Я пришел в отрасль ИТ в 1980-х годах, полагая, что за технология-■ ми — будущее. (Кстати, сегодня будущее по-прежнему за ними.) В первые годы моей работы главной проблемой, с которой нам довелось столкнуться, было непонимание технологий пользователями: деловые круги в основной своей массе отличались пассивностью и отсутствием интереса к ним. В те времена от таких слов, как CICS, IMS, ASSEMBLER, FORTRAN и PASCAL, по спинам даже самых решительных компьютерных энтузиастов бегали мурашки.
В итоге мы пришли к бесконечному спору о том, почему бизнесмены не понимают ценности технологий и почему разработчики технологий не понимают потребностей бизнеса. Спор продолжается и поныне. Центральный вопрос касался того, кто же действительно полностью осознает ту пользу, которую может дать технология. И в то время ответ был однозначным: никто. Ни продавцы, ни разработчики технологий, ни отделы ИТ, и уж точно — не исполнительные директора, не генеральные директора и не деловые круги, для которых эта технология создавалась. Причина была очень простой. Первоначально технологии внедрялись потому, что они обеспечивали очевидные преимущества за счет автоматизации ручного труда: экономия за счет исключения рабочей силы из производственного процесса стала главным фокусом большинства компаний.
Поэтому на тот момент анализ экономической эффективности затрат не представлял особого труда. К примеру, если 10 служащих, занимающихся ведением счетов, обходятся компании в $ 25 тыс. на человека, но их можно заменить небольшим процессором для обработки данных стоимостью $ 300 тыс., то эти инвестиции окупятся менее чем через 18 месяцев.
Однако даже тогда все было не так просто. Я вспоминаю разговор с группой банкиров в середине 1990-х годов о технологии хранилищ данных. Они считали, что хранилища данных — слишком дорогое удовольствие. Поэтому я задал главный вопрос продавца: «Какую экономию обычно ваша система обеспечивает банку?» Ответ оказался весьма забавным. После десятиминутного молчания и последовавшей затем длительной консультации между генеральным директором и директором по маркетингу я услышал: «Мы не знаем». Они этого не знали, потому что никто не удосужился подсчитать сумму сэкономленных средств; они одобрили инвестиции, но впоследствии не измерили их рентабельность, поскольку вложенные деньги были уже списаны. В результате поставщику пришлось инвестировать немалые средства, чтобы подсчитать экономическую отдачу от поставляемых им решений. Звучит просто, но на самом деле измерить ценность решения очень сложно.
Сначала у нас есть некая мечта, которую предстоит воплотить в реальность. Это сказка под названием «Анализ затраты — выпуск» (СВА), которая гарантирует на каждый инвестированный $ 1 по меньшей мере $ 2, сэкономленных или полученных в виде дохода. Экономия обеспечивается за счет снижения количества сотрудников (или — в наше время — за счет консолидации систем и снижения расходов на обслуживание устаревших систем), а доход приносит неожиданный приток клиентов, которым безумно нравится более качественное и удобное обслуживание на основе новой технологии.
Что ж, допустим.
Выполнив все необходимые предварительные работы и создав мечту, руководство компании подписывает контракт и напрочь забывает о нем. Именно поэтому большинство технологических компаний «не знают», насколько ценными для клиентов являются продаваемые ими системы: никто не измеряет отдачу от внедрения новых систем после их поставки. Причина тотального нежелания узнавать рентабельность инвестиций — банальный страх: поставщик не хочет измерять ценность решения, опасаясь, что оно окажется невыгодным, а клиент — потому что слишком часто те, кто рассчитывал экономическую эффективность системы, отвечают головой, если что-то пойдет не так. И это надо срочно менять: сегодня для нас действовать наугад — непозволительная роскошь. Не будучи уверенными в своих прогнозах, мы не сможем ни завоевать доверие инвесторов, ни доказать надежность технологии, ни устранить неопределенность и риск. Поэтому лучшим способом определить прибыльность будущих инвестиций в технологии является измерение погрешностей, допущенных при расчетах рентабельности технологических инвестиций в прошлом. Для многих эта работа начнется только сегодня, поскольку у них нет данных измерений за прошлые периоды.
Вопрос в том, что именно следует измерять?
