Если бы после прогулки по Эрмитажу меня заставили давать показания в суде, обязательно задали бы два проясняющих ситуацию вопроса: почему я пошла смотреть экспозицию с едва знакомым мужчиной и как часто занимаюсь подобными вещами в принципе. Потому что это является нехарактерным поведением. Во всяком случае для меня. Зная Новийского, я не исключала, что ему не составляло труда пригласить кого-нибудь в музей, напоить кофе или подвезти до дома. Но сама-то я так поступать не привыкла. Так зачем согласилась? Из карьерных соображений? Потому что было скучно и одиноко? Или, может, хотела поделить напополам свою депрессию, раз каждый из нас с Сергеем столкнулся с личными проблемами? Я не знала ответа на свой вопрос, и поэтому скрыла от Поны факт прогулки. Сказала, что провела выходные очень скучно. И почувствовала себя отвратительно, когда сестра начала извиняться за то, что обрекла меня на вынужденное одиночество.
Забирать документы из будки охранника с утра пораньше было не более приятно. Тот, который взял бумаги на хранение, был из числа моих любимчиков, а вот его коллега, заступивший на смену дружелюбием не блистал. За неподобающее обращение с архиважной информацией я получила полноценную выволочку, а еще обещание в следующий раз «настучать» Гордееву. В общем, Эрмитаж при всем своем очаровании даром не прошел!
И тем не менее жалеть не получалось, потому что после разговоров о Ваньке, хитром начальнике и наших сложных взаимоотношениях, Новийский провел мне блестящую экскурсию по музею. Остальным литературным жанрам он, по собственному признанию, предпочитал биографии. Оттого мог рассказать много интересного о создателях полотен и скульптур как о живых людях со своими слабостями и прегрешениями. Мне это было куда интереснее техники мазков. От некоторых подробностей я даже заливалась краской и смеялась так громко, что смотрители начинали недовольно шипеть. Тогда Сергей очень достоверно раскаивался и обещал, что шуметь мы больше не станем. Но ему явно нравилось меня подначивать. Впрочем, я бы на его месте тоже стала. Да вот только было нечем.
Когда я вернулась домой, эйфория сошла на нет, оставив за собой чувство какой-то обреченности. Я всегда чувствовала себя серой, пресной, ужасно скучной, а после всего, что мне так легко и весело рассказал Новийский, это ощущение лишь усилилось. Я плюхнулась на диван и закрыла лицо подушкой. Если даже в животе и начали зарождаться бабочки, они тут же передохли под прессом острого приступа самобичевания. Иными словами, возвращаться в серую реальность своей жизни было очень болезненно.
Последний из выходных дней я провела за компьютером. Пыталась хоть как-то поднять свой образовательный уровень. Разумеется, практически все время потратила на поиски книг по трекерам. Накачала себе целую библиотеку, но открыв первую же книгу, пригорюнилась. Сидеть и пялиться в буквы в гордом одиночестве было совсем не так интересно. Да и потом, я могла сколько угодно мечтать стать такой же эрудированной, как Гордеев или Новийский, но чего ради? Друзья бы не оценили, Лона бы не поняла, а уж мама… мама пришла бы в ужас, начни я перечислять ей особенности голландской школы живописи. Она бы тут же отвела меня в больницу, стребовала справку о невменяемости, а затем насильственно выдала замуж за первого попавшегося уборщика.
После выходных по типу «американские горки» и выволочки от охранника (охранника!), я явилась на рабочее место в дурном настроении. Особо угрюмо бросила на стул сумку, ткнула кнопку на системном блоке и взялась за застежку куртки, как вдруг в приемную ворвался Гордеев и велел мне не раздеваться понапрасну. Я не стала уточнять, так как в лифте он шелестел какими-то бумагами, и даже в фойе этого занятия не бросил. Но когда я остановилась около его машины, высунул голову из папки, нахмурился и спросил:
— Разве похоже, что у меня есть время вести машину? Мы едем на вашей!
От такой новости у меня всерьез задергался глаз. Ладно, допустим незнание города с точки зрения автомобилиста мог поправить навигатор, но моя манера вождения все еще оставляла желать лучшего. Воображение тотчас нарисовало больничную койку и злющего Гордеева с пробитой головой и приказом о моем увольнении. Но был ли выбор? Единственное, что мне оказалось под силу — проверить, пристегнулся ли начальника.
