Поскольку Том, вняв увещеваниям мистера Уодема, более не возражал против сближения своей кузины с мисс Крофорд или по крайней мере не высказывал подобных возражений, Сьюзен оставалось только ожидать удобного случая; и как-то утром, несколько дней спустя, когда миссис Осборн пришла навестить леди Бертрам, она воспользовалась неожиданной свободой и отправилась через парк к Уайт-Хаусу.
Не без трепета позвонила она у дверей.
После того как от Мэри пришло первое письмо, предназначенное Фанни, в Мэнсфилд-Парке о Крофордах столько говорилось, высказывалось так много намеков и догадок, что Сьюзен не оставляло чувство, будто ей предстоит встретиться с героиней нелепейшей слезливой мелодрамы. Казалось, в воображении Тома рисовался обманчивый, как мираж, образ мисс Крофорд, обольстительной сирены, чье губительное очарование некогда едва не совратило с пути истинного младшего из братьев Бертрам — Эдмунда, всегда служившего образчиком благонравия и здравомыслия, — а впоследствии завлекло в ее сети незадачливого Ормистона. Бедняга женился на этой особе, и посмотрите, что с ним сталось! Он повредился рассудком, впал в безумие и взаперти влачит скорбную жизнь свою! Правда, Уодем и в особенности его сестра отзывались об этой даме в самых восторженных выражениях, однако он, Том, не так прост; он не приблизится к Уайт-Хаусу на пушечный выстрел; пусть мисс Крофорд не воображает, будто ей удастся обвести его вокруг пальца.
Мнение Джулии, высказываемое громогласно всякий раз при появлении в Мэнсфилде, было еще более враждебным. «Коварная интриганка, холодная, бессердечная злодейка, — гласил ее вердикт. — Мэри Крофорд старалась всеми силами обольстить Эдмунда, добиваясь, чтобы тот попросил ее руки, как раз в тот момент, когда возникли серьезные основания опасаться за жизнь пораженного чахоткой Тома, ведь в случае смерти старшего брата Эдмунд унаследовал бы титул баронета; поняв же, что ее надежды напрасны, эта злокозненная особа тотчас исчезла. Позднее она исключительно из злобы убедила своего брата Генри посетить званый вечер в ее доме; там Крофорд вновь встретил Марию Бертрам, недавно вступившую в брак; эта ужасная женщина повинна в бесчестье злополучной Марии». Для Мэри Крофорд ни у кого не нашлось ни единого теплого слова. Впрочем, разумеется, все признавали, что она занимательная и приятная собеседница, обладает живым умом, хорошо поет и премило играет на арфе.
— Но мы-то знаем, что увлекательные речи и мнимые таланты не могут составлять предмет устремлений женщины утонченной, наделенной безупречным вкусом, не правда ли, моя дорогая Шарлотта?
— Ах, ну конечно, — протянула Шарлотта, которая подобное суждение, несомненно, одобрила, поскольку сама не отличалась ни прелестью речей, ни какими-либо талантами.
Сьюзен назвала свое имя отворившей дверь горничной и попросила передать мисс Крофорд, что будет рада побеседовать с ней, но только если та готова принять гостью. Вскоре ее пригласили подняться в комнату больной.
Прежде всего Сьюзен поразила необычайная элегантность обитательницы Уайт-Хауса. Мисс Крофорд возлежала на подушках в изящном пеньюаре из прозрачной кисеи, надетом поверх сорочки из тончайшего газа, и во французском ночном чепце. Спальня купалась в лучах солнца; окна, откуда великолепно виден был Мэнсфилд-Парк, выходили на юг; поток свежего воздуха, врываясь в комнату, колыхал широко раздвинутые шторы. Постель больной располагалась так, чтобы можно было наслаждаться открывавшейся из окна панорамой; возле кровати стоял стул.
