Утром Иван Гордеев полагал, что обязательно придет посмотреть на счастливое воссоединение Ульяны с сыном. Незаметно, конечно, чтобы она не увидела. Но после новости Новийского об отце, у него началась аллергия на чужое счастье. Он потерял Саф, бизнес и, видимо, отца. Он раньше не понимал выражения «зол на весь мир», но теперь с ним происходило именно это.
Пусть Ванька с отцом не общался, но ощущал его присутствие тенью за своей спиной. Он не один раз называл фамилию «Гордеев», видел на лицах людей узнавание и, несмотря ни на что, гордился. Не будь этот человек его отцом, Ванька бы им восхищался. Талантливый юрист, прирожденный бизнесмен и редкий проныра, такого помимо воли начнешь уважать. Просто плохой отец. Но и Ванька больше не ребенок, ему не нужно завязывать шнурки. Не проще ли было бы отказаться от роли его сына и попытаться стать кем-то другим? Теперь уж поздно сожалеть.
— Какой сюрприз. Чем обязан? — проговорил его старик, увидев Ивана на парковке около машины.
Ванька молча оценивал отца и ужасался. Пару раз он видел фото своего старика в газетах, но в реальности картина оказалась иной. Гордеев-старший не просто поседел и приобрел пару десятков морщин, он… сдулся. Тот стержень, который заставлял отца держать спину ровно и всегда отвечать ударом на удар, будто испарился. Его было попросту не узнать.
— У тебя рак? — в лоб спросил Иван.
— Час от часу не легче. — Гордеев-старший скривился и досадливо цокнул языком.
— Ты пришел обняться на прощание?
— Почти. Пришел пригласить тебя выпить.
Гордееву-старшему это явно не понравилось. Он несколько секунд молча смотрел на сына, и за это время Иван понял, что заблуждался. Болезнь могла сломить тело, но не волю этого человека. Ванька буквально увидел момент, когда отец решил ответить отказом.
— Я надеялся, что ты изменился, но ты все такой же сентиментальный сопляк.
Раньше это очень обидело бы Ивана, но не теперь. Не после того, как он увидел изнанку жизни людей, не умеющих признавать собственную неправоту.
— Что ж, я горжусь тем, что я сентиментальный сопляк, — пожал он плечами. — И лучше выслушаю кучу оскорблений, чем буду жить, зная, что не попытался помириться с отцом под конец его жизни. Я изменился. Просто я не стал черствым ублюдком вроде Новийского, каким меня хотел видеть ты. К слову, ты и сам не сильно поменялся. Все еще считаешь недостойным со мной выпить, — сказал и, не сдержавшись, сплюнул.
В ответ на это заявление Гордеев-старший поджал губы и двинулся к машине. Ванька расценил это как добрый знак и просто последовал примеру отца.
— Что там с Сафроновой и ее ребенком?
— Если Новийский не соврал, то вернет ей мальчишку уже сегодня, — лаконично ответил Иван. Он старался сказать это максимально нейтрально, но, видно, не удалось.
— Звучит так, будто вы не общаетесь, — заметил отец, заводя машину.
— И не без причины.
Острый взгляд заставил Ваньку отвернуться. Ему не нужна была ни жалость, ни новые обвинения.
— С женщинами работает то же самое правило, что со всем остальным. Хочешь — добивайся. А если не можешь и опускаешь руки — значит, не больно тебе это нужно.
В очередной раз припечатав сына истиной, Гордеев-старший вырулил с парковки и влился в поток машин.
Только они отъехали, как на телефон упало сообщение от Ульяны. Она что-то говорила о том, что хочет увидеться, есть новости. Знал он, какие у нее новости. А вот разговаривать не слишком хотел. Не то настроение. Отложил телефон, решил не отвечать. Не мстил, просто не находил сил выяснять отношения еще и с ней, а в его настроении все свелось бы именно к этому. Плюс, было несколько неловко из- за фингала, который поставил ему Новийский. Ване неожиданно не понравилась мысль рассказать Ульяне, что он позволил ее политику съездить себе по морде.