Добрались мы, к счастью, без приключений. Если не считать инцидента с парковкой. Я наотрез отказалась останавливаться около нужного дома под знаком, несмотря на то, что не стала бы одинокой в своем правонарушении, и Гордеев долго ругался. Надо спешить, времени нет, а тут придется обходить два здания! Ворчал долго и прочувствованно, однако спустя некоторое время смилостивился и рассказал, что целью нашего визита был осмотр помещений, запланированных под новый клиентский центр компании.
Остатки интерьера за темными витринами указывали на то, что присмотренное заведение являлось в прошлом то ли баром, то ли рестораном. Ни вывески, ни столиков уже не осталось, но барная стойка все еще располагалась прямо напротив входа. Владелец нас дожидался на месте, однако встретил, прямо скажем, неприветливо. Когда скрипнула дверь, упаковывавший вещи мужчина, вскинул голову и недвусмысленно нахмурился, но заговорить первым не успел.
— Добрый день! Александр Крюков? Николай Гордеев, — невозмутимо представился начальник. — Мы разговаривали с вами по телефону вчера. Это моя помощница Ульяна Сафронова, — властно махнул он в мою сторону перчатками.
Однако мужчина не проникся величием гостя:
— Я уже говорил, и повторяю, что залог внесен, помещения более не продаются.
Отчеканив это, он ловко выпрыгнул из-за стойки, подскочил к двери и сорвал табличку «продается», словно доказывая серьезность заявления.
— Сколько составляет неустойка в случае отказа от сделки? — буднично поинтересовался Гордеев, не став тянуть кота за хвост. Параллельно он оглядел потолок, но даже с места не сдвинулся, что мне показалось странным.
— Не ваше дело.
Крюков уткнулся в свои коробки, демонстрируя нежелание продолжать разговор. А я еще удивилась: зачем начальнику потребовалось именно это место? Пусть район неплох, в остальном-то… можно найти куда более приличное офисное здание. И не придется воевать с прежними владельцами или заниматься полной перепланировкой.
— Я готов заплатить за это место двойную цену, уверен, что это покроет указанную сумму.
Владелец так и застыл, сминая в руках упаковочную бумагу. В его глазах застыло недоумение, но и жадность тоже.
— Если передумаете, свяжитесь с Ульяной Дмитриевной. Удачного дня.
Он развернулся и вышел, а я, стряхнув оцепенение полезла в сумку за визиткой. Выскочив следом за начальником, обнаружила, что у дверей меня дожидаться не стали. Побежала за Гордеевым, чувствуя себя собачонкой. И только догнала и перевела дыхание, как услышала новый приказ:
— Свяжитесь с Новийским. Пусть проверит данные на это место, владельца и потенциального покупателя.
— Простите, а при чем здесь Сергей Афанасьевич? — непонимающе переспросила
я.
— При том, что чертов БТИ и его проверяющие нынче епархия Новийского, — очень «подробно» объяснили мне. — Вас никто не просит понимать. Сделайте, и все.
Обычно Гордеев требовал, чтобы я знала все досконально и не допускала ни малейшей путаницы. В общем, указания поступили нетипичные, но даже если я почуяла подвох, не посчитала безопасным продолжить расспросы. Оказавшись в машине, я набрала Новийского и очень удивилась, когда Николай Давыдович навис надо мной коршуном, собравшись подслушивать.
— Добрый день, Ульяна Дмитриевна, — привычно прошелестело в трубке негромкое приветствие Новийского, и я, встряхнув головой, попыталась отогнать дурные предчувствия.
— Сергей Афанасьевич, и вам того же.
— Благодарю. Чем могу помочь?
Заметив, как Гордеев помахивает рукой, подталкивая переходить ближе к делу, закатила глаза, но подчинилась.
— От лица Гордеева можно попросить вас проверить данные об одном выставленном на продажу заведении и его владельце.
В трубке раздался тяжелый вздох.
— Через пару часов будет, — покорно проговорил Новийский. — Нужен адрес, название, имя собственника.
Но когда я перечислила данные, в трубке повисла гнетущая тишина. Я думала, что, может, он что-то записывает или пробивает сразу через компьютер. Но когда молчание затянулось секунд на двадцать, отвела телефон от уха, чтобы проверить соединение. Все было в норме.
— Сергей Афанасьевич? — переспросила осторожно.
— Буду в «ГорЭншуранс» через час, — наконец, выдал он резко и отключился.
