Я ждала. Мыла посуду в резиновых перчатках и фартуке поверх черного платья. Ну? Где этот любитель водить девушек в кино? По моим прикидкам, он уже как полчаса должен быть здесь. Девять часов пробило. В зал не выглядывала. Нет.
В сегодняшний субботний вечер народу набилось в караоке прилично. Два соседних заведения не работали. На улице дождь. Куда еще деваться свободным людям апрельским ненастным выходным?
Чей-то день рождения. Вечеринка нормально пела и плясала нетрезвыми, в основном, женскими голосами. Давидик мотался в кондитерскую на соседней улице уже в третий раз. Крепкий алкоголь не пользовался спросом. Пиво. Они его сладкими слойками с кремом закусывают, что ли? Я сняла мокрый фартук, взяла поднос и отправилась за грязной посудой.
— Привет.
Я подняла глаза. Саша стоял у барной стойки и смотрел. Черные брюки, черная кожаная куртка. Туфли, рубашка, волосы — все черное. Знакомая неприятная ухмылка кривила холодный рот. Глаза были немногим добрее. Ему явно не нравилось то, что он видел. Я, молча, скрылась в подсобке. Знала. Сюда он не зайдет. Побрезгует.
Не ожидала, что он так скоро появится. В моей жизни снова. Наделась. Что оскорбится моим бегством. Наплюет на меня к чертям. Не станет искать. Тупо мечтала, что все так просто закончится. Дура-надежда присела на мозги толстой жопой.
— Лолочка, тебя там спрашивают в зале, — Гарик всунул в бамбуковую занавесь кудрявую голову.
Я сделала вид, что не слышу. Мыла тарелки со звоном. Горячая вода летела во все стороны. Гарик сделал еще одну попытку докричаться до меня. Ноль. Я вывалила груду вилок и ложек в железную раковину. Кухонный звон перекрыл гром караоке. Для тебя, пел резкий женский голос, следуя за сладко известным всем мужским. Для тебя, что-то там еще…
Мужская уверенная рука из-за спины дотянулась и выключила воду. Надо же, снизошел. Я выпрямилась и не оборачивалась.
— Поехали, — сказал он в мою спину. Не здороваясь. Зачем? Он для другого приехал.
Я отрицательно мотнула головой.
— Я соскучился, — он сделал попытку сказать это нежно. Не вышло. Мужской голос помимо воли владельца оттягивало в металл. Никогда. Он убьет меня. Из ревности зарежет. Я уже слышала такое. От него. Спасибо, нет. Я резко дернулась в сторону зала. Он успел поймать. Прижал к себе, наплевав на перчатки и мокрый фартук. Я чувствовала его пульс сквозь одежду между нами.
— Отпусти. Я закричу, — проговорила. Внутри стало предательски горячо. Похоже, соскучился не он один. Или ожидание чистого доктора так меня завело? Нет!
— Никто не услышит. Музыка орет, — он мягко касался моего уха теплыми губами. Жесткие пальцы, сжимавшие мои запястья, расслабились. Он взял мою правую руку в желтой резиновой перчатке, воняющей мылом и едой, и поцеловал голую кожу внутри запястья. Егор? Я забыла о нем. Какая разница?
— Поехали, — поцелуи в шею. Нежно. Хорошо.
— Нет.
— Почему? — добрался до щеки. Нежно. Ласково.
— Не хочу, — выдох. Вранье. Моя кровь горячим желанием уже рвалась к неизбежному, плюя равнодушно на инстинкт самосохранения. Он опустил левую руку на мое бедро. Ниже. Край платья.
— Ну, хоть эту ночь. Я не видел тебя вечность, я не трону тебя, не бойся, — он пошел рукой по внутренней стороне бедра выше. Поднимая подол. Я поймала ногами его ладонь в самом верху. Сжала. Он дотянулся и поцеловал в рот. Ласкал через намокающую ткань трусов, развязывая одновременно фартук. Стягивал перчатки. Я целовала в ответ. Голодно, уже не сдерживаясь.
— Я не трону тебя. Клянусь, — повторил и за руку вывел меня через служебный вход. Я не верила ему и не сопротивлялась. Плевать.
— Только не здесь, — попросила я в машине. Он внимательно посмотрел на меня. Кивнул. Бээмвэ, мягко урча двигателем, поскользило в ночь.
— Ты куда собралась идти в такую рань? — Саша прикрыл ладонью лицо, прячась от нахального солнечного луча, влезшего в комнату через тюль занавески. Смешная роскошь придорожного люкса. Вишневый плюш обивки и китайское золото рамы зеркала. Спасибо, простыни свежие и сухие. Горячая вода? Как повезет.
— Пять утра. Охренеть, — высказался мужчина, подобрав с пола телефон. Упал на подушки обратно. Я ушла в ванную. Горячая вода, не сразу, но все же полилась на голову.