Сьюзен нерешительно застыла в дверях, с тревогой вспомнив, что перед ней светская дама, привыкшая к блеску и великолепию лондонских гостиных. Сьюзен никогда прежде не доводилось встречаться с подобными особами, надо ли удивляться, что ее охватила паника. О чем говорить с мисс Крофорд? Чем ее занять?
— Моя дорогая мисс Прайс… о нет, я стану называть вас Сьюзен. Вы не будете возражать? Мне кажется, мы с вами уже так близки, что можем пренебречь обычными в подобных случаях формальностями. Присядьте, пожалуйста. И возьмите другой стул, если этот вам не нравится. Стулья в наемных домах всегда такие неудобные… ох, умоляю, простите меня! Я совершенно забыла, что дом этот принадлежит вашему кузену. Должно быть, его стулья превосходны, и вам не придется за них краснеть.
Не в силах удержаться от смеха, Сьюзен опустилась на стул, который нашла вполне удобным. Приглядевшись внимательнее к своей собеседнице, она заметила, что изысканный наряд скрывает страшную худобу и смертельную бледность. Несчастная женщина! Неужели некогда ее почитали красавицей? Теперь она походила на призрак, облаченный в саван!
Лицо мисс Крофорд, поражавшее прежде изяществом формы и прелестью черт, было костлявым, туго обтянутым кожей; сверкающие темные глаза глубоко запали, а прекрасно очерченный рот, обрамленный двумя горькими складками, скорбно сжался. Но стоило ей заговорить, и тягостное впечатление скрадывалось очаровательной любезностью обращения, той удивительной легкостью, с которой смеялась она над собой и бедственным своим положением.
— Боже, какая нелепость! Обременив бедного брата сумасбродной просьбой сопроводить меня в Мэнсфилд, я узнаю, что двух близких мне людей, которых я так страстно мечтала увидеть, здесь нет и долго еще не будет! Всю свою жизнь я без конца совершаю подобные безрассудства, предаюсь несбыточным фантазиям; в самом деле, если поразмыслить, вся моя жизнь — не более чем погоня за недостижимой мечтой. Только вот теперь я уж не припомню, о чем мечтала. Возможно, всем нам свойственно обольщаться надеждой и строить воздушные замки? А вы, мисс Прайс… я хотела сказать: Сьюзен. Я задумала обращаться к вам по имени, потому что уже чувствую себя вашей сестрой. Когда-то моей заветной мечтой было назвать сестрой нашу дорогую Фанни, но надежде этой, увы, не суждено было сбыться; однако ж я так и не смогла избавиться от давнего обыкновения. Я по-прежнему думаю о ней как о сестре. А потому, милая моя Сьюзен, вам тоже надобно признать наше родство. У вас есть еще сестры? По-моему, Фанни как-то упоминала о младшей сестрице — Белинде или Бетти?..
— Бетси, сударыня… Удивительно, как это вы запомнили!
— Мэри, зовите меня Мэри. Сколько же лет Бетси?
— Ей всего девять.
— А ваши братья? Я помню очаровательного Уильяма, который был произведен в лейтенанты благодаря покровительству моего дяди адмирала. Как он поживает?
Сьюзен рассказала, что Уильям, ушедший теперь в плавание по Средиземному морю, надеется в самом скором времени стать капитаном, а затем поведала о судьбах остальных братьев: Сэм служит гардемарином; Том с Чарлзом проходят обучение в портсмутском морском училище; Джон состоит на государственной службе в Лондоне, но не дает о себе знать уже несколько лет; Ричард — лейтенант на торговом судне Ост-Индской компании.
— Какая чудесная семья, — вздохнула мисс Крофорд. — Хотя, полагаю, в свое время мальчики доставили вашей матушке немало волнений и тревог. Зато теперь они неиссякаемый источник радостей. Как счастлива, должно быть, ваша матушка! Я же, так и не ставшая матерью и обреченная остаться бездетной, могу лишь находить утешение в обществе детей моих друзей. Но расскажите мне скорее о Фанни, у нее двое деток, насколько мне известно. Сколько же им лет?