Когда доехали до бара, Ванька так и не решился, что делать с Саф. Он понимал, что она может позвонить и спросить. Тогда ответить придется, но ей тоже было комфортнее спрятаться за виртуальными буквами, нежели слышать голос. Так он и решил: понадобится — позвонит. Он в курсе, что Алексея Уля получила, что все у нее прекрасно. А теперь черная полоса на стороне Ваньки. Он тоже имеет право на сомнения и нежелание ее видеть.
Отец не стал медлить: едва переступив порог, направился к барной стойке. Ванька не обрадовался выбору. Это место всегда казалась ему пристанищем убитых горем или ищущих компанию. Но вот уже второй раз за день он сидел лицом к лицу с барменом, заказывал ром и не относил себя ни к первой, ни ко второй категории.
— Это кто тебя так? — решил, наконец, спросить отец, указывая на фингал.
— Новийский.
Брови Гордеева-старшего взлетели вверх.
— Не ожидал, что он способен запачкать руки.
— Ну я, вроде как, с его женой переспал, — фыркнул Ванька.
— Так значит он еще и безнаказанным ушел? — нахально усмехнулся отец. — Откуда ты такой у меня взялся? Кстати, сам хоть ему врезал, когда пришел из армии? — издевательство поинтересовался. — Он же у тебя девчонку увел.
— Между нами все было кончено.
— Как я понял из разговора с Сафроновой, между ними было кончено не меньше. Но хочешь ходить разукрашенным — пожалуйста. Или тебя за подбитые глаза девчонки жалеют? Хотя, о чем это я? К тебе в любом случае очередь из жалеющих,
— хмыкнул и опустошил стакан.
Ванька свой тоже прикончил и подумал, что своеобразная правда в словах отца присутствует.
— Он любит ее, — будто в свое оправдание, пробормотал Иван.
— А ты? — хмыкнул отец. — Дождался новости о разводе и тут же взял быка за рога.
В этот момент телефон, наконец, зазвонил. Саф все-таки не выдержала и решилась на разговор. Голос звучал напряженно, и она явно нервничала, но не стала рассказывать по телефону, настояв на личной встрече. Это Ваньке неожиданно понравилось, и, посмотрев на не первый стаканчик рома, он пришел к выводу, что можно и поговорить. Назвал адрес бара. Пусть приезжает.
— Сколько тебе осталось? — обратился он к отцу, едва отключив телефон.
— Врачи дают полгода. — Хмыкнул и добавил: — Но уже давно. Предпочитаю думать, что живу на одном лишь ослином упрямстве.
В этом не было сомнений. Более твердолобого и невыносимого человека, нежели отец, Иван не встречал за всю свою жизнь. Тем не менее сомневался, что опухоль будет долго подчиняться несгибаемой воле Николая Гордеева. Больше походило на то, что отец храбрится.
— Рядом хоть кто-то есть? Или всех распугал?
Тот лишь фыркнул и отпил из стакана. Ванька достаточно знал отца, чтобы понять ответ: нет. Или одна Катерина. Не будут же, в конце концов, двадцатилетние бестолковые дурочки, к коим у Гордеева-старшего слабость, помогать ему с реабилитацией после химии. Ванька медленно перевел взгляд на волосы отца. Это был явно не парик.
— Ты лечился? — заподозрил неладное Ванька.
— Мне не на кого оставить компанию, — легко ответил отец.
Это стало ударом ниже пояса.
— Ты, вообще, нормальный? — рявкнул он так, что вокруг все смолкли.
— А чего, собственно, ради? — насмешливо спросил Гордеев-старший. — Профукать за время реабилитации дело своей жизни, а потом усесться на диван в пустом доме и радоваться парочке дополнительных месяцев? Нет, Иван, я отказался от лечения сразу, не став даже думать.
