— Люба, неси торт на кухню.
Квартира крохотная, и до кухни три шага. И можно действительно не разуваться — на полу линолеум. Ужас! Наша квартира даже не в отремонтированном виде выглядела лучше. Кухня из пластика, но не современная. Табуретки — явно, чтобы спасти место: здесь же до всего можно дотянуться, стоя у двери, точно в хрущевке! На столе кошка, рыжая. И куда ставить торт — непонятно.
— Гриша, это точно не твоя? — услышала я чутким материнским ухом голос соседки, которая была уже у двери.
— Не моя. Я шутил. Ладно, психовал… Но мне можно.
— Ты меня так до инфаркта доведешь, негодник.
— Я не собирался с вами встречаться.
— И не собирался рассказать, как там твои?
— Нормально. Правда, я вчера не звонил. Впрочем, я ничем помочь все равно не могу. Но у них все распланировано — вы же знаете Ульяну. И они все равно ж из дома не выходят. Уля заказала им доставку продуктов на дом. Справятся. Шесть дней осталось пережить. Да вы настройте Вотсап и сами с ней поговорите. У нее на ее мобильном номере.
— Не хочу лезть, — огрызнулась соседка чуть громче.
— Вот и я не хочу лезть.
— Гриш, убери деньги, — заговорила еще громче. — Я не возьму. Я Томе помогаю…
— Это за моих двух кошек, — Я услышала нервный смешок соседки. — Софья Васильевна, давайте не будем. Новый год… Иначе с шампанским и икрой приеду… Не гоняйте меня на другой конец города.
— Не надо никуда приезжать. Ты еды им на месяц притащил. Мы справляемся.
— Ну да, по мне кошаки явно не скучают…
— Гриша, Гриша… Ладно, не надо так на меня смотреть. Все, ухожу. Но ты меня слышал, Гриш? Не смей, понял? Свой ребёнок — это свой. Чужой — это чужой.
— Я все понял… Софья Васильевна, я не маленький.
— Маленький, маленький ты ещё. Всегда для нас маленьким будешь. Мне тоже за тебя обидно. Не представляешь как. Да бог ей судья… Пусть будет счастлива. Все, ушла, ушла…
Хлопнула дверь — обе. Вербов тут же вырос в дверном проёме и закрыл его собой.
— Ну хоть ты не наглей…
Я только рот открыла — слов в ответ в нем не нашлось. А Вербов просто шагнул к столу и поднял с него рыжую кошку.
— Она когда-то была самой воспитанной… А сейчас вошла в бальзаковский возраст и шлёт всех лесом… — он присел подле Любы вместе с кошкой. — Нравится? Эту можешь взять на руки. Она не тяжелая, просто пушистая… — и тут же обернулся к двери: — Явилась проверить, есть что пожрать?
В коридоре стояла обыкновенная серая дворовая кошка. Вербов поднял на меня взгляд:
— Я у них просто мужик, который еду приносит. Ни грамма любви. Я уже молчу про благодарность. Потребительницы фиговы…
Интересно, это и ко мне относится? За что я его не поблагодарила? В общем-то за все. Я, кажется, ни разу за сегодняшний день не произнесла слово «спасибо», все не к месту как-то было. Но Любаша точно за все благодарила. Еще и добавляла — Гриша.
— А как ее зовут? — продолжили они своё личное общение.
— Эмбер. Янтарь. А то серое чудо — Грейс. Я ее под машиной пять лет назад нашел. У меня тут ещё одна есть, но она вряд ли выйдет…
— А остальные? — бросила я уже в спину, когда Вербов сунулся к раковине вымыть руки. — Кто здесь живет и чьи это кошки?
Пусть не думает, что я слепая, глухая и вообще меня тут нет.
— Моя теща, бывшая, — добавил он тут же и, оставаясь ко мне спиной, взял электрический чайник и, вылив воду, налил новую из фильтра на кране. — Но две кошки мои, я их с улицы притащил. Грейс котёнком. А Глашу уже взрослой, и она не прижилась тут особо. Думал, забрать к себе, но жена захотела отдохнуть от кошачьего царства, а потом теща не отдала. Но есть большая вероятность, что мне придётся забрать всех, хотя я реально не представляю, что с ними делать. Если только составлять конкуренцию вашему Котокафе…
Он наконец обернулся, но не отошёл от кухонных шкафчиков. Смотрел поверх наших голов в узкое окошко над столом, до которого Люба могла дотянуться, встав ногами на стул, но она предпочитала пол и уже трёх кошек.
