Недооценивать Логинова - глупость. Он всегда знал, что делал. И если Илье она съездила по морде в свое время, то с Ником ходила в поход и счастливо распивала кофе. Он ей нравился. Когда он того хотел, нравиться умел. Так что может оказаться сильнее? То, что у самого Ильи вызывало шквал эмоций каждый раз, когда он просто касался ее руки. Или то, что происходило у Алисы с Логиновым?
Это от него не зависело. Это зависело только от Альки. И потому тоже было страшно. Вдруг она ошибется. Люди же ошибаются.
Илья снова сглотнул, выбрался из машины. Побрел искать урну возле шиномонтажки. Не нашел, бросил окурок куда-то под ноги. И снова стал с усилием удерживать себя на месте. Холодало. Очень холодало, но и холода Илья не ощущал.
Потому что время шло, а Никита не возвращался.
Потому что он говорил там с ней. Уговаривал. А возможно, целовал - если она позволила. Она могла позволить? Могла?
Илья зажмурился, пытаясь отогнать наваждение. После дня на Диво Острове, который они провели вместе, после первого поцелуя на Львином мосту после того, какое небо вдруг оказалось у них на двоих - разве могла?
Все разбивалось в прах о единственный довод.
Тогда не было Логинова. Теперь Логинов появился.
И винить во всем, кроме себя, некого.
- Идиот, - процедил сквозь зубы Макаров, сплюнул, глянул на часы. Сорок минут. Вроде, сорок. За это время можно было все решить? Наверное, да.
Вопрос: готов ли он принять все, как обещал?
Да черта с два готов!
Это как удар под дых. Даже еще хуже. Илья негромко ругнулся и повернулся к машине. Куда ехать - не знал, не представлял. Хуже всего, что пришла уверенность - сейчас он вернется на гребанную заправку. Потому что не может туда не вернуться.
Его метания прервал шорох шин по мокрому асфальту, показавшийся Макарову самым громким звуком, что он слышал в жизни. Никита остановил машину рядом с братом. Выходить не стал, опустил стекло и медленно проговорил:
- Если ты ее обидишь, клянусь, прибью.
Отвернулся, нажал на газ, и колеса жалобно скрипнули разлетевшимся гравием обочины.
Все вокруг гремело, ревело, кричало, сверкало разноцветными лучами и мелькало изображениями на огромных экранах.
Находиться внутри постоянно движущейся толпы - в такт музыке и просто в перемещении с места на место - было непривычно. Ново. И даже страшно.
Алиса опасливо оглядывалась по сторонам на приплясывающих соседей, тесно прижималась к Илье и совсем не думала, что с такой «ношей» среди людей она не оставляет ему возможности маневра. Она вообще не думала. Происходящего на сцене ей было не видно, поэтому пыталась смотреть на экраны, по-прежнему крепко держась за Илью. Но слышно было хорошо. Более чем! Алисе казалось, что к концу этого действа, она наверняка оглохнет.
Наивная! Уже сейчас, выведи ее на улицу со стадиона, в голове будет та еще какофония.
В какое-то мгновение, Макаров прижал ее к себе крепче и так, вместе с ней, ломанулся вперед, ближе к сцене. Косились на них без особого восторга, кто-то даже шипел в спину. Но глаза горели - было не до того.
До сцены оставалось еще метров десять, когда стало ясно, что ближе не подойдешь никак. И пришлось остановиться.
- Ты как? - прокричал Алисе Илья.
- Нормально, - шевельнула она губами, не представляя, услышал он или нет.
- Здесь хоть немного лучше видно? -Да нормально, правда!
- Тебе хоть нравится?
- Нравится, - быстро закивала она.
- Да? - недоверчиво спросил он, но тут же улыбнулся - чудо, что она вообще согласилась ехать на этот фест. В Москву на три дня. Думал, не поедет.
Что еще ему оставалось делать, если уговаривать пришлось долго и упорно? Сначала Алиса просто отнекивалась, потом принялась отмазываться мамой, работой и дальностью поездки. Илья потратил не один день, чтобы однажды услышать от нее: «Кажется, у меня получится». Этому предшествовали переговоры с Танькой относительно подмены. Подружка сообщила, что за два дня Алиска будет должна ей три.
Сложнее было с мамой. Сказать правду, что на несколько дней собралась в Москву с парнем, которого Любовь Михайловна в глаза не видела, но, безусловно, была наслышана от бабы Зои, оказалось не вариантом. Пришлось воспользоваться запрещенным приемом.
«Мам, я на день рождения в Москву съезжу?» - спросила она с порога однажды вечером, вернувшись с работы.
«Как это - съезжу?» - удивилась мама, отвлекаясь от швейной машинки. Строчить перестала, зато стало слышно сериал, который шел в телевизоре фоном.
«На поезде, как все».
«Алиска!» - возмутилась мать.
«Ну мам!.. - она подошла к Любови Михайловне и обняла за шею, - ну пожалуйста.
Погуляю. День рождения ведь, праздник».
«Праздник, - согласилась мама скорбным голосом. - В том-то и дело!
Восемнадцать лет. Я думала, посидим вместе. Виталика позовем, каких-нибудь твоих подружек... А тебе-Москва. Чего ты там не видала?»
«Новодевичий монастырь», - не моргнув глазом, ответила Алиса.
Мать закашлялась, сердечный кашель в последнее время часто ее одолевал. Но сейчас он быстро перешел в смех. Она подняла глаза на дочь и, продолжая смеяться, выдохнула:
«Совершеннолетие в монастыре-даже как-то символично!»
«Значит, можно, да?»
«С кем?» - вопрос был задан со всей серьезностью, очень неожиданной после смеха.
«С Аленкой Пиотровской. Она ж в Москву поступила».
«Остановишься где? У нее?» - продолжала Любовь Михайловна учинять допрос.
«Конечно. Где же еще? Ехала бы я, если бы ночевать было негде. А так погуляем.
Может, в какую усадьбу съездим. Погоду хорошую обещают»,
«А этот твой... про которого шифруешься... едет?»
«Я не шифруюсь», - вспыхнула Алиса.