Действительно, глупо было предположить, что Николай Гордеев решится оставить компанию хоть на одну гребаную минуту. Зато сына семь лет не видел, и будто так и надо!
— Почему ты мне ничего не сказал? Почему? — потребовал Ванька, вскочив со стула и наклоняясь к своему старику.
— Ты сам отказался от этого права, — ответил отец.
Месть? Он ударил ладонями по столешнице и оттолкнулся. Внутри нарастало раздражение, не находившее выхода.
— Но это другое. Твоя жизнь чуть серьезнее, чем какие-то неудовлетворенные амбиции! — попытался он вразумить отца.
— Не для меня. Мы все разные, сын, — спокойно ответил Гордеев-старший, глядя куда-то вдаль. — Для тебя первостепенное значение имеет некая эфемерная честь, очертания которой так зыбки и размыты. Для меня — «ГорЭншуранс», в который вложены нечеловеческие усилия. Новийскому необходимо признание, чтобы все его слушали и внимали. У Саф на первом месте благополучие семьи. А ее непутевой сестрице важнее чувства. Мы разные, все мы делаем сознательный выбор исходя из наших убеждений. Что толку нас в этом винить? Наивысшая форма привязанности — принятие человека таким, какой он есть. Без переделок. Я на сий подвиг неспособен, но готов это признать и жить дальше. Или умереть, так и не отступившись от принципов. Как поступать тебе — решай сам.
— И то верно: мы такие, какие есть. На сегодня мое благородство исчерпано, — пробормотал Ванька и врезал отцу.
Только когда бармен заорал, что драка ни к чему, и он зовет охрану, Ванька понял, что сделал. Ударил больного раком далеко не молодого отца. Не оправдывало даже то, что после чистосердечного признания в неспособности по-настоящему любить и нежелании пытаться это изменить, мало кто не врезал бы за такое.
— Эй! — раздался крик Саф от дверей. — Вы совсем с ума посходили?
Она быстро направилась к бару и несколько раз перевела взгляд с отца на сына и обратно, явно сравнивая симметричные синяки.
— Ну ладно он, а вы-то… — пробормотала Ульяна, обращаясь к Гордееву- старшему.
Тут Ванька понял, что Саф подумала, будто это отец ему врезал. Наверное, из-за адреналина не разобрала, что фингалу уже несколько часов. От такой мысли потянуло улыбаться.
— Это не… — начал Ванька.
— Думаешь, не заслужил? — ехидно поинтересовался отец, и Ванька с удивлением на него обернулся.
Отчего старик решил взять вину на себя? Выгородил, не желая, чтобы Уля знала, как он позволил ее политику безнаканно ударить? Очень странно, но, пожалуй, заслуживало благодарности. Ванька покосился на отца, тот ответил полным невозмутимости взглядом. Это что же получается, помог?
— Дамочка, забирайте этих петухов, да поживее, пока я охрану не вызвал, — пригрозил бармен.
— А вы не жалуйтесь. Сами наливали, — отбрила Ульяна, но подхватила обоих под руки и потащила к выходу.
Ванька за это ее зауважал еще больше. Кое-как извернулся, бросил бармену купюру и отдался на милость клещами вцепившегося в него Ульяны. Никакой охраны с таким конвоем не нужно! Саф дотащила мужчин волоком до своей красной машины и потребовала:
— Что не поделили?
Ванька порадовался, что она Уля спросила об этом сидя за рулем. Кто знает, как отреагировала бы… Глядя в ее бледнеющее лицо, Иван вкратце пересказал все, что узнал. Он и раньше не сомневался, что Новийский не ставил жену в известность, а уж ее реакцию было точно не подделать. Ответа, впрочем, Ваня не дождался. Вместо этого Саф ткнула пальцем в Гордеева-старшего и скомандовала:
— Вы на заднее сидение. — А затем указала на него — на Ваньку. — Ты — на переднее. И не разговаривать!