— Лиз, нет сквозняка? — забеспокоился вдруг Вербов. — Я действительно не чувствую холода, но я такой — горячий, — и как-то смутился. — Знаешь, я ей сейчас кофту принесу. От греха подальше. Зря куртки в машине оставили. Надо было сообразить, что тут дышать нечем.
Я снова не успела ничего ответить — у него мастерски выходят монологи. Или я все никак не могу выйти из ступора. Куда он нас притащил? Куда-куда? На кудыкину гору к кошкам!
— Давай примерь!
Он вернулся со скоростью спринтера. Это был розовый свитер с единорогом и блестками.
— Нравится? Носи на здоровье.
— Ей не нужен ещё один свитер! — не сдержалась я. Мне не давали покоя слова соседки про чужих детей. Может, Вербов так развлекается? Ну ведь все может быть… Я же его и трёх месяцев не знаю. Да если и знаю, то только на планерках и только по существу. По существу вопроса, а вот каким он существом является в личном плане, я без понятия.
— Ну и мне не нужен. Илона к лету из него вырастет. Люба, тебе нравится свитер? — Она, конечно же, кивнула. — Тогда не слушай маму…
Не слушай маму? Что он вообще язык распускает?!
— Гриша…
Он перегулял без куртки и без шапки — мозги отморозил. На меня тоже взглянул самым невинным из возможных взглядов, да ещё заявил:
— Может, ты посмотришь вещи Илоны? Там куча маленьких вещей…
— Нам ничего не надо! — уже реально повысила я голос.
Не надо нам помогать. У меня ребёнок не с помойки одет. И вообще мы умеем не пачкаться и хорошо стирать, а лишнего места для лишней одежды у нас нет.
— Мне тоже не надо. Не хочешь себе, перебери, я тогда скину в детский дом. Раз уже приехал.
И зачем он покупает кучу вещей, если ребёнок тут не живет? Да и жить тут как-то не очень. И дело даже не в запахе.
— Хорошо, я переберу их для тебя, — сдалась я или все же нашла предлог уйти из чужой кухни.
— А кто такая Илона? — услышала я запоздалый вопрос Любы, и Вербов впервые замялся:
— Ну, одна девочка… Которая иногда приезжает к бабушке. Ее бабушка здесь живет. А сейчас она у неё в гостях. Потому что Илона заболела.
Почему он не назвал ее дочкой?
— Где вещи? — решила я поиграть в спасительницу.
Уберечь Вербова от прямых детских вопросов — мой долг. Даже рассмеяться захотелось. Но я лишь улыбнулась. Он не понял моей улыбки, но поспешил улыбнуться в ответ.
Комната оказалась отремонтированной. Даже с ламинатом. И без кошек. Хвостатые жили в двух других комнатах. Эта была закрыта на ключ — правда, ключ торчал из двери. Внутри детская кровать и шкаф-купе. Больше ничего. Ковёр и комод — наверное, с игрушками.
Вербов перехватил мой растерянный взгляд.
— Илона приезжает к бабушке. Не ко мне. Я так… постольку поскольку. В общем, из-за кошек к себе тещу не взять, а таскать каждый день сюда ребёнка не дело. И потом Илона не помнит своей детской все равно. Ее дом давно не здесь.
— Год? И не помнит? — не поняла я.
— Почти четыре года. Мы просто документы оформили только в январе, — и быстро отвернулся к шкафу: — Короче, все тут. Я пойду чай заварю, а вы тут хозяйничайте. Здесь и запаха почти нет. Я не разрешаю пускать сюда кошек.
— Гриша, их действительно одиннадцать?
— Да, но я их всех не сгоню в одно место. Я же сказал — на меня смотрят: мужик, что ты приперся? У нас жрачка ещё есть. Впрочем, на меня все так смотрят… Ладно, — он наградил меня каким-то совсем тяжелым взглядом. — Я пошёл чай заваривать.
А мне что делать со всеми этими вещами и знаниями? Бред какой-то! Не надо было соглашаться на прогулку.