— Крошке Уильяму всего несколько месяцев от роду; Фанни взяла его с собой.
— Господи, благоразумно ли это? И все же я могу ее понять, ей не хотелось расставаться с малюткой. А другой ребенок?
— Девочке три года, она осталась в Мэнсфилде; как-нибудь, если у вас будет желание и здоровье вам позволит, я приведу ее к вам. Ее зовут Мэри. Она прелестна и походит на обоих родителей…
Сьюзен невольно замолчала, сердце ее сжалось от сострадания, когда мисс Крофорд достала из сумочки батистовый платок и незаметно вытерла слезы, блестевшие у нее на ресницах. Мгновение спустя она заговорила, голос ее звучал хрипло:
— Мэри? Фанни и Эдмунд назвали дочь Мэри?
Сьюзен заколебалась в нерешительности. Прежде ей не приходило в голову, что между мисс Крофорд и маленькой дочерью Фанни, носившей имя Мэри, могла быть какая-то связь. Более того, Сьюзен и теперь не поручилась бы, что такая связь существует; сказать по правде, подобное предположение казалось ей совершенно невероятным. Должно быть, ребенка назвали в честь еще одной сестры в семействе Прайсов, следующей по старшинству после Сьюзен. Эта прелестная малышка умерла в семилетнем возрасте, ее тоже звали Мэри, и Фанни питала к ней самую нежную привязанность; до переезда старшей из сестер в Мэнсфилд девочки были необычайно близки. И все же Сьюзен вовсе не была убеждена, что ее племянницу назвали Мэри в память о безвременно почившей малютке; быть может, Эдмунд выбирал для нее имя? В любом случае жестоко было бы разуверять несчастную больную, преисполненную самой трогательной благодарностью и восторгом; подобные чувства, несомненно, для нее целительны. Лицо Мэри оживилось, недавняя восковая бледность, столь испугавшая Сьюзен, сменилась легким румянцем.
Мисс Прайс ограничилась осторожным ответом:
— При крещении девочку нарекли Мэри Френсис; Френсис — в честь нашей матушки.
— Я буду счастлива познакомиться с ней; вы должны привести ее ко мне в самом скором времени. Я уже питаю к ней нежную приязнь, будто она моя крестница. А теперь расскажите об остальных своих близких: полагаю, леди Бертрам все та же, рассеянная, незлобивая, однако она не потрудится даже пальцем пошевелить ради кого бы то ни было, верно?
Сьюзен улыбнулась:
— Да, моя тетушка не переменилась.
— А вы, я убеждена, заботитесь о ней с той же необыкновенной кротостью, с тем же терпением, что отличали сестрицу вашу Фанни, когда обязанность эта лежала на ней, отчего мой брат и влюбился в нее без памяти.
— О нет, — поспешила возразить Сьюзен, — я вовсе не так терпелива, как Фанни; на самом деле я нередко досадую на тетушку и на кузину Джулию, так что едва владею собой.
— И все же вам удается сдержать себя. О, теперь я узнаю в вас милую Фанни; поначалу я не уловила сходства; вы, несомненно, выше ростом, и красота ваша ярче, но я замечаю в вас ее черты. Вы та же Фанни, но более сильная и решительная. Сказать по правде, насколько я помню, леди Бертрам подчас бывает несносной, и если бы временами вам и впрямь случалось топнуть ногой, издать вопль и выбросить в окно ее рукоделие, вы встретили бы полное мое сочувствие и лишь воздали бы тетушке по заслугам.
— Ох, нет! Бедная тетушка! Мне так часто бывает жаль ее. Жизнь ее ничем не заполнена и скучна.
— Леди Бертрам сама избрала такое существование, — возразила Мэри Крофорд. — Как и все мы, она лишь пожинает то, что сама посеяла, и ее жизнь куда благополучнее, чем у многих других. Но вы упомянули о Джулии, как она? Вышла замуж за того напыщенного говоруна, помнится, его звали Йейтс? И что же, они неплохо ладят?