По моему мнению, для определения отдачи от технологии, да и, собственно говоря, от любых других инвестиций, нужно измерять четыре вещи: деньги, персонал, клиентов и риск.
Денежные показатели говорят сами за себя: сколько мы потратили; сэкономили ли мы больше, чем потратили; принесли ли инвестиции доход; сколько в итоге?
Не перестаю удивляться одному: несмотря на простоту денежных измерений, лишь очень немногие организации занимаются ими. Если мы поинтересуемся рентабельностью инвестиций в практически любую крупную технологическую программу двухлетней давности, то типичным ответом будет что-нибудь вроде «мы думаем, рентабельность высока, но не можем точно сказать, была ли дополнительная прибыль получена благодаря новой технологии, или в связи с рыночными изменениями, или из-за того что наш конкурент поскользнулся на банановой кожуре». Это говорит о том, что никто по-настоящему не разбирался в финансовых моделях и не следил за ситуацией. Но если мы не можем эффективно измерять даже денежные показатели, то подумайте, насколько сложнее будет измерить другие вещи — персонал, клиентов и риск.
При измерении риска на первый план выходит способность банка адаптироваться к изменениям, вовремя обеспечивать выполнение законодательных требований, отвечать на давление со стороны конкурентов, избегать отраслевых рисков и ударов по репутации.
Измерения, связанные с клиентами, должны учитывать затраты на их приобретение, удержание, обслуживание, перекрестные продажи и защиту их интересов.
Что касается сотрудников предприятия, в основу наших измерений ляжет анализ показателей удержания персонала, производительности труда и удовлетворенности, а наша цель — выявить, насколько внедрение технологии улучшило или ухудшило моральное состояние персонала.
Вышеозначенные параметры — деньги, персонал, клиенты и риск — могут как выиграть, так и проиграть от внедрения новых технологий; высокую рентабельность и окупаемость инвестиций в любой из областей обеспечивают правильные технологии. Все перечисленные аспекты должны стать объектом измерения до, во время и после принятия важных решений о внедрении новых технологий — это касается и банков, и поставщиков решений. Почему? Потому что банкам это поможет принимать больше правильных решений в будущем и меньше действовать наугад, а поставщикам услуг станет легче продавать больше услуг клиентам благодаря доказанной ценности и полезности технологий.
Другой вопрос заключается в том, следует ли нам измерять все эти параметры или только наиболее важные для достижения намеченной цели — обеспечивающие рентабельность инвестиций и представляющие для нас наибольшую ценность. Итак, мы подошли к заключительному аспекту: измерять ценность технологии следует с учетом особенностей каждого отдельного случая внедрения этой технологии.
Анализ эффективности внедрения от случая к случаю будет разным, причем на всем протяжении проекта: до, во время, после. Именно поэтому меня так расстраивает неизменная отговорка по поводу ценности технологий: мол, ее невозможно измерить, потому что возникает слишком много других условий (меняются рынки, клиенты, конкуренты и т. д.). Но ведь именно по этой причине нам и надлежит с самого начала четко организовать процесс измерения ценности и адаптировать его впоследствии с учетом прочих воздействий и влияний внешних факторов. Система должна принимать во внимание изменения по мере их возникновения, но при этом сохранять четкий фокус на измерении отдачи от внедренной технологии. По той же причине мы не можем создать одну универсальную систему измерения ценности, которая подходила бы всем.
Кроме того, каждый финансовый институт тоже имеет свои особенности. Кто-то уже автоматизировал свои операции и осуществил реинжиниринг процессов, другим это еще предстоит. Какие-то финансовые институты внедрили сложные системы измерения отдачи от технологий, позволяющие привязывать ключевые показатели эффективности деятельности к основным целям, другие пока что этого не сделали. Иные финансовые учреждения все еще выполняют многие операции вручную.
Каждая организация уникальна и отличается от других своими возможностями измерений, сложностью финансовых структур и уровнем автоматизации. Поэтому очень важно измерять правильные параметры с учетом конкретной ситуации. Такие «ситуационные» показатели могут отличаться даже в рамках одной и той же организации — в зависимости от функций, сферы деятельности и географических особенностей. Если измеряемый параметр является «ситуационным», очень важно привязать преимущества от внедрения технологии к конкретным показателям, соответствующим этим функциям, сферам деятельности и географическим особенностям.