— Я хочу тебя одеть. Тупо купить тебе нормальную одежду, что бы ты выглядела прилично. Поедем в Город, прошвырнемся по магазинам. У меня есть время до часу дня. Ты похожа на нищенку в этом жутком платье, на тебя жалко смотреть. Шлюхи на обочине выглядят лучше, — сказал раздраженно он, глядя, как я натягиваю свое единственное платье. Лежал на подушках. Вставать явно не собирался.
Рада за них, хотела ответить. Но промолчала. Не хотела говорить. Уйти хотела. Ночь закончилась. Внутри сытая, довольная пустота. Пора. Повернулась спиной.
— Молчишь, — он мгновенно оказался рядом. Прижал собой меня к стене. Голый. Возбужденный. Неприятный запах вчерашней любви. Началось. За удовольствие следует платить. Не отвертишься.
— Ушла. Ничего не взяла. Ничего не сказала. Не попрощалась. Я искал тебя три дня, сразу, как прилетел назад, — он сильно сжал мое плечо и развернул к себе. Заводится.
— Мне больно. Ты обещал, — тихо проговорила я. Его красивое лицо исказило неприятное выражение. Скривился, словно лимон надкусил. Терпит.
— Я думал, что с тобой что-то случилось. МЧС на уши поднял. А ты, всего лишь, моешь тарелки в первом попавшемся кабаке, — прошипел он, белея злыми глазами. Сжал плечо невыносимо больно. Завелся. На краю уже.
— Отпусти. Мне пора, — я сделала попытку высвободиться. Зря. Вот оно. Ударит? Не ударит? Он резко швырнул меня обратно на кровать. Грубо развернул к себе задом. Задрал платье на голову. В пальцах порвал тонкие трусы. Вошел жестко. До самого дна. До гланд чуть-чуть не дотянул. Толкался долго. Кончил не скоро. Мое тело молчало и терпело. Ведь это не самое страшное. Пронесло?
— С кем ты здесь? — спросил в мою спину. Целовал тихонько в шею. Как всегда после. Нежный. Чем только эта его нежность закончится? Всяко бывало между нами.
Я молчала. Зачем говорить? Он все равно слышит только себя.
— Ты одна? С кем спишь? Я же тебя знаю, ты одна быть не можешь. Отвечай! — снова больной захват плеча. Разворот к белому от ревности лицу. Снова.
— У меня никого нет. Прекрати орать. На улице слышно, — спокойно ответила в обесцвеченные глаза. Сколько можно об одном и том же? Никто из нас другому в любви и верности не клялся. Не было такого. Вылезла из-под него. Подняла с пола несчастные свои трусы. Сунула в карман. Придется, как когда-то, добираться до дому без нижнего белья.
— Ты ничего не взяла из вещей. Поехали домой. Я же вижу прекрасно, что ты живешь, как нищая. У тебя даже трусов лишних нет. Я тебя не понимаю. Деньги возьми, хотя бы, — он сидел на кровати. Смотрел, как я обуваю дешевые свои ярко-красные балетки. Я покачала головой. Не глядя в глаза. Нет, на эту удочку я точно не поймаюсь.
— Ты не хочешь со мной разговаривать, — сокрушенно высказался он. Отвалился на подушки. Руки за голову заложил. Обиделся. Как ребенок.
— Я приеду в следующую субботу, — заявил он потолку. Я пожала плечами. Подошла к нему. Поцеловала осторожно колючую утреннюю щеку. Все-таки, он трахается, как бог. Когда не сходит с ума. И сдержал обещание. Удержал кулаки при себе. Это приятная новость.
— Спасибо, — вышла за дверь.
Шла по краю дороги. Утро. Солнце двигалось ко мне. Накрывало теплом. Грело голые коленки, плечи под казенным одеялом. Честно пообещала вернуть его обратно в мотель при случае. Давида попрошу. Или сама приеду. Хозяин кивнул, разрешая. Махнул рукой в след. Я махнула в ответ, не оглянувшись. Закрыла глаза и шла навстречу яркому дню. Наслаждаясь невозможной свежей легкостью бытия. Удовлетворенная и почти счастливая.
Резкий звук. Клаксон. Пришлось открыть глаза. Белый мерседес догнал меня на дороге. Я опешила. Седьмой час утра. Полупустая трасса. Не может быть. Черное стекло, плавно опустившись, явило мне бледное лицо. Егор.
— Привет, красавица! — он смотрел на меня не менее удивленно, чем я, на его слегка небритую физиономию. — Садись.
В салоне стоял отстраненно-европейский аромат его парфюма. И слабый запах чего-то медицинского. На заднем сиденье я заметила небрежно брошенный саквояж и белый халат. Села рядом с халатом.
— Доброе утро, — проговорила я. От моих рук и волос несло табаком и недавней любовью. Я даже рук не отмыла от мужского тела. Ноги лучше не раздвигать.
— Ты ранняя пташка, — улыбнулся мне Егор в зеркале заднего вида.
Я кивнула. Разнесла волосами свой запах по салону. Он глянул внимательно. Чувствует?