— Кажется, да. Они не слишком часто бывают вместе; мистер Йейтс почти всегда занят охотой или рыбной ловлей, а Джулия наведывается с Мэнсфилд так часто, как только может. С ними живет ее золовка, младшая дочь лорда Арнклиффа.
— Шарлотта Йейтс — премерзкая девица; помнится, я встречала ее в Лондоне, — отозвалась Мэри Крофорд. — Судя по выражению вашего лица, вы не питаете особой приязни и к Джулии, но из добросердечия или из осторожности этого не показываете. Однако вам нечего опасаться. Я не выдаю чужих секретов, можете смело мне исповедоваться, считайте меня своей духовной матерью, если хотите.
Она улыбнулась Сьюзен, и та с изумлением подумала: «Боже, как я могла счесть мисс Крофорд безжизненной и бесцветной? Да она настоящая красавица!»
— А Том? Что сталось с ним? Теперь он сэр Томас. И как он сносит бремя почестей? Не без труда, думается мне; никогда ему не сравняться с отцом его. Он не разделял убеждений сэра Томаса и, увы, не обладает его способностями. Бедный, скучный Том, его скудный ум занят лишь лошадьми да игорными долгами.
Неожиданно для себя самой Сьюзен вдруг ответила:
— Тому приходится нелегко, сударыня! Внезапно сделаться главой семьи и взвалить на себя все заботы и обязанности, налагаемые новым положением, разумеется, весьма неприятно и обременительно, однако Том понемногу постигает эту науку. Он привык вести жизнь беззаботную, и гнет многочисленных обязательств тяготит его необычайно, вдобавок Том, возможно, относится к ним с чрезмерной серьезностью; кроме того, он искренне скорбит о своем отце и горюет об утрате. Но я верю, что со временем он станет таким же рачительным хозяином, почтенным землевладельцем, как и покойный сэр Томас. Он всеми силами стремится к этому, пусть и не обладая пока драгоценным опытом.
Мэри Крофорд прищурилась, внимательно разглядывая гостью.
— Вижу, Том обзавелся честным, беспристрастным адвокатом в лице своей кузины Сьюзен; или, быть может, вы все же пристрастны? Уж не питаете ли вы к нему чувства более теплые, нежели родственная привязанность?
— Боже, нет! — поспешно воскликнула Сьюзен. — Уверяю вас, вы ошибаетесь! По правде говоря, мы с Томом обычно не ладим; я слишком долго была для него всего лишь «маленькой кузиной Сью», чтобы теперь он вдруг увидел во мне особу, чье мнение надобно принимать во внимание.
— Ах вот как! И потому он откровенно пренебрегает вами и ни во что вас не ставит. Я хорошо помню, как часто Том с тем же пренебрежением обходился и с Фанни, вызывая самое искреннее мое негодование. Выходит, кузен Том — бесчувственный болван и вскорости непременно женится на Шарлотте Йейтс?
— О, надеюсь, нет! Мне невыносимо думать, что моя бедная тетушка Бертрам окажется в подобном обществе. Шарлотта будет дурно с ней обращаться, я уверена.
— А вы нисколько не эгоистичны, — смеясь, отвечала Мэри. — Думаете только лишь о своей тетушке. Но что станется с вами в подобных обстоятельствах?
— Ну, я не смогла бы остаться в Мэнсфилд-Парке; не сомневаюсь, Шарлотта не желала бы видеть меня в своем доме. Если мисс Йейтс станет женой Тома, мне придется переехать в пасторат, где Фанни всегда примет меня с радостью; вот только не знаю, как обойдется без меня моя бедная тетушка. Однако, хотя Джулия страстно желает этого союза, мне думается, Том вынашивает совсем другие планы. Он выказывает заметный интерес к мисс Харли…
— К Луизе? Кажется, я ее припоминаю, — живо откликнулась мисс Крофорд, обнаружившая поистине феноменальную память. — Сирота, с приличным состоянием, живет в Грешем-Хилле с какими-то родственниками по фамилии Мэддокс?