Итак, для разных типов бизнеса, размеров, организационных структур и уровней эффективности подойдут разные модели. Главное — понимать, как и что следует измерять, чтобы оценить пользу технологии и определить рентабельность финансовых вложений до, во время и после реализации проекта.
Сегодня большинство компаний измеряют и анализируют прибыльность инвестиций ровно на столько, на сколько требуется для получения подписи исполнительного вице-президента под контрактом. И в результате, как выразился мой коллега из Citigroup, «у нас множество чрезвычайно сложных финансовых моделей, но мы все равно действуем наугад». Рано или поздно мы поплатимся за принятие решений наобум, поэтому хватит действовать вслепую. Пора подумать о том, какие параметры и как нам следует измерять.
Часть II
Проблемы
розничного
банкинга
Розничный банкинг — сфера, о которой каждый из нас может рассказать много интересного, потому что мы ежедневно ощущаем на себе последствия всех ее прелестей и недостатков. Вы приобрели эту книгу, а значит, скорее всего, являетесь обладателем банковского счета. Многие из нас испытывают к своему банку сильные чувства, будь то любовь или ненависть; одни думают, что все банки одинаковые, другие полагают, что банк — единственная надежная опора в жизни. Эти темы раскрываются в первых двух главах данной части — 8 и 9.
В главе 8 рассказывается об интересных исследованиях, ежегодно проводимых Институтом банковского управления [ВАГ\ США. BAI — организатор регулярной крупнейшей конференции розничных банков в мире — Retail Delivery, — на которой обычно присутствует более пяти тысяч человек. Я получаю массу удовольствия от этого шоу, потому что здесь узнаю самые последние и важные новости о технологиях розничных банков и оптимальных приемах и методах их работы. Очень рекомендую всем вам уделить внимание данной конференции. Она проводится в Лас-Вегасе, Орландо и других крупнейших центрах развлечений в середине ноября.
Более 10 лет я делаю презентации на конференции Retail Delivery и могу с уверенностью сказать, что розничные банкиры очень любят технологии и стремятся использовать их как можно полнее, чтобы добиться любви своих клиентов. В центре внимания участников конференции находятся системы менеджмента взаимоотношений с клиентами [CRM] и агрегирование, Интернет, Web 2.0 и мобильные телефоны.
Все упомянутые выше разработки подробнее обсуждаются в последующих главах данной части, притом первые две демонстрируют оборотную сторону любви розничных банков к технологиям: она привела к недостаткам, которые могут обойтись очень дорого. Во-первых, розничные банки не знают своих клиентов и их потребностей, а во-вторых, когда банки внедряют новые технологии, то зачастую делают это в ущерб отношениям с клиентами. Разумеется, сказанное относится не ко всем банкам — лишь к тем, с которыми мне доводилось иметь дело и чьи клиенты писали мне по электронной почте.
Первая из двух вышеозначенных проблем изучается в нескольких главах данной части, особенно в главе 12. Если банкиры знают тех, кого обслуживают, то почему тогда мы сталкиваемся с таким количеством случаев мошенничества и кражи персональной информации? Глава 12 демонстрирует четко прослеживающуюся закономерность: чем больше технологий используют розничные банки в попытке установить близкие отношения с клиентами, тем меньше они знают о своих клиентах. Ситуация — как в старой шутке «Самое главное в Интернете — никто не знает о том, что ты собака»: невзирая на неимоверные усилия банков, на их повестке дня всегда присутствует проблема минимизации мошенничества и управления идентификацией личности.
Ту же тему подхватывает и развивает дальше глава 8. Поскольку банки не знают своих клиентов, то думают, что им нужны отношения. Вроде бы вполне логично, учитывая, что технологии все больше отдаляют клиентов от филиалов и человеческого взаимодействия с банком. И тем не менее, оказывается, клиенты совсем не хотят близких и доверительных отношений со своим банком! Так ли много знают банки о потребностях и желаниях тех, для кого существуют?
Глава 9 посвящена другой проблеме: чем больше технологий по взаимодействию с клиентами внедряют банки, тем выше вероятность (как и в любом другом бизнесе) испортить отношения с ними, когда нововведение оказывается недоработанным и не способным решить возникшую проблему на месте. Это отнюдь не означает, что банки не умеют или не должны использовать технологии. Просто существует множество разработок, которым розничные банки обязательно должны уделять внимание, и мы рассмотрим их в остальных главах.