Отец, как ни странно, послушался. Открыл дверь и вдруг начал ругаться. А в ответ:
— Мама, дядя плохие слова говорит, — пожаловался Алексей.
Ванька чуть не рассмеялся. Ну конечно, Ульяна возила детское кресло с пассажирской стороны, чтобы проще было в случае чего дотянуться. А Гордеев- старший и не подумал о возможной встрече с ребенком. Как и всегда.
В ответ на реплику сына Саф застонала и тихонько пробормотала:
— Слишком много мужиков. — Ванька стоял достаточно близко, чтобы расслышать, и хмыкнул. — Ну так дай дяде по лбу. Будто сам не знаешь, что делать! — опомнившись, ответила Ульяна и обошла машину. Заметив, что Ванька так и не подчинился требованию шофера на вечер, Саф еще раз ткнула в него пальцем, а затем указала на пассажирское сидение. Мол, залезай.
— Ваня! — раздался радостный визг сзади, едва Иван захлопнул дверь.
Остатки кровожадных мыслей в мгновение ока вылетели из его головы.
— Эй, привет, пацан! — Он привычно ткнул кулаком в уже подставленный кулачок Лехи. — Когда в футбол гонять пойдем?
Парнишка задумался, но затем сказал:
— Послезавтра!
— Вот как? А что ж не завтра?
— Мама ездила далеко, только вернулась. Ей нужно отдыхать! А нас вдвоем она в парк не пустит.
Запомнил, значит, что с чужими нельзя.
— Правильно, маму необходимо беречь, — задумчиво протянул Ванька и коротко взглянул на Ульяну, которая от этих слов вздрогнула.
Отец, не скрываясь, хмыкнул.
— А откуда у тебя синяк? — спросил Алешка. И, не дождавшись ответа: — А меня укусила собака. Во такая! — Он раскинул руки, пытаясь продемонстрировать размер обидчицы. Судя по тому, что рук не хватало, парень повстречал волкодава.
— И как только ничего не отгрызла, — усмехнулся Иван.
— Она хотела! Теперь у меня есть ее зубы, — гордо сказал Лешка, а Ванька, зная парня, предположил, что это может быть буквальное заявление. Но тот всего лишь закатал рукав, обнажая огромный разноцветный синяк. — Папа сказал, что я теперь настоящий мужчина.
— Не совсем, — хмыкнул Ванька. — Но ты движешься в верном направлении.
— Так, достаточно! — резко сказала Уля. — Если ты не можешь без драк, не учи дурному моего сына. Меня не было неделю, а этот «настоящий мужчина» успел ободрать собаку и раздеть девчонку.
— Раздеть девчонку? — Гордеев-младший восхитился и ужаснулся одновременно. Он в свои четыре года такими подвигами похвастаться не мог. — Вот это…
— Цыц! — рявкнула Саф, злобно на него зыркнула и снова уставилась в лобовое стекло.
Так и пришлось блюсти «вот это цыц» до самого конца поездки.
Ваня ожидал, что Саф скажет что-нибудь по поводу болезни его отца, но та подрулила к дому Гордеева-старшего, не сказав ни слова. Впрочем, она и после этого не заговорила, что навело Ивана на мысль. Ульяне было очень неловко сидеть с ним рядом после, фактически, отказа от продолжения отношений. Как она там сказала? Не может притворяться, что готова строить будущее, зная, что теряет ребенка? Что ж, Алексей сопит на заднем сидении, убаюканный долгой и скучной дорогой. Теперь ей придется придумать новую отговорку или старательно избегать неловких тем.
— Давай говорим, — предложила она, припарковавшись у Ванькиного дома.
Прежде чем начать, они неловко потоптались около подъезда.
— Сергей обещал передать мне опеку, — наконец, начала Саф.
— Да, я понял, — кивнул Ваня, засовывая руки в карманы.