— Да, это она.
— Ей не было и шестнадцати, когда я впервые приехала в Мэнсфилд… Помнится, она без умолку говорила и смеялась; приятная девушка, неглупая, но ужасная трещотка. Очаровательное личико, надобно признать; светлые волосы и кожа нежная, как у ребенка, да вдобавок по-детски простодушные голубые глаза. Да, она превосходно подойдет Тому Бертраму и, осмелюсь сказать, станет обращаться с его матушкой не в пример лучше, нежели протеже Джулии. Но довольно о Томе, мы с вами уже решили его судьбу. Что вы расскажете мне о себе, моя дорогая?
— О себе?
— Ну же, не тушуйтесь! Оставьте ложную стыдливость. Вам нет нужды напускать на себя строгость в моем обществе, изображая скромницу. Не хотите же вы сказать, будто здесь, в Мэнсфилде, с вашей наружностью, с вашими достоинствами вы не обзавелись еще поклонниками?
— Боюсь, это правда, — вынуждена была признать Сьюзен. — Мы ведем здесь жизнь самую тихую и уединенную; моя тетушка не выезжает и никогда не бывает в обществе…
— Ужасно! Какое возмутительное тиранство! Я должна незамедлительно вызвать брата, наказав ему привезти с собой не меньше полудюжины приятелей-холостяков. Хотя, — вздохнула Мэри Крофорд, оставив свой шутливый тон, — не знаю, разумно ли с моей стороны убеждать вас искать защиты у мужского пола. Мужчины не принесли мне ни радости, ни утешения; и насколько я могу судить, наблюдая жизнь моих друзей, супружеского союза надобно скорее остерегаться, нежели искать.
Услышав это, Сьюзен невольно вспомнила совершенно иное суждение на сей счет, высказанное совсем недавно добрейшей миссис Осборн, но стоило ей робко упомянуть имя этой почтенной дамы, как мисс Крофорд горько рассмеялась.
— Миссис Осборн? Да ведь она святая! Счастлив был тот мужчина, которому она отдала свое сердце, — супругу ее не оставалось ничего другого, как, подобно ей, самому сделаться святым. Кстати сказать, мне помнится, у миссис Осборн есть неженатый брат. Уверена, он столь же очарователен, как и его сестрица, не так ли? О, вижу, вы оценили его по достоинству. Полно, не стану более вас дразнить, но признаюсь, мне любопытно было бы поглядеть на этого Фрэнка Уодема; надеюсь, он вскоре навестит меня как настоятель прихода. Отчего бы вам не намекнуть ему? А теперь, милочка Сьюзен, когда мы с вами сделались задушевными подругами, я хочу, чтобы вы поведали мне все о нашей дорогой Фанни и об Эдмунде, — все-все, каждую глупую мелочь, любой пустяк, касающийся их жизни и счастья. Не бойтесь меня опечалить, — заверила гостью Мэри, вновь смахивая слезы. — Ведь ради них я и приехала. Беседа с вами нужна мне как воздух. Ваш рассказ о дорогих моему сердцу людях, об их душевной чистоте и неизменной доброжелательности послужит мне целительным бальзамом, иного лекарства мне не надобно.
Когда два часа спустя Сьюзен покинула Уайт-Хаус, она почувствовала желание неспешно прогуляться, вместо того чтобы пересечь парк своей обыкновенной торопливой походкой; ей нужно было многое обдумать, осознать; оживить в памяти облик мисс Крофорд, ее манеры и речь; осмыслить собственные наблюдения и впечатления, вынесенные из этой встречи. Беседа с Мэри дала Сьюзен обильную пищу для размышлений, теперь требовалось время, чтобы улеглась буря чувств, мыслей и воспоминаний, поднявшаяся в ее душе.
