Иными словами, было трудно сочувствовать кому-либо, кроме человека, который проводил
сделку. Но ведь он отчасти и был виноват.
Будь я в меньшей степени геком и в большей - нормальным торговцем, я мог бы подумать, что он не прав, взваливая всю вину на меня. Но он занялся именно этим, и еще как. Ведь именно
такова привилегия клиентов и тяжкая повинность продавцов. Он клеймил меня регулярно, не
давая остыть горечи поражения. Первая наша совместная ошибка заключалась в том, что мы
пошли на эту сделку, а вторая - что мы не переиграли все назад. В следующие несколько недель
каждое утро и каждый вечер я, сжавшись от ужаса, ожидал очередного саркастического звонка.
Низкий голос с выраженным немецким акцентом повторял мне дважды в день: «Да, Майкл, эти
облигации, вот была действительно прекрасная идея. А у вас в запасе нет ничего в том же
роде?» Фактически Герман уже расстался с надеждой, что фирма возместит ему убытки и он
выпутается из этой истории целым. Звонил он только для того, чтобы немного отыграться на
мне.
До конца дней своих будут они теперь неразлучны - мой клиент и его облигации. AT & Т
все дешевели и дешевели. Наконец, примерно через месяц после начала этой истории, босс
моего клиента поинтересовался у него, как там дела. Узнав о потере 140 тысяч долларов, он с
чувством исполняемого долга тряхнул своей седовласой главой - и Германа уволили. Слава
тебе. Господи! Он нашел другую работу, и, насколько я знаю, его дети не голодают.
Начало моей карьеры как-то не задалось. За целый месяц я взорвал моего первого и
единственного клиента. Впрочем, за ним потянулись другие. Право вести дело с геком клиенты
получали при двух условиях: во-первых, это должны были быть мелкие инвесторы и, во-вторых, они должны были благоговеть перед Salomon Brothers и воспринимать все советы как
проявление высшей и бесспорной мудрости. Несколько месяцев я просидел на телефоне, общаясь с наименее привлекательными клиентами Европы. Среди них был бейрутский торговец
хлопком («Вам может показаться, что у нас сейчас нелегкое время, но это не так, не так»), ирландская страховая компания с тяготением к спекуляциям на валютных опционах и
американский король пиццы, проживавший в Монте-Карло. Я взорвал страховую компанию, на
этот раз в припадке собственного идиотизма и безо всякой помощи маклеров. Кредитный
комитет Salomon Brothers, опасавшийся, что хлопкоторговец из Бейрута взорвет нас прежде, чем
мы его, запретил мне иметь с ним дело. А король пиццы из Монте-Карло ускользнул от меня, потому что решил бросить облигации и вернуться к производству пиццы, а перед этим оставил
для потомства глубокомысленный афоризм: «Здешние казино скучны по сравнению с тем
дерьмом, которым мы занимаемся».
В эти первые месяцы самым сильным, пожалуй, было впечатление от общения с главой
английской брокерской фирмы. Этот малозаметный в лондонском Сити человек каким-то
образом узнал мое имя и позвонил мне на службу. Он сказал, что его интересуют опционы и
фьючерсы и потому он хотел бы, чтобы я навестил его в офисе. Компания, которой он управлял, была одной из сотен небольших европейских финансовых организаций, конкурировавших с
Salomon, но при этом у них имелись деньги для игры. Для получения информации они часто
прикидывались потенциальными клиентами. Они подозревали, что Salomon Brothers знает что-то
такое, чего другие фирмы не знают. В принципе я имел право отклонить его приглашение на том
основании, что он может использовать полученную от меня информацию и потеснит мой
собственный бизнес. Но у него были небольшие деньги для инвестирования, а меня в свою
очередь интересовали традиционные английские финансисты. Да к тому же в то время мои
сведения об опционах и фьючерсах могли бы скорее разорить его, чем обогатить.
Это оказался тучный господин средних лет в плохо сидящем костюме, в стоптанных
черных башмаках, в тонких черных носках, собравшихся внизу гармошкой, которые я с тех пор
воспринимаю как символ длительного экономического упадка Британии. Были и другие черты, несовместимые с его служебным статусом. Торчавшие на затылке вихры жили как бы сами по
себе; одежда была измята, будто он в ней спал. Он руководил фирмой, в которой работали
несколько сот человек, а выглядел как полный обормот или как человек, еще не до конца
очнувшийся от сна.
Мы проговорили в его плохо освещенном кабинете около часа. Вернее, говорил - большей
частью о том, что происходит в мире, - он один. Наконец он устал и вызвал машину для поездки
на ланч. Но прежде, чем уйти, он острым карандашом пометил что-то в свежем номере газеты
«Times» и заявил, что «должен сделать ставки». Потом он позвонил своему букмекеру и сделал