Одной из наиболее важных технологий для розничных банков в течение следующего десятилетия будет видеосвязь. Главы 10 и 11 рассказывают о роли центров телефонного обслуживания через видеоканал с высокой четкостью изображения, который станет возможным благодаря телефонам третьего поколения с широкополосным подключением, компьютерам и телевизорам.
Можно с уверенностью сказать, что в будущем каналы коммуникации будут визуальными, и это приведет к огромным последствиям для банковских процессов, структур и операций. Некоторые наверняка наломают немало дров, как показано на шутливом примере из главы 11, но многим предусмотрительным и дальновидным банкам непременно удастся наладить эффективные каналы видеосвязи и стать самыми конкурентоспособными среди розничных банков к середине 2010-х годов.
Между тем проблемой номер один в первом десятилетии XXI века для розничных банкиров оказались мошенничество и кража личной информации, хотя бы из-за того шума, который подняли по этому поводу средства массовой информации. Справиться с мошенничеством в течение нынешнего десятилетия нам вряд ли удастся, но существуют определенные способы минимизации ущерба. В главе 12, посвященной Данной теме, выдвигается пара радикальных аргументов за то, чтобы отдать банку свой палец!
Две заключительные главы, 13 и 14, пожалуй, лучшие из всех моих статей на тему современных и будущих технологий для фронт- и бэк-офисов розничных банков; они были написаны по заказу Hewlett-Packard в 2006 году, а в книге представлена их сокращенная версия. Эти главы очень важны потому, что они действительно закладывают основу для понимания проблем и возможностей в сфере технологий, волнуюпдих розничные банки. Они перекликаются со многими другими темами, которые мы также изучим в данной части книги: от способов идентификации личности до платежных методик, от технологий филиалов до операций центров телефонного обслуживания через видеоканалы и т. д. Если вы хотите узнать, что будет происходить в мире розничных банковских технологий в ближайшие несколько лет, главы 13 и 14 дадут вам об этом достаточно хорошее представление.
Глава 8
Натянутые отношения
Исследование банков и их клиентов, проведенное Институтом банковского управления (ВАГ) США, выявило очень интересный факт: банкиры считают своей первоочередной задачей формирование близких доверительных отношений с клиентами, а клиенты, судя по всему, не желают иметь никаких отношений со своими банками. Чем чреват этот раскол для розничных банков и их деятельности?
На конференции Retail Delivery Института банковского управления, посвященной технологиям розничного банкинга, обсуждается, как правило, широкий круг вопросов, и главный акцент делается на путях повышения конкурентоспособности розничных банков в мире ожесточенной конкуренции. В рамках обозначенной проблемы в 2005 году ВАГ , провел исследования, в ходе которых было опрошено 3 700 клиентов американских розничных банков. Выводы оказались поразительными: 69 % банковских клиентов не желают иметь отношений со своим банком. Только 31 % положительно воспринимают попытки банка наладить личностные отношения, 29 % совершенно к ним равнодушны, а 40 % настроены весьма скептически. Чуть ранее, в 2004 году, Институт банковского управления предпринял другое исследование: из 520 руководителей высшего звена розничных банков 90 % заявили, что их главное ценностное предложение для клиентов заключается в формировании доверительных отношений и высоком качестве обслуживания. Как может банк считать своим приоритетом формирование отношений с клиентами, если это совсем не то, чего собственно хотят клиенты?
Вообще-то результаты исследований навели меня на другие мысли. Если 69 % клиентов равнодушны или скептически оценивают отношения со своим банком, как понимать сей факт? Неужели им нравится иметь дело с безликим и безымянным учреждением, для которого клиент — не более чем число? А те 31 % клиентов, которые положительно воспринимают отношения со своим финансовым поставщиком или даже активно стремятся к таким отношениям, — это те же самые клиенты, которые посещают филиалы и регулярно общаются с банковскими служащими?