Прежде всего, как ни печально, надлежало признать, что мисс Крофорд серьезно больна. Ее изнуренный вид, сухие, потрескавшиеся губы, пугающая хрупкость, а более всего — сама ее манера держаться, та лихорадочная жадность, с которой цеплялась она за жизнь, пытаясь урвать хоть малую долю мирских радостей, пока еще не поздно, — все это убеждало, что состояние несчастной почти не оставляет надежды на благополучный исход. Мэри и сама это понимала. Она ни разу не обмолвилась: «Когда я вновь увижу Фанни с Эдмундом, после того как они вернутся, я…» Мисс Крофорд не обманывалась пустыми ожиданиями. Она приняла жестокую правду, сознавая, что ей придется довольствоваться рассказами Сьюзен о Фанни и Эдмунде, ибо на будущее полагаться не смела.
«Я стану навещать ее как можно чаще, — решила Сьюзен. — И мне все равно, что скажет Том или что подумает Джулия. Я буду наведываться в Уайт-Хаус всякий раз, как выпадет свободная минутка; уверена, намерение мое встретит полное одобрение и сочувствие миссис Осборн; эта добрая женщина сумеет мне помочь, договорившись с леди Бертрам». Следующая мысль Сьюзен была о письме к Фанни.
— Вы скоро будете писать сестре? — с тоской спросила Мэри Крофорд, когда гостья поднялась, собираясь уходить. — Прошу, передайте мой сердечный привет ей и Эдмунду… привет самый искренний и душевный. Объясните им, что сейчас я слишком слаба, чтобы писать; подобная немощь выводит меня из терпения; я вспоминаю свои доверительные послания к вашей сестрице, длинные бессмысленные каракули, которые непрестанно строчила; готова поклясться, душенька Фанни едва ли читала их, отбрасывая как ненужный сор; и все же письма к ней всегда приносили мне утешение, будто я припадала к драгоценному источнику чистоты, даже если казалось, что исходящая от него благодать меня не коснулась. О да, само сочинение письма к милой Фанни словно очищало мои мысли, отделяя зерна от плевел. Ну вот! Видите, одно лишь воспоминание о Фанни рождает в моем воображении пасторальные образы, а ведь я истинная горожанка, родилась и выросла в городе!
Сьюзен незамедлительно собиралась написать Фанни, рассказать о горестном положении Мэри Крофорд и настоять на скорейшем ответе, хотя задача эта и тяготила ее. Она тяжело вздохнула, подумав, сколько пройдет времени, прежде чем придет ответ от сестры, и невольно ускорила шаг. Ей не терпелось взяться за перо, она уже чувствовала зуд в кончиках пальцев.
Вернувшись домой, она хотела было укрыться в своем излюбленном убежище, в Восточной комнате, однако с огорчением обнаружила, что написать Фанни сейчас не удастся; помимо миссис Осборн, которая самым любезным образом вызвалась посидеть с леди Бертрам и теперь обучала ее премудростям плетения ковриков, в Мэнсфилд-Парк прибыли и другие гости: там были Джулия с мисс Йейтс, а также миссис Мэддокс из Грешем-Хилла со своей племянницей мисс Харли.
Окинув взглядом общество в гостиной, Сьюзен дала краткие указания Баддели, и вскоре в обеденном зале накрыли большой стол с закусками — холодным мясом, фруктами и пирожными; она также распорядилась известить Тома, который объезжал свои ближние владения. Тот явился в самом скором времени после того, как гости сели за стол. Стараясь, по обыкновению, держаться незаметно, Сьюзен невольно представляла ироничные замечания и язвительные насмешки, которыми осыпала бы собравшихся мисс Крофорд.
