неожиданно понял, как сильно ошибся, что Леви слишком патриотичен и, даже в ранге вице-
председателя, будет ставить свой отдел впереди всех и всего. Вторая теория - это что кабинет
председателя устал от Леви. Ведь на любых совещаниях только его и слышно. Не то чтобы он
слишком уж любил сам себя слушать, но у него всегда масса идей. Скверно, что Штраус, Войт и
Гутфренд не смогли к нему приспособиться. Им было бы очень полезно прислушиваться к его
словам».
Сам Раньери отказывается верить, что с ним расправился человек, защищавший его в
самые тяжкие времена, которого он называл «мой ребе». Он считает, что Том Штраус как-то
сумел захватить контроль, а Войт выжидал своего часа и дал Штраусу все возможности самому
сломать себе шею. (На деле все вышло прямо наоборот. В декабре 1988 года Войт ушел из
Salomon, оставив Тома Штрауса в качестве единственной опоры Гутфренда, положение которого
весьма пошатнулось.) Раньери не изменил своего отношения к фирме, которое сложилось, когда
безымянный и безликий партнер оплатил счета за лечение его жены только потому, что так
следовало поступать, когда фирму возглавляли мужчины, считавшие, что «важнее быть хорошим
человеком, чем хорошим менеджером», и поступавшие соответственно. Раньери предпочитает
думать, что Salomon Brothers временно попала в руки людей, внутренне чуждых и даже
враждебных ее культуре. «Случившееся можно понять одним-единственным образом, - говорит
он. - Джон Гутфренд не был главным. Главным был Штраус. Томми хотел получить абсолютную
власть. И они сумели за год разрушить этот колосс. Если бы Джон сам принимал решения, он бы
никогда на это не пошел. Не могу вообразить, что они [Штраус и Войт] наговорили Джону, чтобы
заставить его сделать то, что он сделал. Они ведь не могли понять, что величие фирмы было в
ее культуре. Они разрушили культуру. Или, как говорят в таких случаях, они нарушили „завет".
Они навеки себя опозорили». На этом и окончился путь длиною в 19 лет, приведший из отдела
писем на Уолл-стрит на самый верх этой же улицы.
Глава 8. От гека к человеку
...люди всегда больше доверяют зрению, чем осязанию, потому что зримое доступно
каждому, но мало кому удается все проверить на ощупь. Каждый знает, каков ты с виду,однако мало кому известно, кто ты таков в действительности; но и эти немногие тоже не
станут опровергать общее мнение...
Никколо Макиавелли. «Государь»
Убежден, что худшее из того, что можно делать при помощи телефона, не нарушая закон,
- это названивать незнакомым людям, пытаясь продать им то, в чем они абсолютно не
нуждаются. Я только начинал в Лондоне карьеру продавца, и у меня на коленях лежал
телефонный справочник со странно звучащими французскими именами, которые я не умел
верно произносить. Мой босс, мой проводник в джунглях, рожденный в Балд-Кноб, штат
Арканзас, велел мне сесть на телефон и начать зарабатывать на жизнь. «Обзвони всех в
Париже», - проинструктировал он меня.
И улыбнулся.
Он, естественно, не имел в виду всех жителей Парижа. Просто так оно эффектнее
звучало. Я должен был обзванивать только французских операторов рынка денег, имеющих в
своем распоряжении не менее 50 миллионов долларов. Не было смысла использовать белые
страницы парижского телефонного справочника. Я нашел другой справочник - «The Euromoney Guide». Я решил: чтобы твое имя попало в справочник с таким названием, нужно располагать
кое-какими деньгами. Первым в перечне имен мне попался некто Ф. Дидроньон. Ну и кто он?
Мужчина или женщина? Я спросил моего американского проводника по джунглям, как следует
произносить это имя.
- А мне откуда знать! Я думал, из нас двоих ты говоришь по-французски, - ответил он.
- Не говорю. Это я только в анкете так написал.
- Ну-ну, - откликнулся мой наставник, задумчиво почесывая мизинцем висок. - Это пустяки.
Все лягушатники теперь говорят по-английски.
От судьбы не уйдешь. Ничего не оставалось, надо было звонить. Но все-таки: как быть с