Дома. Олег
Ноги сами несли его по привычному маршруту. Маршруту бешеной собаки, когда ей семь вёрст не крюк. То есть прежде, чем ехать домой, поехать в другую сторону, выйти на уже не чужой остановке, зайти в один знакомый подъезд, подняться на пролет выше нужного этажа, занять привычное место у окна и проторчать там полчаса, час, два — пока глупое сердце не поймет, что нет, не вернулся Наиль домой. Сегодня нет... Всё еще нет. Третий месяц нет... Примелькался курящим соседям и пенсионеркам. Когда на улице было тепло, занимал пост в песочнице и печально сверлил взглядом темное окно на третьем этаже, скрипел качелями. Молодые мамаши уже привычно оставляли под его присмотром малышей на прогулке, случись им надобность сбегать в ближайший магазин за хлебом.
Но сегодня у Олега появился законный повод попасть внутрь квартиры. Его квартиры. Наиля. Ильки. Когда он был здесь в последний раз, Наиль открыл дверь — такой растрепанный, немножко лохматый, чуть-чуть сердитый, с голым торсом, запыхавшийся и возбужденный от танца. О, это шикарное воспоминание до сих будоражило кровь и согревало в минуты отчаяния. Сколько бумаги он извёл на эскизы и рисунки! Жаль, что это было только раз, а сама голая натура исчезла и не появлялась, мучая долгим ожиданием единственного фаната, то есть его, Олега.
Длинными прыжками Олег взлетел по ступенькам на нужный этаж и требовательно нажал на кнопку звонка. Дверь открыли очень быстро и, с обманутой надеждой, отступили назад. Здесь тоже ждали звонка. Звонка от пропавшего сына, а не пойми кого на пороге.
Олег затараторил:
– Здрасте! Я одноклассник. За спортивкой. Мне поручили, и вот я пришел забрать. Потому что столько пропусков, а там мальчику надо...
– Проходи, раздевайся. – Мать Наиля не стала переспрашивать и пригласила его в дом. – Раздевайся, мой руки и чай пошли...
– Я на минуточку, только забрать, – смутился Олег.
– Никаких минуточек. Никаких «только». В этом доме есть правила... – Она указала рукой на табличку «Правила этого дома» и ушла на кухню. «Открытое — закрыть. Грязное — помыть. Голодного — накормить. Грустного — обнять». Хорошие правила, хороший дом.
Олег выдохнул, охотно скинул верхнюю одежду, вымыл руки. И делая всё это, жадно оглядывался по сторонам. Вот в это зеркало Илька смотрелся, вот здесь тоже мыл руки. Вот здесь...
Он заглянул на кухню:
– А спортивная форма волейбольной команды?
– Сумка в комнате. Сейчас принесу.
– Я сам, – вырвалось у Олега поспешное и он смутился. – Можно?
– Можно, – грустно вздохнула мать Наиля.
Сумка нашлась сразу же, но Олег не торопился. Огляделся, понюхал воздух. Тот ничем не пах, но ведь это была комната Наиля. Здесь он спал, читал, делал уроки, мечтал.
Комната как комната — кровать, стол, стул, шкаф. От обычной комнаты обычного подростка эту отличал только шкаф – огромный, занимавший весь торец комнаты от стены до стены, с зеркальными дверцами, необходимыми любому танцору на репетициях. Странно, но кроме этих зеркал ничего примечательного не было. Ни тебе постеров любимых музыкальных групп, ни ярких книг-комиксов, ни кричащих штор и конструктора Лего. Никакой любимой с детского сада машинки или футбольного мяча. Никакого подросткового бунта. Чистота и порядок.
А был ли мальчик? Ну как так он жил? Неужели у него кроме школы и танцев не было ничего?
Олег посмотрел на зеркальную поверхность шкафа и потянул дверцу. Та, держащаяся на встроенных роликах, отъехала в сторону. Ну вот да. Костюмы и обувь для танцев: яркие цвета, блестящие ткани. И полки с наградами и грамотами – весь праздник был здесь.
Но... Он тогда сказал: «Я бросил танцы». И что у него осталось в итоге? Неужели и правда, Наиль бросил танцы?Почему? Из-за чего? Или кого? Какая причина его исчезновения?
Классная руководительница сообщила классу официальную версию: уехал к родственникам, кажется, в Казахстан. А может, в Киргизию. Одноклассники немного обсудили это и забыли. Наиль привычно где-то в отъезде, ничего нового. Только вот Петрову неймется. И только Олег считает это странным: мальчик уехал, а родители остались. Ну, допустим, но ведь мог предупредить хотя бы его, что уезжает. Ведь мог? Все-таки волейбольные соревнования... Подвел команду. Хотя, если честно, то не особо подвел, всего две тренировки, он просто не успел влиться в неё. Кстати, команда тогда выступила неплохо — третье место в городе и пятое в области.
Олег провел ладонью по шуршащим тканям концертных костюмов. Захотелось, как в дурацких любовных фильмах, уткнуться носом в атлас рубашки и вспомнить запах...
– Чай стынет... – донеслось с порога комнаты, и он резко присел перед сумкой, делая вид, что проверяет, всё ли на месте. «Дурак, – ругал Олег себя, – у тебя же сумка с его вещами! Трогай сколько хочешь. Но только дома, не здесь. Дебил. Палево же».
Мать Наиля нежно взлохматила его волосы:
– Пошли пить чай с пирожками. Вместе полистаем альбом с фотографиями.
Олег кивнул, не поднимая головы, на глаза навернулись слезы. Кажется, его мама всё поняла, но выгонять не спешила.
– Знаешь, Олег... Правильно я тебя назвала? Олег Лосев, да? Наиль рассказывал — вы в волейбол выиграли. Так странно, я всегда запрещала ему спорт. Это травмоопасно. Он же должен беречь ноги. И он всегда был послушным, а тут какой-то волейбол... Какой-то Олег... Нет, ты не подумай, что мы ругались. У нас доверительные отношения и он не сбежал из дома...
– Где он? – резко спросил Олег. Неужели он наконец узнает правду?
Мать Наиля грустно пожала плечами:
– Это же монголы... Вечно их по степи носит. На месте не сидят. Что один, что другой... Сначала отец... Вот и сын теперь тоже... Ты не переживай, – спохватилась она, что гость грустит, – они всегда возвращаются. Наиль вернется. Я знаю, он жив. Знаю, что вернется. Если сам не сможет, то отец его разыщет. Обязательно. Так и будет. Веришь?
Олег чувствовал, как мурашки бегут по спине от этого колдовского «знаю». А еще — что тоже «знает». Знает сердцем: так и будет — он вернется.
– Я скучаю... Очень...
Неожиданное признание вслух удивило его самого, но не удивило мать Наиля. Она мягко улыбнулась, взяла его под локоть и потянула на кухню:
– Поэтому мы пойдем пить чай и смотреть фотографии.