Разумеется, появление самой Сьюзен было встречено миссис Йейтс и Шарлоттой с холодным безразличием; обе дамы удостоили ее лишь небрежным полукивком и подобием реверанса. Встреча же с миссис Мэддокс и мисс Харли, несомненно, доставила им еще меньше удовольствия; Джулия с золовкой сидели молча, подчеркнуто не замечая леди из Грешем-Хилла, и лишь изредка переговаривались между собой вполголоса. Их неучтивость, однако, сумела сгладить миссис Осборн; лишенная всякого притворства, неизменно приветливая и любезная, она завела разговор о сельских красотах с миссис Мэддокс и ее племянницей. А мисс Харли, как всегда, говорила за троих; эта живая, добродушная, хорошенькая девица непрестанно всем улыбалась и по всякому поводу бесхитростно выражала свой восторг, ее веселая болтовня журчала, словно вода в ручье.
— Какие прелестные овечки встретились нам по дороге сюда! По-моему, леди Бертрам, мэнсфилдские ягнята восхитительно хороши, очаровательнее их не сыскать во всей Англии. А как они потешно резвились, я не могла удержаться от смеха, правда, тетушка Кэтрин? У них прехорошенькие ушки, длинные ножки и забавные черные мордочки, просто прелесть; не понимаю, как у людей хватает жестокости кушать весенних ягнят… хотя молодой барашек с мятным соусом на диво вкусен; Боже, я, должно быть, съела целое блюдо в прошлое воскресенье, когда его подавали к столу в доме моей тетушки. Ах, я, кажется, противоречу самой себе; боюсь, я самая переменчивая особа во всем Нортгемптоншире. — Мисс Харли простодушно рассмеялась над собственным недомыслием. — Но скажите, леди Бертрам, как поживает ваш мопсик? Сколько ему теперь лет? Десять? В самом деле? Боже милостивый, и вправду возраст весьма почтенный. Но по нему этого никак не скажешь, ваш любимец выглядит преотлично. Ты ведь меня помнишь, милый старый мопсик? Вы только послушайте, как он сладко сопит в ответ. Это значит, я ему нравлюсь, верно, леди Бертрам?
— По правде сказать, не знаю, моя дорогая, он всегда сопит, кто бы к нему ни обращался. Видите ли, это его манера поддерживать беседу.
— О, уверена, я ему нравлюсь, — увлеченно продолжала Луиза, поглаживая носик мопса. — Я люблю его куда больше, нежели пойнтеров моих кузенов; эти псы всегда вертятся под ногами, лают, задравши головы, да пачкают лапами юбки; а добрый старый мопсик сидит себе на диване, будто истукан, и не шелохнется, только тихонько сопит; вдобавок у него очаровательная мордочка, черная, вся в складочках. Клянусь, я просто без ума от него, будь я художником, написала бы его портрет.
— А вы хорошо рисуете, мисс Харли? — добродушно осведомилась миссис Осборн.
— Господь с вами, сударыня! Я даже стул не могу изобразить, ножки выходят кривыми. Чарлз и Фредерик вечно насмехались надо мной, когда мы были детьми. Ох, как же я была рада покинуть навсегда классную комнату, зная, что старая злюка мисс Марчмонт больше не будет бить меня по рукам за кляксы и помарки в тетрадях, за невыученный отрывок или выведенные криво строки. Мне думается, одна из величайших радостей, которые мы обретаем с возрастом, — это уверенность, что никогда больше не понадобится вновь получать образование. Вы не согласны со мной, мисс Прайс? Неужели вы не питали отвращения к учению?
— О да, случалось, — призналась Сьюзен, обезоруженная очаровательной легковесностью мисс Харли.
— Но если вы, девушки, не получите должного образования, — с улыбкой заметила миссис Осборн, — то как, скажите на милость, вы сможете наставлять собственных детей, когда они у вас появятся?
