— Мам, не плачь, пожалуйста. Ну мам, все хорошо же, не на расстрел иду.
— Да ну тебя! — Она снова громко сморкается в платок и смотрит на меня в отражении в зеркале. — Солнышко, ты… уверена?
Я поворачиваюсь, стараясь даже не вертеть головой и не делать ни одного лишнего движения, чтобы не испортить прическу и не «нарваться» на лишнюю складку на платье. До сих пор не верю, что все это происходит на самом деле. Еще месяц назад я думала, что буду жизнь одиночкой с тараканами в голове, фантазиями и мужчинами, которые существуют только в моих книгах, преимущественно с рогами и в чешуе.
А сейчас у меня белое платье, живые цветы в волосах и маленькая диадема, совсем как у принцессы. И через час я скажу «Да» человеку, который внезапно стал номером один в моей жизни, и ради которого я, наконец, готова попытаться совсем забыть прошлое.
Хоть это «Да» — просто формальность, и мне даже не хочется говорить об этом маме, чтобы не портить ее приятно-слезливое настроение.
В понедельник мы с Антоном поехали в ЗАГС и подали заявление.
Во вторник вечером ему позвонили, и он попросил отдать ему паспорт до конца среды. Я бы отдала ему не только паспорт, но и все конечности, и сердце, и душу, если бы он попросил, так что просто молча, ни о чем не спрашивая, протянула ему паспорт.
В среду вечером он привез мой любимый кекс из «Буше», безалкогольное шампанское, Мартини и свидетельство о браке.
Так у моей фамилии «Воскресенская» вырос маленький дефис и большой повод для счастья — «Сталь».
Я долго смеялась, потому что в нашей непростой истории я узнала фамилию мужа… в ЗАГСЕ, когда мы писали заявления.
А сегодня, как и обещал Антон, у нас просто формальная гражданская церемония, которую ведет не работник дворца бракосочетаний, а просто специально нанятый человек.
И я до сих пор не понимаю, как нам удалось все организовать за пару дней.
Та милая женщина из агентства, с которой я полдня просидела сперва на телефоне, а потом в кафе, где мы выпили много-много чашек сладкого капучино, навсегда останется в моей памяти сказочной феей-крестной.
А платье…
Я бережно провожу кончиками пальцев по вышивке ручной работы на итальянском шелке. То, что его привезли меньше чем за двое суток — еще одно маленькое волшебство, и то, что оно село по фигуре с минимальной коррекцией, которую девочки из салона сделали за несколько часов — тоже.
Так что, даже если на нашей свадьбе не будет никого, кроме родителей с двух сторон, у меня все равно самый лучший в мире жених, самое красивое в мире платье и самое идеальное настоящее счастье.
— Йени, ну что ты, тушь же потекла! — Мама быстро промокает платком уголки моих глаз, но я останавливаю ее, обнимаю крепко-крепко, чтобы разделить с кем-то слишком огромное для меня одной счастье.
— Мам, мы с Антоном уже три дня женаты, — говорю ей на ухо, и она отодвигается, чтобы посмотреть на меня ошарашенным взглядом. — Так что я… Воскресенская-Сталь еще со среды.
— Солнышко…
— Сегодня просто… красивая церемония, мы так решили. — И чтобы разбавить этот шок, быстро перевожу тему: — Оказывается, работники ЗАГСа выезжают только в строго отведенные места.
— Как уже?.. — Мама, совсем как я, прикладывает ладонь к губам. Как будто все то, к чему она усердно готовилась с момента, как я сказала о нашем желании расписаться, вдруг случилось с ней за секунду. — Йени, но… но как же…
— Мам, опоздаем, — подталкиваю ее к двери. — Антон никуда не денется, а вот Константиновский дворец может сбежать.
Наша маленькая церемония назначена на два часа дня.
Все утро моросит мелкий дождик, но пока мы едем, тучи постепенно расходятся, и как по заказу навстречу выкатывается умытое яркое солнце. Даже обычно не очень веселые Петербургские цвета осени становятся яркими и сочными.
Всю дорогу отец сдержано молчит. Ему отведена особенная роль — провести меня по дорожке до «алтаря» — свадебной арки с живыми белыми цветами и кремовыми ленточками. Раз уж мы решили обойтись без банкета, то во всем остальном я, с молчаливого согласия Антона, решила добавить немного сказки. Правда, мои ворчливые мужчины не могли не сказать — практически хором — что вся эта американщина им не по душе — но в итоге мы нашли компромисс.
Оставить все как есть, даже американщину.
Я потихоньку улыбаюсь, вспоминая, как еще у бабули на пирогах отец отвел меня в сторонку и сказал: «Фамилию не менять, мои внуки будут Воскресенскими!» И гордо задрал нос, когда я ответила, что ни за что на свете не отказалась бы быть Воскресенской.
Дорожка до арки, которую разместили в парковом проходе как раз с видом на канал и дворец, посыпана розовыми лепестками. Я осторожно иду по ним, держа отца под руку, потому что, хоть на мне туфли от Джимми Чу — и это тоже не случайно — они никак не уменьшили мою фантастическую способность спотыкаться обо все на свете.
Маленьким шагами навстречу моему мужчине, который ждет меня в арке, похожий на Принца, который прискакал на свадьбу сразу после боя с драконом. Модный темно-серый костюм, расстегнутая на пару пуговиц рубашка, выглядывающие на пару сантиметров из рукавов манжеты с запонками.
И ветер немного шумит в еще не совсем облетевших кронах деревьев.
Наша музыка на сегодня.
Я хочу расплакаться, потому что этот момент просто не может быть лучше.
Отец, как сокровище, передает меня с рук на руки.
Если бы не бегающие фоном щелчки фотоаппарата, я бы подумала, что точно сплю.
— Ничего себе… — Как будто себе под нос бормочет Антон, разглядывая меня с ног до головы. — А как это снимается?
У меня закрытое до самой шеи платье с целой кучей пуговиц на спине. Пока мама застегивала их, раз десять сказала, что я жестокая бессердечная женщина.
— Сзади пуговицы, — отвечаю шепотом.
— И много? — Он делает притворно страдальческое выражение лица.
— Пятьдесят девять, кажется. Или шестьдесят девять?
— Ну на хрен, госпожа Сталь, ножницы у нас в доме точно есть.
Это «у нас» режет мое терпение без возможности сохраниться.
Наверное, Константиновский дворец еще никогда не видел такого моря слез, как за тридцать минут, пока длится эта ожившая специально для меня сказка.
Хорошо, что они абсолютно счастливые.