Коричневая, сухая лапка оперлась о косяк.
Порыв ветра принес запах винного перегара, нечистого тела и сладких духов. Женщина неизвестного возраста смотрела на меня надменно и без интереса. Красное платье опасно-коротко обтягивало тощее тело. Блестящий бант в черных волосах. Золотые туфли на ногах в мелкую черную сетку. Кроваво-красные губы. Кармен. Главное, не подходить близко и не присматриваться. Лучше, не принюхиваться.
— Кирка! Выходи, засранец! — высказалась дама, игнорируя меня в принципе.
— Он уехал с Айком в магазин, — сообщила я. Стояла прямо перед ней. Интересно, как ей удается так ловко глядеть и не замечать. Меня в упор. Женщина, наконец, соизволила. Я поймала ее взгляд и поняла. Пьяна она в крайней степени. Вертикально стоит только на инстинкте.
— Кристина. Где? — собрала фокус. Изумилась, обнаружив меня. Попыталась улыбнуться. Губы очевидно не подчинялись. Кивнула. Качнулась. Я успела поймать ее непослушное тело. Не удержала, мы обе упали на диван. Какая хрень залетела в дурную голову этой сумасшедшей? Она дико заорала и вцепилась в мои волосы.
— Сука! Блядь! Урою! — острые, твердые, как камень ногти полосовали кожу на моей голове. Рвали волосы из меня нафиг. Я выдиралась, как могла, из цепких, отвратительно сильных рук. Не выходило, хоть убей. Сумасшедшая Кармен держала меня крепко. Пыталась кусаться, пихалась коленками. Достала пару раз острыми золотыми каблуками, разнося боль по ногам. Лезла ногтями в глаза. Я еле успевала перехватывать ее скользкие запястья и пальцы. Откуда столько силы в этом тщедушном тельце? Больно!
— Мама дорогая! — раздался громкий крик. Кристина.
— Гарик! Зови ребят! У Наташки беляк!
Нас растащили. Парни вдвоем повалили женщину на пол. Скрутили руки за спиной. Я отползла в угол. Меня начало жестко трясти. Отходняк. По лицу текла кровь. Соленая. Попадала в рот с расцарапанных губ. Вдруг, притихшая было, Наташка вырвалась и на четвереньках, со скоростью зверя, ринулась ко мне. Жуткое, искаженное ненавистью, белое лицо. Безумие в зеленых выпученных глазах. Резко двинула головой мне прямо в лицо. В дверях стоял маленький Кирилл и спокойно наблюдал происходящее. Больно! Мир поплыл и кончился.
— Ну, давай, открывай глаза, красавица. Хватит нас пугать, — теплый мужской голос обращался явно ко мне. Я разлепила мокрые ресницы. Егор. Низко склоненное лицо улыбается. Красивого все-таки цвета у него глаза. Ореховые. Я хотела протянуть к ним пальцы. Неприятная боль привела меня в чувства окончательно. Я в своей комнате на кровати лежу. Спрятала глаза под веками. Доктор присел на краешек рядом.
— Ну, вот и слава богу, — снова улыбнулся Егор. — Давайте-ка все вон. Я должен ее осмотреть, — шорох шагов. Стук двери. Ну-ну.
Жжение на царапинах. Йод? Шипение перекиси. Холод хлоргексидина.
— Это старые синяки. Кто тебя так? — теплые пальцы на плечах. Стягивают вниз лямки бюстгальтера. Ладно. Пусть полюбуется. Что скажет? Выдох. Едва видная полоса по соскам. След от трубы полотенцесушителя. Синяк на животе уже сошел. Резковато перевернул меня на живот. Пятна на плечах ушли в желтое. Сутки назад дело было. Жесткие пальцы, уже забыв о том, зачем они здесь, стягивают узкие, неприятно-плотные джеггинсы вниз, обнажая меня до колен. Присвистнул. Не удержался. Что там? По пятерне на каждом бедре? Никогда не видел женщину после жесткого секса? Верни все назад, придурок, и забудь. Рваный выдох. Слюну сглотнул. Дошло. Застыл, гад. Никак не налюбуется. Все. Достало ума, или чего еще. Натянул на меня одежду. Вернулся к обмазыванию меня. Чем? Неужели противной зеленкой? Я отпихнула чужую руку от себя и села.