Я ничего не понимала, но сияющая физиономия начальника была явно не к добру.
— Отлично, — безмятежно отозвался Гордеев. — Трогайтесь, Ульяна. Негоже заставлять Сергея ждать.
Я едва успела повесить в шкаф куртку, как в приемную влетел Новийский.
— Добрый день, дамы! — приветствовал он в своей манере, подхватил меня под локоть и весьма бесцеремонно потащил в кабинет начальника. — Ульяна Дмитриевна, сейчас вы побудете… буфером, если не возражаете.
Да уж, пожалуй, возразишь, когда в тебя как клешнями вцепились…
— В деле чего? — спросила я напряженно.
— В деле переговоров. И, если что, втянул вас в это не я!
Выглядело как попытка оправдания совсем уж недостойных порывов, оттого я лишь недоверчиво хмыкнула.
Оказавшись вместе со мной в кабинете, Новийский плотно прикрыл дверь и развернулся ко мне лицом. На Гордеева, который оглядывал сценку с явным любопытством и удовольствием, даже внимания не обратил. Я и не представляла, что Новийский способен проявить… неучтивость.
— Ульяна Дмитриевна, — обратился Новийский, опять же, не к начальнику. — Вы наверняка обо мне мало знаете.
Я скорчила страдальческую мину и повертела ладонью, показывая, что это правда лишь отчасти. Некоторые моменты биографии этого человека меня весьма и весьма интересовали в силу причин, которые я не слишком желала признавать.
— Во всяком случае, о моих родных, верно? — предложил он более подходящий вариант.
С этим я согласилась.
— Так вот вы наверняка не знаете, что моя мать довольно долгое время являлась весьма успешным шеф-поваром, пока отец не предложил ей открыть собственный ресторан.
Гордеев не без удовольствия откинулся в кресле и скрестил руки на груди, наслаждаясь театрализованным представлением.
— Вашими родителями я не интересовалась, — призналась я честно. — Но это, вроде как, вау, поздравляю! Как чудесно сложилась ее жизнь!
Начальник фыркнул, но смех подавил. Собственно, я не представляла, какой от меня ждут реакции на происходящее, но Новийский точно к чему-то вел. Вряд ли приятному.
— И совсем недавно у них с отцом был юбилей, сорок лет совместной жизни. Чудесная дата, верно?
Ну еще бы!
— Счастья им и долголетия, — сообщила я так же неуместно и по-дурацки. Но надо же было как-то реагировать, ибо обращались ко мне. — Чтоб до пятидесяти и дальше.
Гордеев уже скалился, не скрываясь. А вот Новийский в этом месте испытующе на меня поглядел и добавил:
— Буферу достаточно кивать, — подсказал, ну я и закивала. Отчетливо. Это мне пришлось по душе! Всяко легче, чем банальные ответы придумывать. — Прекрасно, уже значительно лучше, — похвалил Сергей мою старательность. — Так вот на годовщину бракосочетания, всего несколько дней назад, в качестве подарка я решил подарить им ресторан и предложил создать сеть. Внес залог, затем показал место. Здание расположено в отличном, оживленном месте, ремонт потребуется лишь поверхностей, прошлый владелец согласен хоть сейчас, сделка на мази… Идеально!
Начав понимать, что к чему, я стрельнула глазами в Гордеева и тяжело вздохнула. После полутора лет работы с ним я еще чему-то удивлялась. Недаром ведь отметила, что бар господина Крюкова не слишком походит на офис!
— Однако кое-кто об этом узнал и решил стянуть помещения прямо из-под носа! Предложил сумму в два раза превышающую рыночную. И как бы это объяснялось? Есть идеи?
Он серьезно спрашивал у меня? На всякий случай я покивала, как и положено буферу, но что еще было ответить? Нет, я понимала, что Гордеев хитрый гад, но все же это переходило все границы… и да, восхищало. Так провернуть все, разузнать и обставить, чтобы никто не заподозрил. Ну ведь слов нет!
— Тяжела участь работников разномастных канцелярий Ульяна Дмитриевна. Все-то узнаешь в первую очередь, но что поделать? Финансовые возможности столь скромны. Кто угодно может перебить цену.
Новийский подпрыгнул, как ужаленный и не без раздражения уставился на Гордеева. Но так и не обратился к нему напрямую.
— Что вы, Ульяна Дмитриевна, беспокойство о моих финансовых возможностях крайне преждевременно. И, кстати, цену «второго покупателя» я уже перебил.
