теперь появляется как тень из прошлого). - На его могильном камне напишут: „Он ни разу не
предал друга и не пощадил врага"».
Наезд Перельмана можно было еще рассматривать как возмездие за грехи руководства
Salomon. Мы с Дэшем решили, что захват нашей фирмы не такая уж глупая затея, хотя, вообще
говоря, никто нашим мнением особо не интересовался. Мы знали, что король губной помады
Рональд Перельман, головорез и мерзавец, не имел ни малейшего представления об
управлении инвестиционным банком. Но мы также знали, что если ему удастся захватить
хозяйство Гутфренда, то прежде всего он проанализирует фирму как бизнес, а не как империю, и
это непременно пойдет на пользу Salomon Brothers. Нет спору, захват корпораций часто всего
лишь едва завуалированный грабеж. Налетчики заявляют, что они намерены вымести вон тупых
и ленивых менеджеров, тогда как на самом деле их привлекает только возможность пообщипать
активы компании. Но наш случай был приятным исключением. В Salomon активом были люди. У
нас нельзя было поживиться ни землей, ни деньгами чрезмерно жирных пенсионных фондов, ни
патентами. Здесь цель захватчиков была неподдельно благородна. Наше руководство
заслужило виселицу.
Уолл-стрит еще не знала более нелепого бизнес-плана, чем тот, что приняла фирма
Salomon Brothers на ближайшие месяцы, если только не считать ее же предыдущего плана. У
нашего руководства темперамент и мозги были точь-в-точь как у ливанского таксиста: мы либо
выжимали до предела акселератор, либо изо всех сил били по тормозам. Никакой середины, ни
капли взвешенности в поведении. Когда мы решили, что наше прежнее нью-йоркское помещение
стало тесновато, могли мы, как обычные смертные, просто перебраться через улицу в более
просторный офис? Ни за что. Мы заключили договор с Мортом Цукерманом, застройщиком
площади Колумба, о строительстве самого дорогого и самого крупного небоскреба в Манхэттене.
Сьюзен Гутфренд заказала ящик стеклянных пепельниц, на дне которых был изображен будущий
небоскреб. В конце концов мы откупились от проекта, потеряв на этом 107 миллионов долларов, а она осталась с этими дурацкими пепельницами.
Мы создавали наши офисы с прицелом на мировое господство и потому отгрохали самый
большой в мире торговый этаж прямо над станцией лондонской подземки. Теперь лондонское
отделение обратилось в руины и подлежало перестройке, а примерный размер убытков
составлял 100 миллионов долларов. Остряки из английских газет называли нас не иначе как
«копченая лососина» [Игра слов: Salomon, название фирмы, и Salmon, «лосось». Примеч.
переводчика.]. Мы создали гигантский и всесильный отдел по торговле ипотечными
облигациями, а затем позволили половине его сотрудников разбежаться, а остальных уволили.
Леви и его монопольная власть ушли, а прибыль усохла еще на несколько сот миллионов
долларов. На своем 41-м этаже мы позволили вспыхнуть ожесточеннейшей битве за власть.
Отголоски неистовых раздоров оглушили Нью-Йорк. Ценой этой ошибки могла стать потеря
фирмы. Со щитом или на щите. Покупай или продавай. Вперед или назад. Последовательность и
постоянство - не для нас. Это для простых людей.
При этом самыми тяжкими ошибками были не наши дела, а наши упущения. Ведь не было
такого, чтобы операции с ценными бумагами в 1987 году стали неприбыльными. Напротив, они
были прибыльнее, чем когда-либо. Откройте любую газету, и увидите, что в то время
инвестиционные банкиры получали на комиссионных по 50 миллионов долларов за несколько
недель работы. Впервые за многие годы доходы текли в карманы других фирм, а не на счета
Salomon. Была ирония в том, что среди новых победителей числились как раз те, кто помогал
Рональду Перельману в его наезде на нас: Милкен, Вассер-штейн и Перелла. Спасибо Майклу
Милкену, но уже в 1986 году не мы, a Drexel стала самым прибыльным инвестиционным банком
на Уолл-стрит. При доходе в 4 миллиарда долларов их чистая прибыль составила 545,6
миллиона - больше, чем в наши лучшие годы.
Drexel зарабатывала на мусорных облигациях, и это было источником терзаний. Всегда
считалось, что именно мы главные на Уолл-стрит в торговле облигациями. Но теперь мы