— Ты зачем меня так разрисовал? — возмутилась я искренне, забыв выкать.
— Чтобы ты дома посидела, хотя бы сутки, — сразу ответил, не раздумывая. Мазнул тампоном по щеке. Да он злится. Этот чистюля-доктор. Я хлопнула с силой по его руке, нацелившейся мне в другую щеку. Зеленая вата прочертила след по его дорогой рубашке. Даже запястье зацепила. Прямоугольные желтые часы изгадила собой. Егор бросил зажим с тампоном на пол. Резко встал. На меня не смотрел. Прекрасно! Отлично! Так даже лучше. Не стану больше колыхаться по его безупречному заду. Вернусь к своим. Словно услышав мои мысли, доктор быстро вышел вон. Да, поход в кино с ним мне явно не светит.
— Всегда она была плечевкой, — заявил Овик. Повадился торчать в ресторане каждый день. Чтобы его перманентный начальник не наглел, требуя пива на халяву, Айк всегда посылал меня к нему в качестве официантки. Понимая, что девушки с подносами живут от процентов и чаевых, большой мужчина всегда честно оставлял здесь деньги. Что думала об этом его жена — не известно. Овик глянул в мою сторону покрасневшими от ночных возлияний глазами и продолжил свою мысль:
— Такая порода. Все они бляди. Я помню наташкину мать. Мой отец по молодости к ней таскался. И к Наташке. Я сам на Лариске девственность свою похоронил. Или на Людке, ее сеструхе? Забыл. Что-то давно ее не видно. Замуж, говорят, вышла где-то. Ничего, к лету нарисуется. Всегда у этих блядей девчонки рождались. Только Кирюхе не повезло. Заделал Лариске какой-то залетный пацана. Не повезло мальчонке, — Овик хлебнул темного пива из бутылки. Махнул мне рукой, что бы принесла еще. Глядел на мой бюст мутным глазом. Набрался. Я поставила перед ним на стол очередную бутылку. Он схватил мою руку, густо изукрашенную щедрым на лечение доктором.
¬— Ты почему такая зеленая? — опешил большой мужчина. Заметил.
— Это Егор ее раскрасил. Специально старался, что бы никто не приставал, — усмехнулся Айк. Остряк. С раннего утра тренировался на мне. Шутил, как бы. Сам глядел на полосы зеленки, убегающие под платье. Хотел узнать, где они заканчиваются. Это вряд ли.
— Запал на тебя, что ли, наш уважаемый сосед? — заржал громко Овик. Не отводил черных, немигающих глаз. Только этого мне не хватало.
— Запал, точняк! Каждый вечер сюда приходит, как на работу. Прямо, как ты, — ухмылялся довольно хозяин заведения. Поприкалываться и заработать — его все.
Айк следил за порядком в зале, копаясь в кнопках музыкальной установки. Что-то там не ладилось в недрах караоке. Ура! Хоть уши мои отдохнут.
Днем в гостиницу заселилась семья. Мама, папа, трое детей. Откуда-то с Севера. Ужинали здесь, как положено. Я работала и не думала о ненужном мне. Таскала подносы, мыла тарелки, варила бесконечный кофе. Плечи ныли, ноги мечтали присесть. Я привыкала понемногу к физическому напрягу. Тяжеловато. А ведь это еще далеко не сезон.
Я вышла покурить в служебную дверь ресторана. В ту, что смотрела на море. Заметила, как в узкой щели между домами протянулось белое блестящее тело знакомого мерса. При-вет, доктор. Айк не смеялся, когда говорил об уважаемом соседе. Который вечер здесь отсвечивает. Не подходит близко. Трусит? Колыхается. Ну?
