- Ну ты же ничего не знаешь о нас, - сдавленно проговорил Илья, недоумевающе глядя на мать. – Ты понятия не имеешь… Зачем ей это нужно было?
И тут же понял зачем. Понял. Все было просто, как дважды два. Отомстить. Ему отомстить. С Ником.
Если это действительно правда. Но правдой это быть не могло.
- Зачем ей это нужно? – повторил Макаров.
- Да на самом деле причин может быть много. Она обиделась, что вы поссорились, стремление к разнообразию или… запасной аэродром.
- Мама!
Она посмотрела на сына в ожидании.
От этого взгляда у него взмок затылок. Он медленно опустил глаза. Потом посмотрел на стену. «Сейчас я урбанист!» - раздалось в его голове. Как щелчок, который заставил его шумно выдохнуть. И вскочить с места.
Через мгновение он метался по комнате, собираясь. Схватил ключ от машины, сунул в карман. Глянул на мать. Выдохнул:
- Мне записи дадут?
Валентина Павловна утвердительно кивнула.
- Только не гони, пожалуйста!
- Дверь закроешь?
Она снова кивнула, проводила его взглядом, потом смотрела в окно, как белый БМВ вырвался со двора. И достав телефон, набрала Нину.
По счастью обошлось без пробок. Он очень быстро доехал до Смольного проспекта. Минут за десять. Может быть, гнал. Не помнил. Только подгонял время. И ни о чем не думал, совсем. Разве только о том, что сердце вот-вот выпрыгнет из грудной клетки, покатится по асфальту, и его раздавит Волга, ревущая позади. Дурацкие мысли, нелепые, не имеющие никакого отношения к тому, что значимо.
Припарковавшись у клуба, вылетел из бумера и напоролся на охранника у входа. Охранник был знакомый. Гоша. Лет на пять старше. После школьного выпускного Гоша транспортировал почти бессознательное Макаровское тело домой. Да и впоследствии, когда он с компанией заваливался в «SpiderWeb», выручал неоднократно. Так что отношения были весьма доброжелательные. Илью охранник величал Ильей Евгеньичем, а тот его попросту – Гошей. И если попадал на его смену, то родители могли быть спокойны. С Макаровым-младшим ничего не случится.
- Доброе утро! – буркнул Илья. – Харе стоять на стрёме, пошли кофе пить.
- Вы же знаете, Илья Евгеньич, я кофе не пью, - ухмыльнулся Гоша, но развернул свое накаченное тело в сторону бара.
- Ну не пей. Мать звонила по поводу меня?
- Звонила. Я отобрал записи по времени, о котором она сказала. Братец там ваш… праздновал. А вот вас давненько видно не было, - разглагольствовал Гоша, остановившись у служебного стола и шурша дисками.
- Некогда было, - ответил Макаров, махнул рукой бармену и крикнул: - Леш, с коньяком, как обычно!
- Тут смотреть будете? – отрабатывал зарплату Гоша.
- Тут.
Объяснять охраннику, что у него тупо не достанет сил ехать с этими гребанными дисками домой, что он просто взорвется от напряжения по дороге, смысла не было. Грудная клетка не выдержит и разлетится в куски. Он едва дышал, наблюдая, как Гоша поперся с дисками в какую-то подсобку. И вскоре один из экранов под потолком резко зажегся светом. Илья тяжело задышал и на мгновение прикрыл глаза. Подлетел Леша с кофе. И Макаров устремил взгляд на меняющиеся кадры, на беззвучные меняющиеся кадры. Но глядя прямо туда, ничего толком не видел. Несколько минут ничего не замечал и почти ничего не понимал. Когда Гоша остановил запись, сделал глоток. Кофе с коньяком слегка обжег горло. И у него откуда-то появились силы крикнуть:
- Еще раз!
Люди на записи в убыстренной перемотке забавно побежали в обратном направлении. Потом замерли. И снова все задвигалось. Видно было хреново, но столик в центре оказался хорошо подсвечен. Еще и по центру. Ник. Сибарит. Ждать ему пришлось недолго. Рядом быстро нарисовалась девушка. Пила рядом. О чем-то болтала. Потом перехватила официанта. Что-то ему сказала. Ник кивнул. А девушка полезла к нему целоваться. Все бы ничего… Все бы ничего, если бы девушкой не была Алька.
Осознание этого заставило его глухо рыкнуть, но остановить запись не решился. Нужно досматривать. Иначе какой смысл было начинать?
- Леш, еще коньяка! – крикнул Макаров и снова прилепился к экрану.
Вовремя. Алька повисла на руке Логинова, и они вместе пошли прямо на камеру – к выходу. Часы в углу экрана показывали 23:07.
Алька приехала после трех.
- Гош, давай заново! – хрипло рыкнул Макаров.
На слух Гоша не жаловался. И через минуту все началось сначала. Ник. Какая-то неопознанная спиртяга и замысловатый бокал с коктейлем. Нарисовавшаяся девушка.
Поцелуй.
Шествие к выходу.
Перед Макаровым оказалась бутылка коньяка, стакан и пара тарелок – дольки лимона и бутерброды с икрой. Тарелки были отодвинуты. Напиток налит. Илья поморщился и, не слыша собственного голоса, выкрикнул:
- Еще, Гош!
Будто бы реальность всякий раз, каждую промотку, могла измениться. Не менялась реальность. Он пил и вколачивал в себя то, что видел. Снова и снова.
Алька его предала.
Предавала раз за разом.
А он и не знал. С ума сходил, думая о том, где она. А она с Ником – так просто, что проще некуда.
- Гош! На поцелуй отмотай еще!
- Может, хватит, Илья Евгеньич? – пробасил Гоша прямо над ним.
- Не хватит. Мотай, сказал.
Охранник послушно ретировался и снова включил запись. Одно из ценных качеств хорошего подчиненного – исполнительность.
Время шло. Но он снова потерялся во времени. Горло сжигал алкоголь, но это ничего. Так было даже лучше. Отупляло. Забыться не давало, но хоть отодвигало боль на задний план и распаляло злость, от которой он даже не пытался спрятаться.
Алька ушла из клуба в 23:07. Домой пришла после трех. И как ему жить дальше, он тупо не знал. Потому что понимал, что никогда и ничего уже не будет, как прежде. Эта запись раз за разом выкорчевывала из него надежду. Любовь не могла. Пока не могла.
- А я ее домой заберу, ok, ребят? Можно?
- Да легко! – отозвался Гоша. – Только кого?
- Ее, - Илья кивнул на экран и хохотнул. Удивился собственному смеху и взялся за голову.