— И передал дело о разводе в суд и в скором времени уезжает в Москву…
Плохая была тема. Иван не знал, как реагировать на такие слова. Новость могла бы быть хорошей, согласись Саф быть с ним, но Ваня предлагал, и не раз. Гордость не позволяла предпринимать что-либо снова.
— Ты ведь не знала об отце? — спросил в попытке перевести разговор в другое русло.
— Господи, нет конечно! Я бы сказала. Это тебе отец сообщил? Как-то на него непохоже.
— Новийский, — помявшись, признался Иван.
— Н-новийский? — хрипло переспросила Уля, будто не могла поверить ушам.
Ах да, она разводится с мужем, он не помог ее сестре, но все равно хороший. Ванька и рядом не стоял. Скрипнув зубами от досады, он взглянул в сторону подъезда. Так захотелось уйти. И все же он заставил себя задержаться.
— Поговори с отцом, пожалуйста, пусть пойдет лечиться, — попросил он Саф.
— Но… я бросила его, когда он заболел. Он винил меня и злился, я должна была догадаться, что что-то тут нечисто. Он мне платил огромные деньги в надежде, чем я его не оставлю. А я вот ушла. Какое у меня право указывать твоему отцу, что делать? — Она замолкла, смутилась и попробовала зайти с другой стороны. — Это ты можешь.
— Да ни черта я не могу, — взорвался Ванька. — Он сказал, что не собирается рисковать компанией ради возможности провести в одиночестве дополнительную пару месяцев.
— Так найди способ убедить его в том, что он будет не один! — воскликнула она, будто само собой разумеющееся.
— Слушай, Саф, это работает с маленькими детьми и девочками вроде Лоны. Нельзя переубедить взрослого мужчину словами, что он будет не один. Нужно что- то большее.
— Я с тобой согласна, — кивнула Саф. — Но я не о словах говорю. Вспомни Маню, о которой я писала. Она тоже не желала подвергать себя химиотерапии, потому что ей время не было нужно. Это сложный выбор, неоднозначный, а иногда неочевидный для посторонних.
— Маня жила ужасно, а отец…
Саф вдруг расхохоталась, даже схватилась за живот. А когда заговорила, в глазах ее блестели слезы:
— Ваня, я ужасно жила в общежитии. Ну там кровать была неудобная, пол холодный, вещи негде сушить, соседи за стенкой поорать горазды. Кошмар просто. Но рядышком была сестра, у мамы все благополучно, можно куда-то стремиться и мечтать, не оглядываясь по сторонам. А потом я жила прекрасно. Спала в огромной постели, рядом с замечательным мужчиной, на ночь выпивала по бокалу дорогого вина и не знала ограничений в тратах. Но боялась лишний раз вздохнуть и навредить своим близким. Сестра в больнице, друзьям угрожают, сына страшно взять на прогулку. Ты знаешь, лучше жить ужасно, чем так. Сначала прочувствуй на собственной шкуре, что есть каждый из вариантов, а потом делай выводы. С чего твой отец должен тебе довериться, если один раз ты его оставил? Конечно он не поверит словам.
Внезапно Ванька улыбнулся, потому что речь шла совсем не об отце. Вряд ли Николай Гордеев мог чувствовать себя уязвимым перед сыном, а вот Ульяна перед бывшим любимым человеком — вполне.
— Если хочешь задержать отца в своей жизни, придется дать ему почувствовать твою готовность идти на жертвы и перетерпеть несколько ударов, — продолжила она, не заметив перемены в настроении Ивана. — Если человек не социопат, как Петр, за агрессией он скрывает страх. Такова жизнь.
— И что ты предлагаешь? — голос прозвучал неожиданно мягко, и Ванька даже отругал себя за несдержанность.
— Пойти на уступки в отношении «ГорЭншуранс», — сказала она будто само собой разумеющееся.
— Ты издеваешься? — разозлился Ванька.