— Принеси Георгию Аркадьевичу его любимые баклажаны, — крикнул из-за стойки Гарик.
— И пива, — неожиданно добавил доктор. Странно. Он, вроде бы, за рулем. Хотя, такой мелкой дозой алкоголя здесь многие пренебрегали. Ехать белому мерседесу до виллы на горе всего ничего. Пара километров.
Он поймал мою руку сразу, как опустила перед ним на стол поднос. Сухие, твердые пальцы. Я оторвала глаза от столешницы и посмотрела мужчине в лицо.
— Мы не договорили в прошлый раз, — Егор даже не поздоровался. Не стал тратить время на вежливость. Смотрел серьезно. Как-то даже чересчур. Я улыбнулась. Интересно. Ну?
— Помнишь, что ты мне тогда сказала? Или мне послышалось? — не улыбается, ответа ждет, руку держит. Сколько пар глаз греют мою спину? Дымится уже.
— Приятного аппетита, — я открыто улыбалась в серьезные ореховые глаза. Пальцы свои, уже горячие, не отнимала. Егор сам убрал руку, придвинул тарелку ближе к себе. Отвернулся. Светлые волосы лежали плотной волной на затылке. Интересно, какие они на ощупь? Еле руку удержала. Так хотелось потрогать.
— Как насчет кино? Завтра вечером? — он быстро взглянул мне в глаза. Решил старый разговор вспомнить с известного места? Молодец. Я, мимо воли, рассмеялась. Ладно, поглядим, каков ты храбрец.
— Нет. Сначала в постель. Сегодня. В час ночи, у меня. И славы народной мне не надо. Услышит кто-нибудь, не открою. Решай, — я проговорила все ровным голосом прямо в его красивые глаза, хотела подмигнуть, не стала. На лице мужчины не дрогнул ни один мускул. Убрал глаза. Кивнул, типа услышал. Взял вилку и стал аккуратно поглощать жирные, в оливковом масле баклажаны. Через полчаса он спокойно уехал.
Не пришел. Неужели сдрейфил? Похоже на то. До двух часов я еще надеялась. Даже на галерею выходила, вглядывалась в ночь. Тучи висели низко, спрятав луну. В начале третьего пошел мелкий противный дождь. Я замерзла и промокла. Залезла в горячий душ и разревелась от злой досады. Какая сволочь! Яростно надраила зубы, плюясь горькой мятной пастой. Глядела в маленькое зеркало над раковиной, в сотый раз обзывая себя дурой. Сорвала майку с крючка. Вышла в комнату. Включила ночник.
Егор стоял, подперев собой входную дверь. Руки скрестил на груди и улыбался.
— Слово дура я слышал раз двадцать, — сообщил он тихо. Здесь не следует громко говорить. Гипсокартонные стены дают лишь иллюзию интима.
— Ты опоздал! — прошипела я. Простила его моментально. Пришел, все-таки, безупречная задница!
— Мне уйти? — не двигался с места. Смотрел на меня голую с майкой в руке.
Не-ет! Я подошла к нему вплотную. Взяла за руку и вывела на середину крошечной комнаты. Кроме кровати-полуторки и двух стульев здесь ничего больше не помещалось.
— Раздевайся, — ухмыльнулась я. Села на кровать и приготовилась смотреть.
— Так сразу? — он не стеснялся. Просто стоял и ничего не делал.
— А чего тянуть? Утро близко, — не стала я прикидываться. Говорила, как есть.
— Обычно, девушки раздеваются передо мной. Странно как-то, — Егор медленно, по одной стал расстегивать мелкие пуговицы белой льняной рубашки. Те плохо поддавались. Время шло. Я уже готова была его убить. Придуривается, гад. Ладно. Я влезла с ногами на кровать, выпрямилась, подперев головой потолок. Соски моей груди пришлись точно в уровень его губ. Я провела ими, уже острыми, по его лицу. Он отстранился и посмотрел на меня с неясной улыбкой. Не спешил делать. Как я хочу.
— Это ведь твоя партия. Играй, — проговорил он. Даже брюки не расстегнул. Ждал.
