Глеб встал, с трудом сдерживаясь. Вытащил из бумажника несколько купюр, кинул на стол.
- Ну что ж, я рад, что у тебя все сложилось. Живи счастливо и постарайся не держать на меня зла. Это для кармы вредно.
Он вышел на улицу, прихрамывая больше, чем обычно. Набрал Никиту.
- Все, солнышко, можешь меня забирать.
Солнышко подъехало через десять минут. Как раз в тот момент, когда из кафе вышла Ирма. Как назло, видимо, заметив его неестественную позу, Никита вылез из машины открыть Глебу дверь. Ирму он увидел слишком поздно.
- Мое почтение, — кивнул Ник.
Вежливый мальчик. Глеб плюхнулся на сидение. Ирма фыркнула:
- Так он у тебя еще и швейцаром…
- Он у меня – всем! Поехали.
Никита завел мотор.
- Как все прошло, не спрашиваю, по тебе видно, — заметил Ник. – Куда едем?
- Домой. Никит, возьми, пожалуйста.
Глеб вытащил из кармана пиджака кусочек пластика, положил на приборную панель.
- Это что?
- Карточка. Пин-код – мой год рождения. На ней половина суммы за машину.
- Зачем?
- Чтобы было. Там накопительный вклад, можешь каждый месяц проценты снимать, а основную сумму не трогать.
- Я спросил, зачем мне это?
- На всякий случай. Мало ли, что со мной случится.
Вообще-то он собирался сказать эти слова Ирме. И карточка предназначалась для нее. Никита резко крутанул руль, выравнивая Бэху:
- С тобой ничего не случится. А без тебя мне твои деньги не нужны. И вообще теперь зарабатывать в этом доме буду я.
Глеб хмыкнул.
- Ну пусть в машине карточка валяется, значит. На черный день.
Никита еще что-то ворчал себе под нос, пока они ехали домой. А Глеб думал о том, что вечером его ждет теплая кровать, вредный, но вкусный ужин, интересная недочитанная книжка про переселение душ и любимый мальчишка, которому он обязан всем этим счастьем.
@@@
Карточку из машины Никита все-таки забрал. Мало ли, где он Бэху бросает, а они сейчас не в той ситуации, чтобы деньгами сорить. Пристроил в ящике стола, твердо решив не трогать ее без крайней нужды. В целом дела на бирже у него шли не так уж плохо, среднемесячную зарплату рядового учителя или врача в день он зарабатывал исправно. Но и расходы у них были немаленькие. Если Никите для счастья было достаточно, чтобы в доме водилась пачка кофе и пачка сигарет, то Глеб считал, что «жрать нечего», если дверка холодильника закрывалась свободно, а не с третьего пинка. Плюс его лекарства, которые обходились в круглую сумму, плюс содержание дома. А еще всевозможные причуды в виде беседки или гончарного круга, купленного не далее, как вчера. Вдруг выяснилось, что в детстве Глеб очень любил лепить, и у него неплохо получалось. Но развивать эту способность не было ни времени, ни возможности. Теперь, когда время появилось, он вспомнил о лепке, и пришлось срочным темпом ехать за кругом и глиной. Потом помогать со всем этим добром разобраться. А вечером отмывать перемазанное с головы до ног сокровище в ванне.
Никита с энтузиазмом поддерживал любые причуды, рассуждая, что чем бы дитя не тешилось, лишь бы вены не резало. И Глеб действительно с удовольствием погружался в новые занятия, радуясь, как ребенок, когда у него что-то получалось.
Значительную часть расходов удалось сократить, отказавшись от аренды офиса и распустив коллектив. Это решение хоть и было вполне закономерным, далось Глебу с большим трудом. С некоторыми из музыкантов он проработал больше десятка лет, с шофером Игорем – почти двадцать. Но сложнее всего оказалось уволить девчонок подпевки, они закатили форменный скандал на тему «Мы отдали вам лучшие годы». Никита, присутствовавший при непростом разговоре как раз во избежание внештатных ситуаций, только качал головой и нервно курил, слушая увещевания Глеба о том, что они прекрасные артистки и молодые красивые девчонки, найдут себе новый коллектив или просто удачно выйдут замуж. Как же, выйдут они, девчонки. Ровесницы Ника, если не старше, и лошади те еще. Раньше надо было думать, а не ждать непонятно чего годами. Вот кого Никита совершенно не жалел. Томные взгляды, которыми они провожали то Глеба, то его самого, стоило появиться за кулисами, Ника раздражали уже давно. И хотя он понимал, что Глеб никогда не станет спать ни с кем из своего коллектива, ничего с собой поделать не мог.
Как раз вечером дня, когда они официально распустили коллектив, произошло совершенно неожиданное событие. Глеб возился с гончарным кругом, пытаясь изобразить кувшинчик. Получалось плохо, судя по всему, любимый был расстроен и никак не мог сосредоточиться. Под гончарную мастерскую приспособили свободную комнату на цокольном этаже, где раньше Ирма складировала всякий хлам. Никита облюбовал здесь себе диванчик и сидел в Интернете с планшета, вполглаза приглядывая за Глебом. Он так и не смог избавиться от привычки ходить за ним по пятам, и дело было не в том, что он чего-либо опасался, ему просто хотелось быть рядом.
Телефонный звонок прозвучал так внезапно, что Глеб непроизвольно дернул рукой, и без того кривобокому кувшинчику пришел конец.
- Твою же мать… Никитка, посмотри, кто, пожалуйста, у меня руки в глине.
Ник хмыкнул, ибо в глине у Глеба были не только руки, но и почему-то мордочка, и потянулся к его мобильнику.
- И кому там неймется?
- Дядюшке.
- Тогда бери.
- Привет, это я. Глеб тут художественным творчеством занимается. Нет, не на мне, на гончарном круге. Что передать? Да ну?
Никита несколько минут слушал, сразу став серьезным.
- Хорошо, я все ему передам. Угу, позвонит. Спасибо, Ром.
Глеб водрузил на круг новую порцию глины.
- Ну и что там опять стряслось?
- Ты не представляешь даже. Троянов объявился.
- Чего? Кто объявился? – Глеб остановил круг и вылез. – А Рома причем?
- Не знаю, я сам ничего не понял. Сказал, что Троянов сейчас минут через десять тебе перезвонит, чтобы ты взял трубку.
- Да уж непременно возьму.
С Трояновым Глеб разговаривал в спальне, прикрыв за собой дверь, вернулся с растерянным видом.
- Никит, у нас пожрать есть что-нибудь приличное?
- Ты опять голодный?! Мы же ужинали два часа назад!
- К нам гости едут. Славка. Надо что-нибудь на стол накрыть.
У Никиты только что челюсть не упала.