Вздох.
— Я сказал: Средний Запад. Вы хотите работать где-нибудь на Среднем Западе, верно?
Должно быть, это какое-то недоразумение, подумал я. Видимо, он перепутал меня с каким-нибудь несчастным, у которого не было такого хорошего кадрового агента, как у меня. Агента, который, устраивая собеседование, знал, что соискатель согласен работать только в Чикаго, и гарантировал ему, что вакансия действительно в Чикаго.
— Ой, нет, нет, это не так. (Брендон помрачнел.) Вообще-то, мне сказали, что работа в Чикаго.
Кадровый бог Брендон прикрыл глаза и потер переносицу, на которой остался след от очков.
Тогда вы свободны.
Простите?
Он уже стал собирать со стола мое резюме и другие документы, чтобы сложить их обратно в большой желтый конверт.
— Вы свободны.
Он встал, руки в боки. Я сидел разинув рот.
— У меня нет места в Чикаго. Давайте не будем терять ни ваше, ни мое время. Какой смысл проводить собеседование?
Надо было убираться восвояси. А еще лучше предварительно сказать этому Брендону: «Да пошел ты!» А потом позвонить этому умнику, кадровому агенту Джону Драйеру, и сказать, чтобы он надрючил себе хвост. (Ни в какие ворота не лезет — кадровый агент надул собственного клиента!) Но я этого не сделал.
Вместо этого я поинтересовался у Брендона, в каких городах поблизости от Чикаго он может предложить мне работу. Он молча уставился на меня, будто хотел сказать, что теперь я уже совсем беспардонно отнимаю у него время. Я быстро пояснил, что поскольку я не отслужил полного срока, то обязан жить в радиусе 120 километров от резервной части, которая располагается в Чикаго. Все так же молча мой визави закивал головой. Затем он взял какой-то лист и принялся зачитывать названия городов, в которых были вакансии. Когда он произнес «Саут-Бенд, штат Индиана», я прямо-таки подскочил. «Беру Саут-Бенд!» Брендон недоверчиво покосился на меня и спросил, почему. Я рассказал ему, что окончил университет Нотр-Дам, который находится в пригороде Саут-Бенда, поэтому хорошо знаю эти места.
В этот момент с его лицом произошла какая-то невероятная метаморфоза: из полного придурка он вдруг перевоплотился в закадычного друга, который все эти годы где-то пропадал и вот, наконец, вернулся. Протянув руку для дружеского пожатия, он просиял: «Брен-дон Рили, выпуск 68-го года». Я был принят.
В этом, однако, не было ничего хорошего. Так, по крайней мере, считала моя девушка. Позже я безуспешно пытался объяснить Кэти, почему так вышло: «Даже не знаю, как так получилось. То же самое было, когда на первом курсе наш тренер сказал, что мне лучше вообще не выходить на футбольное поле. То же самое было, когда наш строевой инструктор говорил, что я не сумею взять высоту. Короче, парень бросил мне вызов, и я не мог допустить, чтобы это сошло ему с рук».
Какой девушке интересно слушать о твоих бывших тренерах и командирах. Девушкам без разницы, какими дурацкими способами начальство проверяло тебя на всхожесть, тем более что это было много лет назад. Девушек вряд ли утешит, что «от Саут-Бенда всего два часа езды до Чикаго, а это намного лучше, чем лететь двенадцать часов из Токио». Девушки хотят услышать от тебя только одно: когда ты переезжаешь в их район.
Хотя Брендон Рили, выпускник 68-го года, уже взял меня в свою компанию, мне еще предстояло побеседовать с региональным менеджером, у которого в подчинении было около семидесяти пяти торговых представителей. Выйдя из-за стола, Брендон подошел ко мне и дал краткую характеристику этого парня.
— Он наверняка захочет, чтобы ты рассказал, какие трудности тебе пришлось преодолеть. Он вообще любит, когда говорят о конкуренции. Вероятно, на этом собеседовании тебе придется туго, ведь опыта работы у тебя нет. — Он замолчал, как будто что-то припоминая. — И не забудь дожать его. Скажи, что мы с тобой все обсудили, и Саут-Бенд — самое подходящее для тебя место. А теперь иди и покажи ему, на что способны парни из Нотр-Дама! Вперед, ирландцы![2]
Региональный менеджер лишь едва оторвал зад от стула, чтобы пожать мне руку. На протяжении собеседования он проявлял еще меньше признаков жизни.
