В асфальт он ее, естественно, не закатал. Милостиво отпустил, когда контракт был подписан. Сразу после этого она сбежала. Сбежала от них от всех, от всех этих людей, которые терзали ее уже тем, что были вокруг.
И до поздней ночи бродила по городу, прохаживалась мостами, дышала летним воздухом. И сходила с ума от бесконечной россыпи этих мостов и свежести этого воздуха.
Мосты…Мосты преследовали Алису всю ее недолгую, но наполненную, пусть и не тем, о чем ей мечталось, жизнь.
Раскидывались прочными диафрагмами воспоминаний о прошедшем, прожитом, вычеркнутом, брошенном. Ставшем чужим.
Заставляли брести изо дня в день, от берега к берегу, от вдоха к выдоху, от прошлого к будущему.
Без настоящего. Настоящее ускользало, наполняясь несбывшимся и несбыточным.
По пути она ощущала вибрацию мостового полотна, дразнившую кожу и утомлявшую сердце.
Мостами горделиво хвастался Петербург. И львы, ставшие свидетелями их первого поцелуя, снились ей по ночам. Теперь уже совсем редко. Не Илья, не тепло и настойчивость его губ, а каменные бездушные изваяния, глядящие на них равнодушно…
В магистратуру инженерии мостостроения в Политехнике Ополе звал ее профессор Возный, читавший у них смежный курс. Он увлеченно говорил о ее способностях и интересовался Сонькой после того, как она в очередной раз отказалась, рассказав о семье и дочери. Алиса понимала истинное значение настойчивых уверений профессора подумать, но, черт возьми! почему он разбирался не в реставрации зданий…
И Вроцлав тоже предательски подстерегал ее своими многочисленными мостами. Напоминающими, смещающими реальность, сводящими с ума.
Синий, красный, белый, зеленый… Разноцветье железных ферм.
Как в Петербурге. Или в Петербурге, как во Вроцлаве. Она ненавидела мосты. И шла гулять по ним снова и снова. Доставляя себе долго ноющую боль, как в детстве, когда с упоением отдираешь жесткую, засохшую корку с разбитой коленки.
***
За окном машины накрапывал дождь. Не сильный, но скучный. И серый, как асфальт. Такими же серыми были дни перед отъездом Алисы из Вроцлава. Лешек оказался прав, поездка в Петербург была теми самыми каникулами друг от друга, о которых она говорила Никите.
Тот по-прежнему не приходил в восторг от ее идеи, но в день их с Соней вылета как заботливый муж собирался на работу не раньше обеда, чтобы отвезти их в аэропорт.
«И обязательно тащить ее с собой?» - спрашивал он за завтраком.
«Посмотрит на родину родителей, - пожала она плечами в ответ. – Красивый город. А у нее все равно каникулы».
Кривая усмешка, исказившая в это мгновение его черты, сулила мало хорошего.
«Родителей! – бросил он. – Воссоединение?»
«Я еду работать».
«Ты едешь к нему. Иначе не забирала бы Соньку».
«Я всего лишь беру ее с собой. Кроме того, Соне скоро в лагерь».
«Ты хоть на минуту можешь себе представить, каково мне сейчас?»
«Могу, - Алиса подняла глаза от тарелки. – Могу, Ник. Но, может, тебе лишь кажется все? Побудешь без нас».
«Будто ты оставляешь мне выбор».
«Выбор есть всегда», - улыбнулась Алиса.
Так же улыбалась она ему, целуя в аэропорту на прощанье. Сонька, в предвкушении путешествия, вертелась под ногами.
«Ахатинов не трогай!» – в тысячный раз велела она отцу, подхватывая сумку.
«Помню, - мрачно отвечал он дочери, - впадут в спячку».
В Пулково их встречали. Водитель сообщил, что ей заказан номер в «Индиго».
- И где это нынче? – спросила Алиса.
- Да «Нева» бывшая.
- Цветовая гамма из названия не ушла, - усмехнулась она.
Сонька с интересом прислушивалась к разговору и вертела головой из стороны в сторону. Изредка задавала вопросы. Алиса задумчиво отвечала, иногда невпопад, чем изрядно смешила дочку. А когда впереди заметила темную громаду отеля, неожиданно попросила отвезти их во Всеволожск.
Они весело гоняли пыль по квартире, когда заявилась баба Зоя с графином вишневки и пирогом.
- А я тебя в окно увидела! – сообщила она и потрепала Соньку по голове. – Это ж сколько тебя не было?
- Долго, - усмехнулась Алиса.
Засиделись допоздна. Будильник с утра показался палачом, и Алиса почти завидовала Соньке, которая могла дрыхнуть до обеда. Она же досыпала в такси под шум дождя и бормотание радио.
«Sky Tower» встретил ее внушительным офисным зданием и стройными рядами многочисленных охранников и администраторов, пробравшись сквозь который, она оказалась в приемной господина Макарова. В качестве его личной охраны выступала секретарша, выделяющаяся из всех прочих, встреченных сегодня по пути в святая святых, строгостью костюма, непроницаемостью взгляда и совершенно немодельными пропорциями фигуры.
- Пан Макаров у себя? – спросила Алиса.
- Это зависит от того, кто вы, - невозмутимо ответствовала сторожиха.
- Алиса Куликовская.
- Проект нового ТРЦ?
Алиса кивнула.
- Одну минуту.
Сторожиха сняла трубку телефона и скороговоркой протарахтела:
- Илья Евгеньевич, приехала архитектор Алиса Куликовская, ожидает в приемной… Да… Только что… Хорошо, - она положила трубку, встала со своего кресла и посмотрела на гостью: - Идемте, я вас проведу.
- Путь к Минотавру, - пробормотала Алиса и послушно пошла за секретаршей.
Дверь в «президентский» кабинет распахнулась, и пред нею предстали вскакивающий с места Илья Евгеньевич и молодая женщина, сидевшая на диванчике и резко обернувшаяся к вошедшим всем корпусом. Лицо ее казалось едва ли менее растерянным, чем у «пана Макарова». И вместе с тем – смутно знакомым. Идеальная укладка – волосок к волоску, темно-синий костюм с белоснежной рубашкой, лицо – немного кукольное, красивое. И глаза, глядящие с недоверием.