я случайно услышал, как о нем шептались два вице-президента. «Не перевариваю этого
стервеца», - сказал один. «Мм-да, - откликнулся другой, - но что с ним можно поделать!»
Чтобы избежать унижений при посещении торгового этажа, я старался держаться
незаметно, в каком-либо углу. Единственным, кого я знал в лицо по журнальным фотографиям, был Гутфренд, которого я воспринимал скорее как светскую знаменитость, а не как бизнесмена.
Поэтому я совершенно не понимал, от кого мне следует держаться подальше. Многие из них
были внешне очень похожи: белые мужчины в одинаковых чисто хлопковых белых рубашках, застегнутых на все пуговицы (один из японцев как-то пожаловался мне, что он за всю жизнь не
научится их различать между собой). На 41-м этаже располагался энергетический центр Salomon Brothers, не только нынешнее ее руководство, но и кадры будущих руководителей. Нужно было
освоить их манеру вышагивать, чтобы научиться различать, с кем стоит иметь дело, а кого
следует избегать.
Привык ли я со временем к атмосфере торгового этажа? Пожалуй, да. Но даже когда
сумел занять в фирме определенное положение, у меня мурашки начинали бегать по телу
всякий раз, как я поднимался на 41-й. При этом я понемногу, но заметно менялся. Как-то раз я
разыгрывал человека-невидимку, чувствуя на себе теплую тяжесть китового дерьма, и грустно
размышлял о том, что нет на свете никого в более жалком положении. Вдруг в зале появился
человек из отделения корпоративных финансов, одетый в пиджак, который выглядел здесь как
символ бесчестья. Никто на торговом этаже никогда не появлялся в пиджаке. Наверное, он
впервые спустился сюда из своего сияющего стеклом офиса и теперь оглядывался по сторонам, потеряв всякую ориентацию в этом бедламе. Кто-то с разбегу налетел на него и, не прекращая
движения, раздраженно крикнул, что нужно смотреть, куда идешь. Смотреть, куда идешь? Но он-
то стоял на месте. У него, похоже, возникло ощущение, что весь мир видит его растерянность. И
он запаниковал, как актер, вдруг забывший роль. Наверно, он даже забыл, зачем пришел сюда, потому что вскоре развернулся и исчез. И тут мне в голову пришла отвратительная мыслишка.
По-настоящему чудовищная, непростительная мысль. Она показала мне, что я уже начал
меняться. Что за ублюдок, подумал я. Он, мать его, здесь просто чужак.
Глава 4. Образование для взрослых
Прошло четыре недели. У группы появилось сознание собственных прав. Первым
неотъемлемым правом было бить баклуши и развлекаться до начала занятий. Расхаживали по
классу, жевали булочки из кафетерия и пили кофе. Читали «New York Post» и заключали пари, кто победит в вечернем матче. Кроссворды из «New York Times» ксерокопировали в 127
экземплярах и раздавали каждому. Кто-то позвонил девице, занимавшейся сексом по телефону, и подключил его к громкоговорителю. Я, как обычно в это время, жевал булку с котлетой.
Ура! Макс Джонсон, бывший пилот истребителя ВМС США, залепил бумажным шариком в
висок Леонарду Бублику, четырехглазому обладателю диплома МВА Индианского университета.
Бублика это не могло удивить, поскольку такое с ним случалось часто, но он выглядел
оскорбленным и высматривал обидчика. «Отличная стрижка. Бублик!» - прокричал некто с
заднего ряда, закинувший ноги на стул рядом с Джонсоном. «О-ох, повзрослеть бы вам, ребятки!» - откликнулся Бублик, не вставая со своего места в первом ряду.
Сцену прервала вошедшая Сьюзен Джеймс. Джеймс играла странную роль. Она была
чем-то между нянькой и завучем. В награду за хорошую работу ее, по некоей извращенной
логике, оставляли для работы со следующей учебной группой. Она, как и все остальные, предпочла бы работать на торговом этаже, но ей до этой цели было еще дальше, чем любому из
нас. Поскольку доступ к торговле был ей закрыт, весь ее воспитательский авторитет сводился к
нулю. Ей оставалось только жаловаться на нас начальству, но даже и этого она не могла. Ведь
мы были ее будущими начальниками, и она предпочитала сохранять дружеские отношения.
Когда мы переместимся на торговый этаж, а она займется следующей учебной группой, от нас
будет зависеть ее работа. Каждый знал, что власти у нее никакой, поэтому когда ее не дразнили, то просто не замечали. Но теперь она появилась с важной вестью.
- Хватит дурачиться, мальчики, - в голосе была мольба, как у воспитательницы в летнем
лагере накануне родительского дня. - Через минуту к нам придет Джим Мэсси. У группы уже и
без того скверная репутация.
Последнее было чистой правдой. За пару дней до этого один заднескамеечник умудрился
засветить бумажным комком в затылок директору отдела исследований рынка облигаций. Тот от
возмущения побагровел и пять минут орал на нас. Поскольку виновника найти не удалось, он, уходя, пообещал отыграться на всех.
Сьюзен Джеймс в десятый раз повторила, что впечатление, произведенное нами на
Джима Мэсси за те полчаса, что он проведет в нашем классе, определит нашу карьеру
(жалованье) до пенсии или до смерти. Все считали, что Мэсси играет при Джоне Гутфренде