— Я не предлагаю тебе годами полировать попой директорский стул, но если хочешь вернуть в свою жизнь отца, какое-то время придется. Николай Гордеев отправится лечиться, только если найдет человека, которому можно доверить свое царство. Например, тебя.
— Не смеши.
— Зачем мне тебя обманывать? — Она тяжело вздохнула. — Слушай. Тебе он слабостей не покажет, он ведь твой отец. Пример для подражания, а потому старается быть сильным в любой ситуации. Я тоже так делаю, когда речь о Лоне и Алешке. Но, поверь мне, когда тебя нет рядом, Николай Давыдович ведет себя иначе. В отношении тебя, я имею в виду. Даже… волнуется. Ему не все равно, что у вас не сложилось. «ГорЭншуранс», из-за которого вы грызетесь годами, всего лишь криптонит. Перестань на него нападать, поумней, наконец, и используй эту слабость! Ему понравится.
Ваня снова улыбнулся и притянул Ульяну к себе, чтобы обнять. По пути наткнулся разбитыми костяшками пальцев на ее руку и зарычал от боли. Ночная драка с грушей и хук отцу не прошли даром.
— Что… — заметила Ульяна и схватила его за руку, присматриваясь внимательнее в сгущающихся сумерках. — Ты себе ничего не сломал?
— Я умею бить, — с гордостью заявил Иван.
— Ага, герой, — прозвучало скептически.
Саф автоматически погладила пальцами сухие трещинки на его коже, а затем опомнилась и выпустила руку.
— Хочешь подняться и пожалеть меня? — предложил Ванька.
— Кажется, да, — согласилась она негромко, неуверенно и так серьезно, что Гордееву стало стыдно за свою пошлую усмешку. — Но у меня ребенок.
— О боже мой. Нет его — плохо, есть он — тоже. Твой малец не будет против заглянуть в гости!
Он сам направился к машине и вытащил из детского кресла сонного Алексея. Тот причмокнул губами и доверчиво прильнул к его плечу. Чувство было незнакомое, и Ваня на мгновение задумался о том, что творит. Речь шла не только об Ульяне. Готов ли Иван попытаться построить отношения и с Саф, и с ее сыном? Это не в футбол поиграть, это то, в чем провалился его собственный отец. Никаких вторых шансов и сохранений. Не начнешь уровень заново. Неужели Ваня хотел именно этого? Растить ребенка Сергея Новийского? Дожился! Впрочем, это решение принимать не только Ваньке. Ульяна уже отказалась от него, дважды.
Уложив Алексея на диванные подушки, Иван потянул Саф на кухню и достал из холодильника лед. Привычно закатал его в пакет, полотенце и протянул Уле. А затем плюхнулся на стул и выжидательно на нее посмотрел. Мол, действуй. Я весь в твоем распоряжении.
— Даже и не знаю, с чего начать, — издевательски изогнула она брови, подола ближе и перевела взгляд с подбитого глаза на покалеченные руки и обратно.
У Ваньки таких проблем не возникло, поэтому он потянул на себя коленку Ульяны. Слишком узкая юбка не позволила, и Саф покачнулась, схватилась за плечо Ивана, чтобы не упасть. Он не стал медлить и потянул ткань вверх, задирая до самых бедер.
— Ты что творишь? — зашептала Ульяна, впрочем, не мешая безобразничать. — Там мой ребенок.
— Ага, не по годам развитый парень. Знает, что понравившихся девочек следует раздевать.
Под юбкой обнаружились, конечно же, дико раздражающие колготки. Ваня просто ненавидел эту часть женского гардероба. Обманчиво тонкие, но вечно мешающие. Когда их следует снимать? Лучше сразу.
— Н-нет, Вань, так не пойдет! — на этот раз всерьез воспротивилась Ульяна и даже отступила на шаг.
— А ты что ты рассчитывала, поднимаясь пожалеть парня, признавшегося тебе в любви? — поинтересовался он желчно.