— Ох, очень просто, сударыня, — наняв старую злюку мисс Марчмонт, чтобы та била их по рукам и отравляла им жизнь. Знаете, она по-прежнему живет в Грешеме, в деревне, и не сомневаюсь, только и ждет случая, чтобы наброситься на бедных деток, вооруженная зонтиком, табакеркой, жестянкой с серой и пастилками из патоки. Помню, как каждое утро у меня падало сердце, стоило ей переступить порог классной комнаты, как я плакала, притворяясь, будто у меня болит живот или зубы, только бы избежать ненавистных уроков; я охотнее предпочла бы, чтобы меня уложили в постель с припарками или заставили выпить микстуру Грегори; а сколько раз я обманывала бедную тетушку Кэтрин, которая всегда была так добра ко мне и верила моим выдумкам о невыносимых мучениях. Ах, а вот и сэр Томас Бертрам воротился. Скажите мне откровенно, сэр Томас, вы не находите, что учение — самое несносное занятие на свете?
Не подлежало сомнению, что жемчужные зубки мисс Харли, безыскусная радость, с которой наслаждалась она собравшимся обществом, ее милая непосредственность и предназначенная Тому чарующая улыбка, таящаяся в уголках миндалевидных голубых глаз, вдобавок нежная, как у ребенка, кожа и прелестные светлые волосы — все вместе без труда убедило бы сэра Томаса согласиться с любым утверждением Луизы, даже самым нелепым. Он улыбнулся мисс Харли, глядя на нее с искренним восхищением, и это так раздосадовало Джулию и ее спутницу, что довольно скоро те поднялись с намерением откланяться, не скрывая надежды, что миссис Мэддокс последует их примеру.
— Как, Джулия, ты нас покидаешь? — небрежно обронил Том. — Но вы ведь только прибыли. Что ж, потрудись передать мой сердечный привет и поклон Йейтсу. Когда мы его увидим? Он не был в Мэнсфилде целую вечность. Кстати сказать, — неожиданно припомнил Том, — что решено насчет поездки на место римских развалин? Ты говорила о ней Йейтсу? Он намеревается к нам присоединиться? А вы не обсуждали наши планы с вашим братом, миссис Осборн? Он уже решил, в какой день готов отправиться с нами в путешествие?
Слова Тома вызвали чрезвычайное неудовольствие Джулии. Она явилась в Мэнсфилд с единственной целью обсудить приготовления к предстоящей поездке, однако в планы ее вовсе не входило приглашать также и мисс Харли, поэтому речь об этом предмете так и не зашла; Джулия намеревалась удалиться, не заговорив о пикнике, но теперь худшие ее опасения сбылись.
— О, вы собираетесь осматривать древние руины? — воскликнула Луиза. — Какая прелесть! Это занятие я обожаю больше всего на свете! Развалины — моя страсть! Надеюсь, дорогой сэр Томас, что моим кузенам, тетушке Кэтрин и мне позволят принять участие в поездке? А вы, мисс Прайс, не находите, что древние руины восхитительны? В их живописном запустении есть нечто невыразимо очаровательное.
— Как ни прискорбно мне огорчать вас, мисс Харли, — ответил Том, — но все же должен сказать, что обозревать руины пока еще невозможно; однако с помощью мистера Уодема, этого великого знатока римских древностей, мы надеемся что-нибудь раскопать.
— О, это вовсе не важно! Как чудно мы проведем время! Быть может, нам удастся обнаружить старинный меч, доспехи или скелет! Ах, надеюсь, мы откопаем скелет, это было бы так ужасно захватывающе! Вот бы мы посмеялись! На какой день намечена поездка, сэр Томас?
Вновь обратились к миссис Осборн, был предложен и после короткого обсуждения назначен окончательно день на следующей неделе. Том заявил, что намеревается пригласить еще нескольких друзей — Оливеров, Монфоров, Стэнли и семейство Ховардов; миссис Мэддокс попросили уведомить о предстоящем путешествии двух ее сыновей; уговорились насчет экипажей, кто с кем поедет; решили, какие будут закуски; словом, обговорили все мало-мальски значительные вопросы.
Сьюзен слушала беседу рассеянно, зная, что кто бы ни поехал на пикник, ей уж точно не придется участвовать в общем веселье.