Они серьезно собиралась устраивать аукцион из-за нескольких комнат с несвежим ремонтом?! Я чуть было не открыла рот и не предложила найти каждому помещение за обычные деньги, а оставшейся частью суммы погасить мой долг за квартиру. Серьезно, меряться кошельками в присутствии человека, которому еще вчера было негде жить, как минимум неприлично. Привели голодающего в супермаркет, видите ли. И Гордеев еще что-то там вякнул про скромные финансовые возможности. Стало обидно!
— Надолго ли, Ульяна Дмитриевна, надолго ли, — продолжал, тем не менее, Гордеев. — «Бывшие люди» слишком привыкли к хорошей жизни, чтобы легко адаптироваться к меньшим нуждам. Еще парочка годовщин или парочка любовниц, и все, что нажито непосильным трудом — фьють!
Они правда смотрели оба на меня и жестикулировали отчаянно, но при этом не требовали никакой реакции. Решив, что это может продолжаться довольно долго, я без приглашения уселась на стул и попыталась представить себя зрителем в театре. Тем более что актеры отрабатывали на совесть.
— Допустим, я уступлю и найду другое заведение, Ульяна Дмитриевна, но пострадает человек, которому уже наплели с три короба. А в чем он виноват?
— Алчность, Ульяна Дмитриевна, алчность всех нас погубит. Кто же виноват, что владелец продался за большие деньги? С другой стороны, кто бы не продался? Разве вы бы не продались?
Новийский аж стрельнул глазами в сторону начальника при этих словах.
— Очевидно, что не все продаются, Ульяна Дмитриевна, иначе зачем бы мне пытаться сохранить пост начальника какой-то там канцелярии, если есть более выгодное предложение?
— Ну, Ульяна Дмитриевна, каждый хочет набить себе цену. Все стоящие девицы ломаются, прежде чем продаться с потрохами. В этом их винить нельзя. Правду ведь говорят: что легко достается, то не ценится.
После этого я поняла, что Новийскому воспитание не позволит играть так же грязно, а значит он в заведомом проигрыше. И изобразила фэйспалм. Это, разумеется, никого не остановило.
— По-настоящему стоящие девицы, Ульяна Дмитриевна, ни в коем случае не должны продаваться. Совсем недавно один мой знакомый восхвалял верность принципам. Иначе кто угодно сможет перекупить их, было бы лучшее предложение.
— Мало какие принципы настолько стойкие, Ульяна Дмитриевна. — Гордеев поднялся из-за стола и взялся за пульверизатор, намереваясь то ли опрыскать листочки растений, то ли загасить собственное раздражение. — Мы же живем в век возможностей и зачастую даже не подозреваем, что нам понравится в действительности, не так ли?
На это Новийский обернулся и уставился прямиком на Николая Давыдовича. Диспозиция поменялась, мужчины застыли друг против друга, позабыв обо мне.
— Не держите меня за дурака, который сам не знает, чего хочет, — вдруг резко отозвался Сергей. — Вы растили компанию для сына, которому она оказалась не нужна, и это обидно. Понимаю. Но взваливать весь этот груз ожиданий на меня? С чего, вообще, такая честь?
— Кстати о моем сыне, — задумчиво начал Гордеев, а у меня внутри аж все заледенело. — На сколько он тебя, Сергей, — подчеркнул голосом уничижительность обращения. — Младше? Семь лет? Восемь? Это тьфу. Сначала он хотел учиться, потом — кататься по Азии, вернулся, пыжился тут и что-то пытался делать, в чем-то был неплох, даже поумнел и нашел себе не глупую подружку. — И без зазрения совести кивнул на меня.
Новийский никак не отреагировал. То есть либо его самообладание было воистину железным, либо он о нас уже откуда-то знал.
— А потом вдруг взбрыкнул, — продолжил Гордеев. — Сказал, что ничегошеньки ему не нужно. Ни денег, ни семьи, ни компании, ни девушки. И вообще пойдет он в армию, а потом и вовсе там останется еще на годик, ибо не так уж и плохо. Собственно, примерно то же самое я наблюдал год назад, когда ты строил-строил семью и карьеру, а потом решил, что к черту, начинаем с чистого листа! Ты точно так же не представляешь, чего хочешь. И я предлагаю тебе лучший вариант. Ты его заслуживаешь уж всяко больше, чем мой сын.