— Я хотела поговорить.
— Если ты собиралась сказать, что ничего не будет, это можно было бы сделать у подъезда. Или вообще не делать, в прошлый раз все было предельно ясно. А раз ты здесь, я не вижу противоречий, — буркнул Гордеев.
Ульяна вздохнула, снова приблизилась и шлепнула ему на глаз лед.
— Я хотела сказать не это, но ты и сам понимаешь, что все серьезнее быстрого секса.
— Ты бы не обольщалась, — фыркнул Ванька. — Секс тебе никто не предлагал — не заслужила.
Щеки Ульяны стали ярко-красными. Серьезно, смутилась совсем как школьница. Это определенно был один из лучших ее румянцев, а Ваня помнил многие.
— А чего ты ожидала? — поинтересовался он. — Вышвырнула меня, как нашкодившего пса, а теперь прибежала обратно, и все нормально?
— Я не прибегала обратно! — возмутилась она так честно и искренне, ну точно оскорбленная невинность!
— Ты прибежала обратно, соберись с духом и признайся себе, наконец, что хочешь этого! Секса или чего-то еще, но чертовски хочешь. Где гребаная кнопка, которая каждый раз дает откат?
Она отняла лед от глаза Ивана, отложила на стол и нервно закружила по кухне. Тогда Ванька сам схватил пакет лед к руке. Той он был нужнее. А глазу уже ничто не поможет, Гордеев точно знал — опыт.
Радуясь желанному холоду, Ваня следил за тем, как Ульяна мечется. В строгом черном пиджаке и задранной юбке. Забыла или осознанно оставила? Ванька надеялся на второй вариант, тот больше обнадеживал. Про себя, между тем, усмехнулся. Он видел кучу девчонок, одни были крутые, другие красивые, третьи корчили из себя умных. А Улька — классная. Вот так просто и неопределенно, и все же в точности такая, как ему надо. Без перегибов. Чего ей не хватает?
— Ну? — потребовал он, устав ждать.
— Когда я с тобой порвала… в первый раз. — Гордеев хмыкнул. — Все меня жалели.
— Да ты что, как неожиданно, — не сдержал он сарказм.
— Ни одна сволочь не поверила, что это была я. Спорю, ребята ставки делали, когда ты меня бросишь. И черта с два они прогадали бы. С высоты опыта, я бы и сама поддержала спор. Ты был холодным и равнодушным. То, что мы не расстались до твоего ухода — мой личный загон, а вовсе не чья-то заслуга. Одна Лона считала нас хорошей парой, но она и в Деда Мороза до десяти лет верила. Только от этого он, к сожалению, не ожил! С чего вдруг я тебе понадобилась, объясни? Из нас вышли отличные друзья, и мне совсем не хочется этим рисковать…
— Но из меня друг лучше, признай это, — перебил Ваня, заставив Улю покраснеть еще раз. — Так бывает, когда друг никакой не друг вовсе. Я знаю, что не был парнем мечты, но я собирался вернуться и все исправить. Мне чертовски нравилась эта мысль. Настолько сильно, что, казалось, раз самостоятельная жизнь ставит мозги на место, то нужно дать ей чуть больше времени… и связей. Поэтому я остался еще на год, встретил Зою и даже построил с ней бизнес. Но ты не стала ждать чуда, ты решила идти дальше без меня. Если честно, я думал, что ты не сможешь, ты не такая. Но, конечно, фактор Новийского я не учел. Этот сладкоголосый тип слишком гладко стелет. И однажды, давным-давно, ты описала мне его как своего идеального мужчину…
— Слушай, я уже говорила, что придумала это на ходу… — поморщилась Ульяна.