Даже у рыб на знаменитых токийских рынках не такой сонный вид. Из меня фонтаном полились все эти специальные словечки, которым меня научил приятель Майка: «рецы», «навязать сделку»… Ноль реакции. Было похоже, что этот парень — энергетический вампир, который высасывает из тебя все соки, чтобы (еле-еле) поддерживать жизнь в своем теле. Энтузиазма у меня в голосе как-то поубавилось, и я весь сгорбился. Я бормотал что-то насчет того, какие трудности пришлось преодолеть на втором курсе, чтобы получить «хорошо» по немецкому, когда он вдруг меня прервал.
— Ну, и как вам понравилась Зама? — ни с того ни с сего брякнул он. Как мне понравилось что? Этот парень что-то сказал, или мне показалось?
Где-то на задворках моего почти уже парализованного сознания что-то встрепенулось. Зама, Зама, да-да, звучит знакомо… ох, ну конечно! Я служил на военной базе Зама в Японии. Крошечный гарнизон, не выполнявший никаких важных функций. Большинство солдат (а гражданских и подавно) о нем никогда не слышали. Мои друзья и родственники обычно безжалостно коверкали это название, когда пытались его написать или произнести. Зума, Зема, Зома… Правильно называли эту базу лишь те, кто там когда-то бывал.
Оправившись от столбняка, я посмотрел на него, склонив голову набок и недоуменно наморщив лоб. Он мимолетно улыбнулся.
— Когда я служил в Корее, совершал там посадку, чтобы отремонтировать самолет, — сказал менеджер. Он сразу расправил плечи, голос его приобрел совсем иную интонацию, чем в предыдущие тридцать пять минут. У нас тут же завязался оживленный, с шутками
и прибаутками разговор о службе в Азии. Выяснилось, что он был летчиком в составе корпуса морской пехоты. Об этой карьере, кстати говоря, мечтал и мой отец, пока не получил травму во время начальной подготовки в Центре приема новобранцев морской пехоты Пэррис-Айленд. Я рассказал ему историю отца, предварив ее возгласом «Всегда верен!»,[3] чем снискал одобрительный кивок.
Больше о лекарствах мы не говорили. Время пролетело незаметно, и мы были удивлены, когда через двадцать минут выпускник 68-го года Брендон Рили постучал в дверь, сообщив, что наше время истекло.
Где ты хочешь работать? — спросил меня напоследок менеджер. Он застал меня врасплох: я-то уже подготовился к другому вопросу первостепенной важности: «Есть ли у тебя ко мне какие-нибудь вопросы?»
Уф-ф… в Саут-Бенде, — ответил я, подумав, что это звучит как-то странно. Он залихватски хлопнул рукой по столу.
Ну что ж, отлично, — сказал он, вставая для прощального рукопожатия. — Удачи тебе.
У меня даже не было возможности дожать его.
Ну вот и все. Я получил работу торгового представителя фармацевтической компании не из-за того, что обладал нужными навыками и опытом, а просто потому, что руководитель кадровой службы тоже учился в Нотр-Даме, а региональный менеджер сорок лет назад провел три дня на никому не известной военной базе в Японии.
В итоге я остался без девушки. Из-за того что устроился на работу, которой не добивался (да еще в городе, о котором даже не думал). Что сказать? Все потому, что этого хотел мой отец.
Поскольку я устроился торговым агентом фармацевтической компании, не имея ни малейшего опыта работы в сфере продаж и, к тому же, совершенно не владея предметом с научной точки зрения, обучение было мне необходимо позарез. К счастью, к этому вопросу в Pfizer подходили со всей серьезностью.
Казалось бы, что может быть общего между учебкой для новобранцев и тренингом для торговых представителей. Но пока я шел в гостиницу, где мне и остальным новичкам Pfizer должны были преподать первый урок, живот у меня прихватило точно так же, как пять лет назад, когда я влезал в автобус до тренировочного лагеря на базе Форт-Нокс.