Я не выдержала этого прессинга. Эмоции хлынули через край. И за Ваньку было обидно, и за Новийского, и вообще моя любовная трагедия только что стала аргументом в борьбе за «правое дело». Кому такое понравится?!
— Как понимаю, вы нашли способ общаться без буфера? Тогда я пойду. Мне, вроде как, поработать бы!
Я вышла в приемную, не дожилась разрешения и хлопнула дверью. Да, разозлилась.
— Козлы, — меланхолично отозвалась Катерина, отправляя в рот ложку диетического йогурта.
— В точку, — выплюнула я раздраженно.
Ничего особо криминального, но эта короткая и емкая характеристика спасла нервы миллионам женщин по всему миру. И мне тоже полегчало.
Слоняясь вечером по дому без определенного занятия, я из духа противоречия отправилась варить кофе. Казалось, что если пойти наперекор рекомендациям не пить стимуляторы на ночь, сделать как хочется, а не как правильно, то полегчает. Такой вот жалкий демарш. Однако что-то в этом было: терпкий запах кофе всегда ассоциировался у меня с силой, и очень хотелось ее позаимствовать. Потому что с некоторых пор я почувствовала, что мой внутренний резерв существенно истощился. Год назад я ничего не боялась. Боролась с собой, с обстоятельствами, с общественным мнением, даже с неверием родных. Я многого добилась, но проиграла Ваньку. Не имело значения, сколько вложено сил, сколько сделано правильно, просто я неверно оценила ситуацию.
Теперь у меня была квартира, стабильность на работе, нормальные отношения с друзьями и коллегами, но я даже за Лону перестала воевать, и это пугало. Не сказать, чтобы депрессивная Сафри превратилась в конченную размазню, но мне было не по себе. Я потеряла огромный кусок веры в свои силы, и желала немедленно пришить его обратно. Кому еще в меня было верить? Кто бы еще стал за меня сражаться? Уж точно не посторонние люди.
И как только напиток оказался готов, пропитав ароматом всю квартиру, я налила себе чашку кофе и вышла на лоджию. Оттуда открывался отличный вид на здание, в котором располагался зимний сад — место, где мы с Ванькой были счастливы. Мрачно отхлебнув горький черный кофе, я мысленно окрестила себя идиоткой. И почему не подумала, что стоит рухнуть карточному домику счастья, как у меня перед глазами — всего-то в соседнем здании — останется болезненное напоминание о былом? Откуда в Сафри годичной давности имелось столько мужества, чтобы наперекор всему с головой броситься в омут отношений? Ей следовало быть осторожнее, много осторожнее.
Должно быть, в зимнем саду уже тогда высадили все цветы. Больше года прошло, могли бы успеть озеленить что угодно, но проверять я не хотела. И не хотела туда идти, боялась наплыва воспоминаний. Я. Боялась. И за это было стыдно.
От грустных размышлений отвлек звонок мобильного. Я зашла в комнату и не без удивления обнаружила, что на линии Новийский.
— Слушаю, — настороженно проговорила в трубку, опасаясь новых подлянок со стороны Гордеева. Как ни крути, а кровь он умел портить виртуозно.
— Ульяна Дмитриевна.
В тот день я столько раз услышала это обращение, что чуть не попросила Сергея называть меня просто по имени. В последний момент сдержала порыв.
— Я хотел извиниться за сегодняшнее. Думаю, Гордеев, как обычно, такими вещами не озаботился.
— Он считает, что вся благодарность и извинения содержатся в моем окладе. И что-то в этом есть. А на вас мне сердиться не за что. Диалог с буфером вышел весьма занимательным.
— Рад слышать, — четко отрапортовал он и после этого перешел к цели звонка: — Можно задать личный вопрос?
— Задавайте, — ответила я, несмотря на то, что опознала в его предусмотрительности банальный жест вежливости.
— Благодарю. Объясните, пожалуйста, почему вы не хотите, чтобы я работал в «ГорЭншуранс»? Из-за Ивана?
Мне совсем не понравилось, что он приплел Ваньку, хоть нечему было удивляться. Каждый бы подумал, что таким образом девушка прикрывает тылы своего парня. Вот только Ванька был мне не парнем, а держать для него местечко, от которого он так жаждал откреститься, было бы сущей глупостью.
