светских хроникеров. Ее приглашения, ценность которых, казалось, шла вверх или вниз вместе с
курсом нашей фирмы, были свернуты изящными крошечными треугольничками и разносились
посыльными. Она нанимала консультантов, которые следили, насколько достойно ее светские
мероприятия освещаются в прессе. И хотя она не доходила до требований, чтобы служащие
фирмы выглядели столь же представительно, как и ее муж (об одежде которого она заботилась
сама), атмосфера потакания слабостям и тщеславию не могла не просачиваться в компанию.
При всем размахе новых веяний учебная программа Salomon была, без сомнения, лучшей
на Уолл-стрит. Закончив курсы, можно было смело переходить в любую компанию Уолл-стрит, требуя удвоения жалованья. Считалось, что наши выпускники в совершенстве владеют своим
делом. Наблюдать, сколь быстро человек на Уолл-стрит превращается в «эксперта», само по
себе занятие весьма поучительное. У многих банков просто нет собственных учебных курсов. В
Drexel Bumham, хотя это, конечно, крайний пример, некоему претенденту на должность дали
совет подружиться с кем-либо из обучающихся на курсах Salomon, чтобы получить доступ к его
конспектам. Ему пообещали, что с этими конспектами он будет тут же принят на работу в Drexel.
Но эти конспекты были не самое важное. Главное, о чем я вспомнил только двумя годами
позже, были предания ветеранов - устный фольклор компании Salomon Brothers. В течение трех
месяцев ведущие маклеры, торговцы и финансисты передавали опыт учебной группе. Они
делились с нами грубой житейской мудростью: как деньги ходят по миру (как хотят), что
чувствуют и что делают маклеры (что хотят) и как разговорить и раскрутить клиента. Спустя три
месяца занятий в аудитории стажеры еще два месяца неустанно сновали по торговому этажу.
После этого приступали к работе. Неявная цель всей программы была проста - привить
стажерам культуру компании, так сказать соломонизироватъ их. Прежде всего, каждый должен
был понять, как объяснил нам однажды маклер, что мы в фирме сидим ниже, чем китовое
дерьмо, когда оно уже опустилось на дно океана. А во-вторых, следовало оценить, что быть в
Salomon Brothers ниже китового дерьма - это значит как сыр в масле кататься, если сравнить с
тем, как живут вне этой славной фирмы.
Если быть кратким, то промывание мозгов почти достигало цели. (Если не столь кратко, то
нет. Чтобы смириться с рабским ярмом, нужно верить, что выбора нет. А как мы увидим далее, новички вроде нас отличались преувеличенным представлением о своей рыночной ценности и
недостатком лояльности.) Редкие инвестиционные банки имели собственные учебные
программы, и ни в одном из них, за исключением разве что Goldman Sachs, учебный курс не был
так насыщен пропагандой собственной фирмы. Женщина из «New York Times», которая брала у
нас интервью на третьем месяце обучения, была столь поражена однообразием нашего
отношения к фирме, что назвала свою статью «Тренировочный лагерь для лучших МВА». Эта
статья, как и все другие газетные высказывания о Salomon Brothers, подверглась гневному
осуждению. «Сучка не понимает, о чем пишет», - негодовали задние ряды. Наши бойскауты были
оскорблены появлением в печати таких примерно высказываний: «Им - в Salomon - не
приходится нас подбадривать, мы и так наскипидарены», что, следует признать, было несколько
чересчур.
В статье было интересным другое. Впервые внутрь впустили постороннего и позволили
задать самый очевидный вопрос: почему вам так хорошо платят. Обитатель задней скамьи, только недавно получивший степень мастера делового администрирования в Чикагском
университете, все объяснил читателям. «Это спрос и предложение, - сказал он. - Моя сестра
обучает отсталых детей, не способных учиться. Она, как и я, очень любит свою работу, но
зарабатывает намного меньше. Если бы было меньше желающих заниматься преподаванием, она получала бы намного больше». Об этом анализе много чего можно сказать. И читатели
«Times» вряд ли упустили случай выразиться. Та же статья упоминала, что на 127 мест в
учебной группе претендовали более шести тысяч человек. Жалованье в Salomon Brothers круто
лезло вверх, хотя множество людей согласились бы делать ту же самую работу за куда меньшие
деньги. Было что-то сомнительное в том, как спрос уравновешивал предложение в нашем
инвестиционном банке.
Но в попытках объяснить, почему нам будут платить так много, было и кое-что
освежающее. Меня восхищало, как просто мои коллеги отбросили традиционные экономические