Схожие черты определенно были, и первая из них — это то, что я никогда не планировал свою работу в компании Pfizer, и в армии я тоже не собирался служить, хотя и вышло иначе.
На первом курсе универа я уже через три недели бросил посещать занятия по программе военно-морского подразделения Учебного корпуса офицеров запаса[4] — они, видите ли, были для меня «трудноваты». В итоге на моих родителей свалилась неожиданная радость в виде необходимости платить за мое обучение 45 тысяч долларов. Из-за этого я испытывал ноющее чувство вины, которое лишь усиливалось, когда я сравнивал себя с моими более практичными сокурсниками.
Эй, дружище, ведь твой отец брокер? Обвал на фондовой бирже в 87-м его, наверное, основательно подкосил?
Ой, ну не знаю… Наверно… Помнится, той осенью он был несколько мрачнее, чем обычно.
Ясное дело, во время учебы у меня была масса куда более важных забот: я думал о том, как бы не прославиться рекордным количеством пропущенных пасов, переживал, почему девушки из нашей группы поддержки не хотят со мной встречаться, и все в таком духе.
Наконец, хотя и поздновато, но я все же догадался, что разоряю наш семейный бюджет, и, образумившись, в 1990-м подал заявку на двухгодичную программу сухопутного подразделения Учебного корпуса офицеров. Сразу стипендию мне не дали, но я получил возможность провести полтора месяца на базе Форт-Нокс в Кентукки, пройти курс начальной подготовки и поучаствовать в конкурсе. В случае успеха я мог стать счастливым обладателем стипендии. Вместе с шестью сотнями других будущих третьекурсников, моих соперников, я развлекался по полной. Единственное, что меня удручало в эти шесть июньских недель (помимо, разве что, влажного климата «Штата голубой травы»), — лежавший на мне груз ответственности. Но, несмотря на ни что, я собрался с силами и в итоге получил стипендию — 20 тысяч долларов, которые мама моментально потратила на новую машину. И мне еще целый год не разрешали садиться за руль!
Когда я пришел на занятия для торговых представителей Pfizer, боязнь подвести семью, к счастью, уже не отравляла мне жизнь: работа ведь была у меня в кармане. Но меня не покидало то же чувство, что и в 90-м: «Какого черта я тут делаю?» Зловещее совпадение: и подготовка в компании Pfizer, и обучение в тренировочном лагере для новобранцев продолжались ровно полтора месяца. К тому же в обоих случаях нам указывали, где мы должны обедать, так что мои гастрономические возможности были крайне ограничены.
Но самое странное совпадение — это поведение родителей. В обоих случаях накануне моего отбытия на учебу они начинали вправлять мне мозги. На этот раз, полулежа в шезлонгах и потягивая коктейли, они почему-то решили, что перед началом трудовой жизни мне больше всего недостает их советов. Они вывалили на мою несчастную голову все правила общения с клиентом, о каких только слышали в жизни. По их рассказам Кен Берне[5] мог бы снять целый документальный фильм под названием «Продажи».
Без энтузиазма выслушивая их наставления, я вспомнил, как мы ехали с отцом в аэропорт, где я должен был сесть на самолет до Форт-Нокса. Все сорок пять минут нашей поездки он беспрерывно что-то говорил: рассказывал, как учился в тренировочном лагере корпуса морской пехоты, советовал, как нужно вести себя с инструктором по строевой подготовке, и т. д. Конечно, он действовал тогда из лучших побуждений, да и теперь, решив прочитать мне курс лекций на заднем дворе нашего дома, родители хотели как лучше. Но в обоих случаях мне было не до того. Я бы предпочел, чтобы меня оставили в покое. Однако, изучив за эти годы все их привычки, я понимал, что родителей уже не изменишь. Поэтому я решил как можно скорее отправиться в путь.