До сих пор достаточно глубоких исследований не проводилось, но многие предположения выглядят правдоподобными. Например, скептики готовы, пожалуй, примириться со всеми причудами и раздражающими привычками своего банка, потому что им не хочется утруждать себя хлопотами по поиску более подходящего финансового поставщика. В конце концов, если все банки одинаковы, то какой смысл? Равнодушные остаются со своим банком, полагая, что поиски относительно лучших условий едва ли будут стоить затраченных усилий. А восприимчивые занимаются активными поисками банка, который позволит им чувствовать себя ценными и особенными клиентами.
Это означает, что скептики и равнодушные пользуются услугами своего банка «по инерции», и именно благодаря инерции клиент скорее разведется со своей второй половиной, чем расстанется со своим банком. Инерция до сих пор была главной опорой банковской отрасли. Если банк в состоянии гарантировать безопасность и надежность платежных операций, то о заботе о клиентах он может преспокойно забыть.
Но такой подход не устраивает потребителей, ожидающих более внимательного отношения. Речь идет о тех 31 % клиентов, которые положительно воспринимают близкие отношения со своим банком. Здесь мы имеем дело с клиентом совсем иного типа. Ему мало надежного и безопасного проведения операций, он активно стремится к установлению тесных связей с банковскими служащими. Ему нужны советы. Он любит поговорить. Он доверяет своему банку и хочет, чтобы банковские служащие подсказали ему, как он мог бы улучшить свое положение. Он хочет зайти в филиал и услышать свое имя, позвонить в центр обслуживания и знать, что человеку на другом конце провода известны не только его фамилия и инициалы, но и все его последние трансакции и контакты с банком. Чем лучше банк оправдывает эти ожидания, тем больше клиент доверяет банку, тем чаще он обращается в банк за советом, тем больше дел поручает банку и т. д. Добродетельный круг.
Однако работа по формированию отношений с клиентами требует от банков больших затрат времени, сил и средств. Особенно это касается крупных, национальных, международных и мировых банков. Вот почему во время всех дискуссий подобного рода большинство кредитных союзов и местных банков, обслуживающих небольшие населенные пункты, не могли сдержать самодовольной улыбки: эти финансовые поставщики — как и небольшие строительные общества в Великобритании — гордятся своим дружелюбием и локальной ориентацией на определенное сообщество. Они гордятся тем, что работники их филиалов знают каждого клиента по имени. Они гордятся тем, что могут поддержать беседу о своем городе, и это говорит о том, что они в большей степени являются частью своего города, нежели частью бренда или вообще банковской отрасли. В этом, собственно говоря, и заключается уникальное ценностное предложение локального оператора.
Между тем крупные банки, универсальные банки, мегабанки процветают за счет обслуживания равнодушных и скептиков, которых вполне устраивают безликие отношения, потому что иные — близкие — им, собственно, и не нужны. Они хотят только одного — надежных и безопасных трансакций. Это отнюдь не означает, что все крупные универсальные банки мирового масштаба ведут себя как безымянные и безликие институты (хотя и таких я знаю немало); просто многие клиенты именно так себе их представляют.
Возможно, такое разделение совсем не понравится нашим крупнейшим частным банкам, которые довольно много внимания уделяют концепции акционерной стоимости и улучшению соотношения доходов и расходов. Но ничего не поделаешь: такова жестокая реальность. В конце концов, акцент на итоговом результате зачастую означает экономию на промежуточных этапах. Именно поэтому в мире банковского обслуживания, построенного на основе формирования доверительных отношений, вовсю процветают паевые общества, которые на первое место ставят интересы своих членов, а не акционеров.
Главный вывод заключается в том, что банкам рано или поздно придется сделать стратегический выбор. Основную идею ключевой презентации на конференции Института банковского управления можно сформулировать следующим образом: «Стратегию необходимо рассматривать как процесс выбора». Эту идею высказал основной докладчик конференции Майкл Портер. На случай если вам ничего не известно о его деятельности, сообщу, что он является профессором Гарвардской школы бизнеса и общепризнанным авторитетом по вопросам стратегии бизнеса и конкурентной дифференциации.
Как отметил Майкл Портер в своем докладе, большинство банков конкурируют на одной и той же территории, и это, на его взгляд, неправильно. Стратегии большинства банков очень похожи, они не отличаются уникальностью и не обеспечивают дифференциацию, за исключением разве что процентных ставок и каналов, и это тоже неправильно. В таком случае правомерно говорить не о стратегии, а о тактике. И это не дифференциация, а всего лишь конкуренция.