— Я этого не хочу, потому что вы не хотите, — поправила я. Было сразу понятно, что Новийский не разберется в таком странном ответе, и пришлось пояснить: — Мне нужно думать, что можно поставить перед собой цель и ее достичь, даже если это сложно. Нравится наблюдать за такими примерами в реальной жизни. У вас отличные шансы сделать карьеру в политике, и не стоит сворачивать на более простую, но чужую дорожку.
— Хм, это весьма неожиданно, но приятно, — откровенно ответил Новийский.
Он помолчал, и я уже приготовилась к прощанию, но нет.
— А, знаете, раз уж в рядах Гордеева завелся шпион… — не оправдал мои надежды Новийский.
— Не перегибайте, — тут же спустила я его с небес на землю. — Я уже говорила, что раз я работаю на Гордеева, то пляшу под его
дудку.
Услышав смешок, догадалась, что это была провокация, на которую я повелась слишком легко. Смутилась.
— Виноват, — максимально серьезно ответил Сергей. — Но все же не будете ли вы так любезны оказать мне услугу?
— Вам обязательно говорить витиеватыми канцеляризмами? — поинтересовалась я кисло.
— Это такое условие сотрудничества? — съехидничал Новийский.
— Да, а что? — тут же ощетинилась я.
— Туше! — насмешливо отозвался собеседник. — Я хотел попросить вас не предавать Гордеева, а всего лишь отвлечь.
— В каком смысле? — недоуменно поинтересовалась.
— Хочу его обмануть. Видите ли, моя матушка… весьма придирчива, угодить ей непросто. Она одобрила свой будущий ресторан, и на другой ни за что не согласится.
Ему стоило посочувствовать, ибо я прекрасно знала, что такое упертая матушка!
— Так вот я собираюсь сделать вид, что отступил от сделки, а вы мне подыграете. План весьма бесхитростен, поэтому без вашей помощи обдурить Гордеева будет непросто. Но я обязан попытаться.
— А вы не думали просто прикинуться, что согласны на предложение Николая Давыдовича, а потом махнуть ручкой и…
— Экая вы добрая! — фыркнул он. — Да стоит мне заявить о своем согласии, как я тут же окажусь прикован к рабочему столу цепями!
Вот уж святая истина. Я даже отругала себя за недальновидность.
— Хорошо, что от меня требуется?
— Ничего особенного. Ведите себя как обычно, копайте в сторону будущих сделок и сплавляйте Гордееву информацию обо всех моих действиях, кроме тех, что касаются бара Александра Крюкова.
— Идет.
— Правда? — неподдельно обрадовался Новийский. — А я уж думал, придется вас подкупить!
Я мысленно отругала себя за упущенную возможность.
— Не пыхтите так явно, — засмеялся в трубку Сергей. — По горячим следам прогулки по Эрмитажу я порылся в своей библиотеке и нашел парочку книг, которые могли бы быть вам интересны. Все равно занесу их, как случай представится, не возвращать же на полку.
— Эм… хорошо, — согласилась я, делая себе мысленную пометку запомнить на века лицо Катерины, когда она это увидит.
— Вот и чудно. Судя по настрою Гордеева, это будет очень скоро. Тогда, заранее спасибо за содействие и сладких снов, Ульяна Дмитриевна.
— И вам спокойной ночи, — ответила, покосившись на полупустую чашку кофе.
Сбросив звонок, я внезапно обнаружила, что самоистязательный настрой оказался перебит, и в предвкушении авантюры настроение медленно, но верно, поехало вверх. Победно показав дому напротив язык (очень по-взрослому), я задернула шторы и плюхнулась на любимый диван. Решив попробовать уснуть, взбила подушку и поправила одеяло, но зачем-то полезла в соцсети, чтобы посмотреть, нет ли новостей от Поны. Новое сообщение было. Поторопившись, и не разобравшись, что делаю, открыла окно переписки.
«Привет. Поговорим?» — писал Ванька.
Значок уведомления погас, известив отправителя о том, что получатель почитал сообщение, и я отругала себя за спешку. Взглянув на зеленый кружок (собеседник онлайн), я тихонько вздохнула, и тут же увидела, что мне снова пишут.
«По-дружески», — высветилось издевательское уточнение.
Закусив губу, открыла поле ввода и написала:
«Привет»
Я сама не знала, зачем согласилась с ним разговаривать, но тем не менее положила начало чему-то новому и не имеющему названия. Чему-то, что спустя пять лет закончилось жарким сексом у стенки и океаном проблем на горизонте.