пяти не занятых до этого момента делом инвестиционных банков читают ту же колонку слухов и
начинают рыскать повсюду в поисках покупателя для бумажной компании. Как только покупатель
найден, компания официально считается выставленной на кон. В то же самое время армия
алчного молодняка с помощью своих компьютеров прочесывает подряд всех производителей
бумаги в Америке в поисках других дешевых вариантов. В самое короткое время вся отрасль уже
готова к захвату.
На предоставлении консультаций нападающей и обороняющейся сторонам в случае
крупных компаний делались такие деньги, что даже торговля облигациями стала напоминать
нищенское развлечение. За организацию одной только операции по захвату корпорации Drexel получала более 100 миллионов долларов в виде комиссионных. В 1987 году Вассер-штейн и
Перелла заработали на комиссионных для своего банка First Boston 385 миллионов долларов.
Goldman Sachs, Morgan Stanley, Shearson Lehman и другие инвестиционные банки, не теряя
времени, занимали позиции на рынке консультационных услуг, и, хотя ни одна из этих фирм не
обладала такой же рыночной мощью, как Salomon Brothers, они зарабатывали гигантские деньги.
Salomon Brothers слишком долго приглядывалась к рынку захватов корпораций и так и не
развернулась на рынке мусорных облигаций, оттого-то и золотой дождь ее не коснулся. Для
такой пассивности не было никаких разумных причин, если не считать определенного нежелания
покидать освоенную нишу рынка облигаций. При наших исходных позициях и легкости доступа к
национальным кредитным ресурсам фирма легко могла стать лидером в финансировании
операций по захвату компаний. У нас, естественно, было оправдание: упустивший такие
великолепные возможности крайне нуждается в оправданиях. Наше было простым: мусорные
облигации - это зло и пагуба. Генри Кауфман повсюду произносил речи о том, что корпоративная
Америка увязла в долгах и мода на мусорные облигации окончится грандиозным крахом. Может, он и был прав, но ведь мы же не поэтому держались в стороне от мусорных облигаций. Мы
обходили этот рынок только потому, что наше высшее руководство не понимало его, а в разгар
гражданской войны на 41-м этаже ни у кого не было ни времени, ни энергии в нем разобраться.
Джон Гутфренд может сколько угодно декларировать, что причиной нашей пассивности
было то, что он не одобрял результатов - чрезмерную обремененность компаний кредитами. Но
все его утверждения рухнули, когда он, как пилот-камикадзе, ринулся в операции с мусорными
облигациями и навлек крах на Salomon Brothers и нескольких наших клиентов. (И не имело
значения, что он и Генри Кауфман приобретали мусорные облигации на собственный счет, поддерживая при этом чистоту политики фирмы.) В любом случае, с нашим участием или без
него, каждая компания, в том числе и Salomon Brothers, стала потенциальной целью для
налетчиков Милкена. В этом-то и заключалась главная ироничность нападения, предпринятого
Рональдом Перельманом. Нападение на нас финансировалось за счет мусорных облигаций, и
все это стало возможным только потому, что мы сами не вошли на рынок скупки компаний, финансируемый с помощью мусорных облигаций.
Вскоре после того, как стало известно о притязаниях Перельмана, Гутфренд обратился к
сотрудникам с речью, в которой выразил неудовольствие операциями по недружественному
завладению компаниями и намерение противостоять Перельману, то есть сказал все то, о чем
можно было догадаться и без его речей, но в самом главном мы так и остались, как обычно, в
неведении. О том, как разворачивались события, нам пришлось узнавать из репортажей
Джеймса Штернгольда в «New York Times» и из аналитических обзоров в «Wal Street Journal».
А история разворачивалась вот как. Первые слезы хлынули 19 сентября, в субботу утром, за несколько дней до появления публикаций. В это утро Гутфренду позвонил домой его приятель
и адвокат Мартин Липтон, офис которого он за два месяца до того использовал, чтобы сообщить
Леви Раньери об увольнении. Липтон узнал, что крупнейший акционер Salomon Brothers, фирма
Minorco, нашла покупателя на свои 14 процентов акций компании. Имя покупателя пока что было
тайной. Гутфренда это должно было сильно расстроить. Он уже несколько месяцев был в курсе, что Minorco хочет продать свой пакет акций, но слишком долго соображал, как на это
реагировать. Такая медлительность оказалась неразумной, так как он в итоге утратил контроль
над процессом. Устав от неопределенности Гутфренда, Minorco попросила о помощи в продаже
своих акций другие инвестиционные банки Уолл-стрит.
В среду 23 сентября Гутфренд узнал от президента Minorco дурную новость, что
покупателем является корпорация Revlon. Стало понятно, что речь идет о попытке захвата.