— О кей, только, чур, не сопротивляться, — легко рассмеялась я. Тихо, в его волосы. Жесткие, как проволока.
— Ты меня пугаешь, — он тоже смеялся беззвучно. Я спрыгнула на пол и заткнула наглый рот поцелуем.
Как я всегда угадываю то, что нужно мне? Какое тело совпадает идеально с моей похотью? Размером члена, силой и частотой фрикций, запахом. Движением рук, касанием пальцев, ритмом любви. Абсолютно чую, что в этом мире создано и ходит рядом только для меня. Зверь во мне не ошибается никогда. Что будет с нами обоими, если получим отказ? Даже боюсь себе представить. Но страх этот, великий и ужасный, живет во мне. Добавляет остроты к сладкой победе обладания. М-м-м. Я получила то, о чем мечтала.
— Спасибо, — зачем-то ляпнула вслух. В твердую, соленую грудь партнера. Может быть, не услышал?
— Пожалуйста, — прилетело сразу в ответ. Самодовольно и с улыбкой. Легкий поцелуй в макушку. Хватит глупостей. Солнце проснулось за морем.
— Да. Пора, — откликнулся тут же на мою невысказанную мысль мужчина. Поднял меня за руку, не спросив желания. Поставил под душ рядом с собой. Налил в свою и мою руку гель для мытья. Понюхал, скривил правильный европейский нос. Дешевая роза воняла удушающе. Ничего, перетопчешься, элегантный мой. Обойдешься, тем, что есть. Мы быстро мыли друг друга. Как будто соревновались на скорость. Я ясно видела его тяжелый, приподнимающийся член. Мужчина поймал мою руку и отправил прочь от себя. Нет времени.
— Сделай мне яичницу. У Кристины наверняка есть вчерашние пирожки или хинкали. Разогрей. Есть хочу, как людоед, — Егор выставил меня из душа в том же темпе, в котором привел. Вытирал голову моим запасным полотенцем и руководил.
— Ты хочешь пойти вниз, на кухню? — я обалдела от такой наглости. Хотя, чего уж вилять перед собой, ожидала подобного. Процентов на девяносто. И все же надеялась тупо на то, что он уйдет по-английски. Ну да, как же.
— Красавица моя, подумай своей прелестной головкой хоть чуть-чуть. Моя машина с ночи стоит на парковке, почти под твоими окнами. Только полный кретин не поймет, что ночевал я где-то рядом. Весь городок к обеду уже будет в курсе любых подробностей. Вплоть до того, сколько презервативов мы выбросили в мусорное ведро. Я не привык прятаться и скрываться. И я жутко хочу есть. Почему ты еще не одета? Пошли, — он обул мокасины и выпрямился. Смотрел серьезно и недовольно. Чего я стесняюсь, раз так все предельно ясно? Чего тут непонятного? В субботу мужик на черной бэхе, сегодня он сам на белом мерсе. Еще одна шалава в городе, только и всего.
Я кивнула, надела платье и пошла вниз. Если бы этот чисто вымытый господин не сделал все, как мне нужно, этой ночью, то впору вешаться на лифчике от злости на себя. Почему каждое мужское тело, которое я так исключительно удачно выбираю, непременно на утро желает называть меня красавицей или, того хуже, деткой и рассказывать мне, как нужно жить? С лицом у меня, видимо, что-то не так. Никакой яичницы он от меня не получит. Фиг! Нашел прислугу за все.
На кухне, хвала всевышнему, хозяйничала Кристина. Радушно приняла Егора, словно он завтракал здесь всю жизнь. Каждое доброе утро. Мне кивнула спокойно. Я сразу отказалась от еды. Даже кофе пить не стала. Сбежала с Кирюшкой в детский сад.
Вечером Егор не приехал. Его баклажаны достались кому-то из посетителей. Никто из моих друзей никак не прокомментировал это. Зачем? Все всем понятно без слов. Моя половая жизнь, если обсуждалась, то без меня. Спасибо и на этом.