-Здорово, старый черт! - прогудело от калитки, и дед молнией метнулся туда:
-Лешай, дружищще, жив!
Могутный Леший и мелкий Никодим смотрелись потешно, но друзья безумно были рады друг другу.
-Вот, старый интриган! Я ведь так и прикидывал, что с нашими уйдешь, натура твоя не та, чтобы на печи отсиживаться. Да и Викешка вмиг заявился - старые долги тебе отдать.
-От гад, не добил я его тагда, жалко.
Дед выругался, а Леший уважительно разглядывал дедовы медали:
-А где - "За взятие Берлина"?
-Так я же у Праге был, от скажу тебе, красивый город! Да, довялось Европу тую пройтить, посмотрел.
-Гринька, - тут же шумнул дед, - чаго стоишь, стол накрывай!
-Дед, наши усе вечером будут!
-Вечером - другой коленкор, сейчас мы с Лешем посидим, погутарим. Ох и соскучился я за вами за всеми.
-А чего же писал тогда?
-Да, Лешай, ты жа знаешь, як я писать могу.
-Ну продиктовал бы кому, молодые-то были?
-Да чаго-то стеснялся просить - вроде боевой дед и такая оказия. За пацанов был спокоен, думал, при Глашке, а тут, вишь как.
-Ага и Василь до Родиного письма больше двух лет не говорил совсем, и Гриньку у Бунчука немец еле отбил.
-Да ты што? От сукин выродок! А ты чаго ж глядел?
-Я его при отце и сыне Краузе предупредил, - Леший показал свой кулак-кувалду, - а он в Радневе обожрался дурной самогонки ну и ...
-И чаго ж?
-Повесили его через два дня за нападение на немецкого офицера.
-Чаго заслужил! А Слепень не объявлялся?
-Шлепень был в полицаях, но не лютовал, наоборот, старался никуда не лезть, а потом штыком заколол Яремчука-младшего, и исчез, когда только наши Сталинград им устроили.
-Яремчук, это которай сопливай, или постарше?
-Постарше - тот воевал, вот матка ждет домой, а младший... захотел отомстить всем, кто его малого лупил.
-Не, ну все же воявали? - удивился дед.
-А родственники-то были тут.
-От гнилое семя!
-А ещё скажу тебе Никодим, схороны твои пригодилися, мы тут партизанили, вон твои внуки по медали заслужили.
-Ребяты? Оба? - не поверил дед.
-Оба, оба.
Дед вытащил из своего набитого вещмешка две банки консервов:
-"Второй хронт" называются.
-Давай по нашему, без разносолов, вон, огурца хватит, - сказал Леш, - а консервы бабам вечером, хоть попробуют.
Сидели два закадычных друга и вели разговоры обо всем, ближе к вечеру пришел и третий их друг - Самуил.
А вечером налетели на мелкого деда бабы, дед только посмеивался:
-Ох, девки, чаго вы меня до войны-то не разглядели, я помоложее был. У армии правда сбавил себе пяток годков, то у тыл бы отправили - якой тыл, кагда вы под немцем были? Да и побил я их гадов немало!
-Лешай, помнишь того командира-то, ну, что раненого оставил тебе?
-Ну да!
-Сынок мой названный, ранило четвертого мая, долечится вот - приедет, у него всю родню... от и приедет до нас.
-Хорошо, мужики нам ой как нужны!! - оживились бабы.
А когда налили всем по лафитничку, дед, став серьезным, встал и проникновенно сказал:
-Ну, что сказать, рад видеть вас всех живыми, спасибо великое, за усе, што мальцов не бросили, всем, кто не дожил - светлая память!
Бабы захлюпали носами, а Стешка, тряхнув косой, собранной узлом на затылке, сказала:
-Бабоньки, мы свои слезы на Победу все выплакали!!
-То да!
Победа, хотя все ждали её со дня на день, все-таки случилась неожиданно.
В четыре утра, когда ещё только начинало бледнеть ночное небо, в Крутовскую избу постучали. Сонная Ефимовна пошла открывать, послышался какой-то быстрый говор и громкий крик Ефимовны:
-Вставайте, вставайте скорее!
-Что? - подскочила Стеша, Гринька и Василь свесили головы с печки.