должно было проявиться в больших скидках с цены.
Я нутром чувствовал, что Salomon Brothers ничего не понимала в мусорных, так что если
уж мы подписались на сбыт какого выпуска, то это и будет самый последний мусор. Мне кажется, фирма сделала ошибку, типичную для всякого начинающего: мы протолкались в самый центр
рынка и купили первое, что подвернулось под руку. Вокруг не было никого, кто знал бы хоть что-
нибудь о Southland и кому я мог бы поверить, так что оставалось только довериться
собственному внутреннему голосу. А голос этот твердил, что эти облигации прокляты и
обречены.
В прошлый Новый год я решил начать новую жизнь и больше никогда не продавать людям
то, что, по моему мнению, им не следует покупать. Великим постом мне пришлось нарушить
клятву. Я до сих пор стыжусь своего скромного участия в мировых рынках капитала, даже
несмотря на то, что законом этих рынков остается caveat emptor (покупатель должен быть
бдительным). И я был такой не один. Дэш был экспертом в торговле облигациями. «Ты дерьмо!»
- кричал он на того, кто обманом впаривал облигации. Ну а потом и сам занимался тем же
самым. Более того, всякий раз, как мне удавалось сбагрить облигации в портфель какого-нибудь
инвестора, он начинал являться мне, обычно в виде безнадежно обосранного клиента вроде
моего германского Германа, который каждое утро звонил мне, чтобы задать горестный вопрос:
«Майкл, у тебя нет еще какой-нибудь хорошей идеи?» Я плохо спал по ночам, и мне мнилось, что по всей Европе облапошенные мною инвесторы протыкают окрещенную моим именем куклу
отравленными булавками.
По поводу облигаций корпорации Southland вопрос стоял так: как провести моих клиентов
мимо этой ловушки. Легче сказать, чем сделать. Оказалось, что не продавать облигации - это
дело еще более хитрое, чем их продавать, что-то вроде игры в сквош с собственным боссом: нужно вести себя так, будто ты стремишься выиграть, но при этом сделать все, чтобы проиграть.
Случай с Southland был особенно хитрым, потому что на кон была поставлена репутация самого
Гутфренда, решившего всем показать, что Salomon - это сила, с которой нужно считаться и на
рынке мусорных облигаций. Мне названивали несколько наших менеджеров из Нью-Йорка, работа которых заключалась в том, чтобы теребить продавцов, и которых поставила на уши
заинтересованность Гутфренда в этом проекте. Они хотели знать, чего я сумел добиться. Мне
пришлось лгать. Я говорил, что отбросил все и занимаюсь только этими облигациями, тогда как
на самом деле я не сделал ни одного звонка в связи с ними. Тем не менее в покое меня не
оставляли.
В общем, мне следовало срочно усовершенствовать свою ложь. Либо она звучала
неубедительно, либо, что вероятнее, другие продавцы врали намного удачнее: «Клиент на
неделю уехал на курорт», «Клиент умер». Один из специалистов по мусорным облигациям даже
настоял на том, чтобы присутствовать при разговоре по телефону с моим крупнейшим клиентом -
с моим Французом. Благодарение Богу, он не стал нас подслушивать. Ему нужно было только
отчитаться, что он видел, как я стараюсь. И пока я делал эту грязную работу, он сидел в кресле у
меня за спиной.
- Да? - сказал Француз.
- Привет, это я.
- Кто же еще!
- Есть сделка, с которой вам следует ознакомиться, - начал я, взвешивая каждое слово. -
Она чрезвычайно популярна у американских инвесторов. [Мой Француз был крайне
подозрителен ко всему популярному. ]
- Ну, так пусть они все это и покупают. - Он сразу попал в тон.
- Здесь рядом со мной сидит специалист по высокоприбыльным облигациям, который
уверен, что облигации Southland продаются очень дешево... - продолжал я.
- Но вы так не думаете, - он рассмеялся.
- Верно, - обрадованно подхватил я и пустился в пространное обсуждение рынков, которое
развлекло, хоть и по разным причинам, и присматривавшего за мной специалиста по мусорным
облигациям, и моего клиента.
- Не благодарю, - так распрощался со мною мой Француз.