Добрался я быстро. Судьба удачно распорядилась так, что тренинг проходил в отеле «Марриотт» в Парк-Ридж, штат Нью-Джерси, то есть в десяти минутах езды от родительского дома. Это было особенно приятное преимущество, когда мне или моим новым товарищам требовалась бесплатная стирка. К тому же благодаря любезности моей сестры Анны-Марии, которая работала в местной закусочной Dairy Queen, мы всегда могли задаром полакомиться ванильным мороженым с кусочками шоколадного печенья.
В вестибюле гостиницы меня встретило шумное многоголосие. Полторы сотни торговых агентов производят такой шум, что будьте нате. Пока я пытался прикинуть, что же это за люди, мне в голову пришли две мысли: «Вот это да! Опять вижу парней, которые выглядят точь-в-точь как я!» и «Нужно хорошенько рассмотреть всех цыпочек!» Смотря, где бы притулиться, я обошел толпу сбоку и тут почувствовал какую-то непонятную общность с этими ребятами. Я улавливал что-то родное, но никак не мог определить, что именно. Помещение заполняли мужчины и женщины разных национальностей и возрастов, но что-то подсказывало мне: они принадлежат к одной группе, они — часть команды. И вдруг до меня дошло! Как же я сразу не заметил, они же все в форме. Вот вам, пожалуйста, еще одна черта, объединяющая армию и компанию Pfizer.
Я не хочу сказать, что гостиницу оккупировал пехотный полк в камуфляже. Просто все мужчины были одеты почти одинаково, да и одежда женщин тоже не отличалась разнообразием. Это называется «деловой повседневный» стиль одежды. Мужчины — и я в том числе — напоминали статистов из рекламы слаксов: на всех были или бобочки, в каких играют в гольф, или рубашки, а также отглаженные брюки цвета хаки. Леди выглядели иначе. На них были брючные костюмы с шарфами (девушки из Pfizer обожают носить шарфы). Только смелые дамы из Калифорнии щеголяли в юбках, подобранных под цвет костюмных жакетов. Вечером того же дня одна дама так объяснила это бросившееся мне в глаза различие в одежде мужчин и женщин: «Честно говоря, это полная чушь. Женщина не может одеться в свободном стиле и при этом не выглядеть неопрятной. Поэтому даже на неформальные встречи нам приходится одеваться так, как обычно ходят на работу. То есть даже когда позволительно придерживаться «делового повседневного» стиля, в итоге мы все равно надеваем строгие костюмы. Вам-то хорошо. Вы все выглядите так, будто только что играли в гольф, и хоть бы хны». Я и потом неоднократно слышал от женщин такие вот недвусмысленные жалобы на несправедливость мира, в котором вся власть принадлежит мужчинам.
Когда выжидательная тактика уже сделала свое дело, я глубоко вдохнул и подошел к первой попавшейся группке «новобранцев». Протянув руку привлекательной темноволосой женщине, я немного наклонился вперед и прочитал имя, написанное на бейдже, который висел на шнурочке у нее на шее. (Еще одна параллель с армией: все сотрудники Pfizer обязаны были носить такие вот бирки.) Я представился и вот — познакомился со своей первой пфайзеровской приятельницей. Началась череда новых знакомств, которые продолжались где-то три дня. За редким исключением все мои новые товарищи были невероятно дружелюбны. Раньше мне никогда не доводилось бывать в столь большой компании таких же разговорчивых типов, как я. Это было в некоторой степени досадно. Неужели мне не дадут и слова вставить?
Но вскоре у меня появилась возможность дать волю своей словоохотливости. Правда, не удержавшись, я сболтнул лишнего. У нас образовался небольшой кружок из пяти человек, и кто-то закинул такую тему: «Ну, как у вас прошли собеседования?» Трое сделали круглые глаза и понимающе закивали. Я не был уверен, почему они все закивали с таким умным видом, но определенно не хотел показаться белой вороной, поэтому тоже понимающе закивал. «Одно за другим, и с каждым разом все труднее», — с готовностью отреагировала одна женщина, вызвав у остальных массу комментариев насчет того, сколько собеседований пришлось им перенести. Наконец, какой-то парень из нашего кружка положил всех на лопатки, сказав, что у него было семь собеседований. Все сочувственно ахнули. Я больше не мог себя сдерживать.
— Да, — сказал я, желая присоединиться к разговору. — Мое было просто пыткой.