжили... погибали уже, а Леший нас подобрал и пристроил меня к Карлу на пасеку, а добро, дочка, увсягда надо помнить. Кагда уже наши прийдуть, да и прийдуть ли?
-Придут, дедушка, обязательно придут, вон, слух уже идет, дали наши по зубам под Вол... Сталинградом, я немного немецкий понимаю, вот и слышала, как на посту немцы проклинали руссзольдатен, которых никак не удается в Волге утопить.
-Правда ли, дочка?
-Правда, дедушка, сам знаешь, русские долго запрягают, да быстро ездят, ох и наваляем мы фашистам, вот увидишь.
- Ох, дожить бы!
-Доживем, ведь мы упертые.
-Что да, то да... от я, жисть била-колотила, а усе равно выживаю.
Варя поцеловала его в небритую щеку:
-Вот такая упертость и помогает жить внукам-правнукам!
И ведь сказала чистую правду. Вот сейчас, увидев своих родных, конкретно поняла, что именно прадедова упертость помогала им всем преодолевать всякие сложные ситуации.
Варя не удержалась - щелкнула несколько кадров на свой бережно хранимый фотик-мыльницу, который перед поездкой зарядил Герби. Если суждено вернуться домой, то у брата и сестры будут фотки дядюшки и прадеда Гриши, да и остальных Беликовых в таком юном возрасте.
Распрощавшись, расцеловав всех дядюшек, кроме своего отца - ну не смогла она себя пересилить, зная какая скотинка будет из него впоследствии - они, трое его будущих деток, росли без него. Одно утешало - в сорок третьем взяли в армию, значит не было на его душе и руках загубленных душ. Иначе вместо фронта трубил бы лет ...дцать в местах не столь отдаленных.
Про себя же решила, что братику и сестре не за чем знать про эту историю - отец полтора года воевал, был ранен, были и солдатские награды, сейчас его уже десять лет как нет, пусть так и останется.
ГЛАВА 13. Варя шла домой четыре дня, ночуя в попутных деревеньках. Казалось бы - попривыкла уже к людскому горю, но увиденное по пути в Раднево цепляло с новой силой. У неё разболелось сердце, особенно тяжко было, когда видела худеньких, до прозрачности ребятишек с взглядами столетних стариков. Нищета, разруха, голод... больно смотреть в живую на такое, и в то же время, до слез и спазмов в горле брала гордость за народ, за этих вот замотанных, постаревших на много лет, но таких несгибаемых русских женщин, пожилых людей и подрастающих детей. Прекрасно зная, что ещё им предстоит, она мысленно низко кланялась им и действительно понимала - лучше Тютчева не скажешь:
- "У ней особенная стать! В Россию можно только верить!"
Руди с утра высматривал Варю, суетился, приготовил в чугунке немудрящую еду - нарезал крупными кусками картофель, посолил, украдкой, чтобы никто не увидел, залил молоком, поставил в печь, 'томиттса' - как говорит Варья. Во втором чугунке заварил травы для банья. После обеда затопил банья - уже справлялся без помощи фрау-сосьедка, и приготовился ждать.
Варя уставшая, умученная, грязная прибрела уже ближе к комендантскому часу, еле переставляя ноги вошла в хату... Как обрадовался Руди! Он суетливо захлопотал вокруг неё, а она благодарно улыбаясь, отказалась от еды и, взяв чистое белье, пошла в баню.
Она долго намывалась и, казалось, вместе с водой уходит усталость, и становится легче на душе, не зря с древности считалось, что вода уносит все печали, и предки очень уважительно относились к воде - она очищает, уносит отрицательную энергию и всегда, глядя на текущую воду, в душе наступает равновесие.
Отмытая до скрипа вышла в предбанник и попала в такие уже родные и бережные объятья своего немца, который только что вошел.