- Это с какими-такими родственниками? – спросил он, как ни в чем не бывало. – У меня в Питере никого не осталось.
- Ну вот с тем, который не остался, - сверкнула ямочками Соня, и ее светло-серые глаза засмеялись.
- Ааа… с этим, - усмехнулся Ник. – Ну ясно. Наладили?
Кажется, вопрос был адресован Алисе. Логинов, между тем, принялся запихивать в багажник чемодан и Сонькин рюкзак.
- Просто встретились, - сказала Алиса. – Соня познакомилась с дядей, что такого?
- С дядей! – хохотнул Логинов. – Не, ничего, все нормально.
- Рада, что ты понимаешь.
- Тадеуш в рюкзаке! – взвизгнула Сонька и ломанулась к багажнику.
- Ничего с ним не случится! – рявкнул Ник. – Сядь в машину!
Алиса достала из багажника рюкзак и сунула его дочери. Сама устроилась в кресле, пристегнулась и приготовилась к обороне. Она видела, что Никита едва сдерживается, чтобы не закатить ей скандал. Но стоило отдать ему должное. Он действительно держался, хотя едва ли не скрежетал зубами. Соня притихла на заднем сидении. До нее, кажется, начало, наконец, доходить, что папа далеко не в восторге от «дяди Ильи». Обнадеживающей была та мысль, что ей уже завтра улетать в Испанию. Но ее внимательный серебристый взгляд наблюдал за родителями – пристально и безотрывно. В свои одиннадцать лет Соня успела уразуметь элементарную вещь, которая ей совсем не нравилась. Отец ее не любит. Отец ее терпит.
- Как ахатины? – отважилась спросить она.
- Капусту с утра жрали, - ответил Логинов.
- Я же просила… - поникла Соня.
- Я тоже иногда прошу, - отозвался он и глянул на Алису.
- Ребенок при чем? – с упреком бросила она.
- Да у тебя все ни при чем, - отрезал он. – Мне иногда кажется, что тебе просто нравится выглядеть жертвой.
- Не все… - Алиса внимательно смотрела в окно. – Давай дома поговорим.
Логинов бросил взгляд в зеркало заднего вида – на округлившиеся от удивления и испуга Сонькины глаза, и вдруг подумал, что он видел уже когда-то точно такие глаза. Давно. В детстве. От этого стало тошно, будто бы он вор. А вором себя Никита не считал никогда. Не позволял себе так считать, потому что это значило бы, что все, что у него есть – оно чужое, присвоенное. Но разве можно жить присвоенную жизнь?
Дома они не поговорили. Едва закатив в квартиру чемодан, Логинов мрачно посмотрел на Алису и буркнул:
- Мне надо вернуться в офис. Работы много. Так что буду поздно, не ждите к ужину.
- Не перетрудись! – посоветовала ему в тон Алиса.
- Ты же тоже пашешь в поте лица, - зло рявкнул Ник и наклонился, чтобы ее поцеловать.
Она отвернулась. Впервые за годы их жизни она в открытую отказалась поддерживать видимость нормальных отношений.
- Соня, что ты стоишь? – проворчала Алиса, не сдержавшись. – Иди собираться!
Девочка зыркнула глазами, схватила с пола рюкзак и помчалась в свою комнату. Логинов еще некоторое время смотрел ей вслед, пока не услышал, как сумка глухо стукнула, видимо, о кровать, а потом снова обернулся к жене.
- Знаешь, - проговорил он, будто бы упивался собственным бессилием. – Мне бы хотелось, чтобы следующий наш ребенок был похож на меня, а не на «дядю Илью».
А потом резко развернулся и вышел в дверь.
И даже не догадывался, что однажды у их следующего ребенка имелся шанс быть похожим если не на Никиту, то уж никак не на Илью.
Это случилось несколько лет назад. Тогда Алиса узнала, что у Ника появилась другая женщина.
Ударило больно. Это была не ревность, но странное чувство непонимания: как можно говорить о любви и делать прямо противоположное по всем человеческим законам.
Илья говорил о любви – и выгнал ее без сожалений.
Никита утверждал, что любит – и завел любовницу.
Алиса молчала, не желая закатывать сцен и требовать уважения.
Если это называется любовью, она не хочет такой любви.
Спустя несколько месяцев странно подвешенного состояния и постоянных подозрений у нее случился проект в Щирке. Две недели без семьи. Она скучала, скучала по Соне и по Никите.
И убеждала себя, что это не так, что она не может скучать по мужу. Нельзя скучать по человеку, которого не любишь, и который тебе изменяет, словно бросает вызов и одновременно бережет. Он приходил поздно, рубашки с засохшими пятнами спермы сам кидал в корзину для грязного белья, но наполнял спальню чужим запахом, от которого у Алисы нередко начинала болеть голова.
В попытке отвлечься в один из свободных дней она пошла в художественную галерею, где проходила выставка Томаша Коперы. Его картины всегда привлекали ее – фантазия, проявляющаяся в трещинах. Оголенность нервов и магма скрываемых эмоций. То, что было сейчас так близко Алисе и хлестало по обостренным чувствам наотмашь.
Его звали Петер. Все началось с образных разговоров о символизме, а закончилось в постели в маленькой комнатенке под крышей старого дома качественным и разнообразным сексом. Он оказался истинным современным художником – ко всему относился легко, не задавал лишних вопросов и не позволил ей спать до самого утра. На рассвете они оставили друг другу рисунки на теле – на короткую память…
Алиса никогда не вспоминала о нем, но и не жалела о ночи, так не похожей на всю ее жизнь.
Сегодняшний день в калейдоскопе не разразившейся ссоры и взаимных обид принес с собой забытое воспоминание. Петер нарисовал на ней звезду, взлетающую с живота и рассыпающуюся тысячами осколков на груди.
Она тогда со смехом спросила:
«Почему звезда?»
«Каждая женщина хочет быть чьей-то звездой, но мужчины разбивают их на куски и разбирают на сувениры».
«Ты еще и философ?»
«Ну ты же повелась. К каждому есть свой подход».
К каждому есть свой подход…
Логинов сдержал слово. «Работал» допоздна. За это время чемодан на завтра был уложен, Тадеуш введен в семью Ахатинских и, по заверению Сони, принят крайне радушно, ужин был с аппетитом съеден, посмотрена сказка на сон грядущий.
И получен короткий звонок.
- Ваш муж моется у меня в душе, - сообщили Алисе звонким со скрипящими нотками голоском.