— Славно придумала, раз прожила в своей фантазии целых шесть лет. И чего ради было биться, если у тебя все так удачно сложилось? Вот и пошли дальше, Саф. Ты — с ним, а я — как умел. Я клянусь, что не собирался уводить тебя из семьи, не страдал по тебе и не представлял на месте девчонок, с которыми спал. Предпочитаю думать, что просто… просто я тоже славно придумал однажды, как могло бы быть, вернись я из армии. По крайней мере часть из этого не так давно начала сбываться, а это значит, история вышла хорошей.
Ульяна уже не носилась кругами по кухне, а стояла, опираясь о разделочный стол, и с интересом вслушивалась в слова.
— А что еще было в этой истории?
— Тебе версию для взрослых? — уточнил Иван, надеясь на положительный ответ.
— Не сейчас.
Увы и ах. Кажется, иногда Лона была не прочь посидеть с Лехой? Ваня надеялся, что так будет и впредь!
— Если без эротики, то ничего экстраординарного, — пожал плечами Ванька, осознав, что это действительно так. Тем не менее, Саф улыбнулась. — Все как у всех, разве что чуточку лучше. Ремонт без скандалов, загородный домик без единой грядки, замечательные отношения со всей родней и, разумеется, ни следа политических интриг.
— Звучит здорово, — признала Ульяна. — Давай так и будет?
Она подошла и уселась к Ивану на колени.
— Ты ведь сказал, что что-то из этого сбывается.
— Пока только часть для взрослых, — хмыкнул Ванька, откладывая лед.
Несколько следующих минут, покрывая поцелуями кожу Ульяны и проклиная невозможность ее раздеть, Ванька обдумывал способы нейтрализовать маленького обломщика кайфа на всю ночь. Когда нетронутого места стало не хватать, он содрал с Саф пиджак и спустил с одного плеча блузку, растягивая ворот.
— Остановись, стоп, — очень неубедительно просила Саф, когда Ванька добрался до застежки бюстгальтера.
— Мелкий спит, — прохрипел Ваня, уже расстегивая крючки.
— В самый ответственный момент проснется — поверь.
— Но до самого ответственного момента нам еще очень далеко.
Прикинув варианты, Ванька вытянул бюстгальтер прямо из-под блузки и спрятал под столом. На всякий случай. Так-то лучше.
В этот момент раздался громкий вопль:
— Ма-а-а-а-ам!
Ульяна странно подпрыгнула и попыталась пригладить волосы и оправить одежду. Будто четырехлетний пацан мог понять по внешнему виду, чем она занималась минуту назад. Ванька усмехнулся. Дети сейчас, конечно, развитые — девчонок вот раздевать начинают с пеленок, — но не настолько же.
Ульяна, тем временем, откашлялась, приняла до смешного строгий вид и направилась в комнату. Ванька последовал за ней.
— Выспался?.. — начала она и осеклась.
Оба так и замерли на пороге, глядя на Алексея, держащего в руках блестящий конвертик. Ребенок вовсе не спал, а сидел на полу и рассматривал найденный пакетик с презервативом.
— А что это такое? — спросил не в меру любознательный парень, внимательно изучая упаковку.
Саф определенно потеряла дар речи, поэтому пришлось вмешаться Ивану.
— Это, парень, то, без чего лет через двенадцать тебе нельзя будет выходить из дома, — отшутился Ванька.
— Двенадцать?! — возмутилась Ульяна.
— Ты права. Это я еще оптимистично, — хмыкнул Иван и постарался побыстрее уйти из-под обстрела. — Дай-ка сюда, — и отобрал у пацана совсем недетскую вещицу.
— А ты здесь живешь? — благо, переключился ребенок. — А у тебя есть игрушки?
— Не тараторь! — велела Уля.
— Я здесь живу, а вот игрушки придется поискать.
— Нет-нет, нам пора домой.
— Точно? — насмешливо поинтересовался Ванька.
— Естественно, у тебя же нет игрушек, — многозначительно подняла брови Саф. — Следовало подготовиться лучше.
Тут было не поспорить. И почему он сразу не подумал поставить на дверь спальни шпингалет?