— Я вчера днем уехал в Город. Пригласили на срочную операцию, интересный случай. А ты? С кем отдыхала? — снова взгляд в зеркало. Учуял. Точно. Крылья носа дрогнули.
Не твое дело, хотела ответить. Зачем? Что бы он дальше стал расспрашивать в той же небрежно-хозяйской манере? Отвернулась и стала смотреть в окно.
— Сколько тебе лет? — не унимался отмытый до скрипа доктор.
Что еще спросишь, придурок? Вконец обнаглел. Дает понять, кто здесь взрослый. Или выясняет для себя, совершеннолетняя ли я? Или малолетка, девушка Давидика? Блядь плечевая? Не стану отвечать. Пусть мучается. Ему полезно. Вчерашний неоконченный разговор продолжить желает? Сегодня уже не актуально. Его дорогая, безупречная задница не трогала меня никак. Мы с моим зверем были сыты любовью за гланды.
— Не хочешь со мной разговаривать? — светло-карий взгляд в зеркале. Знакомый вопрос. Не улыбается. Ямочка на твердом подбородке. Неужели злится?
Я пожала плечами. Мы приехали.
Кухня нашей гостиницы встретила меня гробовым молчанием. Только телевизор негромко рассказывал новости. Кристина тяжело смотрела на меня в упор. Давид сделал вид, что меня нет. Не отрывал глаза от экрана своего планшета. Айк с грохотом отодвинул стул и вышел вон, едва не задев меня плечом в дверях. Гарик хотел войти с улицы, передумал, остался стоять с братом на крыльце.
— Доброе утро, — объявила я в пустоту. Не знала, куда мне теперь идти. К себе наверх или сразу на все четыре стороны.
— Мы искали тебя до двух часов ночи. Потом позвонил Рафик и сказал, что ты у него в мотеле с каким-то столичным мужиком. Ты не могла позвонить? — негромко проговорила Кристина. Страшным таким голосом. Не отрывала от меня немигающего взгляда.
— Простите меня, пожалуйста. Я не подумала, — я низко опустила голову. Меня искали? Все они? Ком в горле. Нечем дышать от этой удивительной, никак не заслуженной заботы. Стыдно.
Никому и никогда не было дела до того, где я и с кем. В последней моей жизни. Кто хотел, тот знал и так. Я отвыкла отчитываться. Забыла, как это делается. Может быть, не делала этого никогда.
— Сколько тебе лет! Три? Ты не подумала о том, что люди беспокоятся! Не спят, переживают о тебе! Как можно так поступать?! Как можно быть такой бессовестной! Мы места себе не находили! Думали, ты утонула! Купальщица хренова! Шторм на море! — бушевала Кристина. Резко встала из кресла, подскочила ко мне. Замахнулась трудовой ладонью в праведном гневе. Я, на инстинкте, закрыла голову руками и съежилась.
— Не надо! — тихо крикнула я. И присела, пряча живот. Забыла от испуга. Где я и с кем. Тишина. Горячие руки обнимают везде. Поднимают на ноги.
— Господи! Девочка моя, тебя били? Я не думала… — слезы. Рыдаем вместе. Громко и сопливо. С наслаждением.
— Это что у вас тут за море разливанное! — три брата смеялись с радостным облегчением. Новый интерес в трех парах темных глаз. Знать хотят. Про столичного мужика на черной бэхе.
— Здравствуйте. Я в садик пойду сегодня? — малыш в полосатой пижаме глядел требовательно и спокойно. Вышел из боковой двери и ждал ответа. Подобные мокрые сцены ему явно были не в новинку. Давно живет на этом свете. Лет пять уже.
— Одевайте его. Я отведу, — благородно вызвался Давид. Джентельмен.
— Нет. Я хочу, что бы Лола со мной пошла, — велел маленький командир.
— Что ты можешь хотеть, мелочь пузатая! — возмутился парень. Хотел дать малышу подзатыльник. Поймал взгляд Кристины и передумал.
— Я сейчас. Только сбегаю, умоюсь, — охотно отозвалась я. Меня простили! За это я готова была мыть все полы на свете и водить всех нахальных мальчишек во все детсады мира.
— Душ прими, — сердито донеслось мне в спину. Кристина. Уловила мой неоднозначный запах.
— Я с вами пойду, — заявил Давид.
— Зачем? — я завязывала шнурки на кедах ребенка.
— Надо, — непреклонно ответил он.
Втроем мы вышли на улицу. Я поняла. Я снова сенсация дня. Давид ловко и смешно отшучивался на вопросы, где меня нашли. Как и в каком виде. Прикрывал. Вся улица была в курсе моего исчезновения. Да, неслабо, видать, меня вчера искали. В отсутствии курортных забот, люди с жадно-искренним любопытством жили жизнью соседей. Радовались счастливому концу моей истории. Никогда не было со мной такого в больших Городах. Лицо пылало от смущения. Прятала его за отросшей челкой. По душе разливалось незнакомое тепло.