avidreaders.ru__novyy-god-po-novomu-stilyu.fb2
Когда Дед Мороз заговорил, с души будто камень свалился, и она из пяток вернулась в грудь — не Кирилл. И раз Каменцев внял моей просьбе и прислал подарок дочке через постороннего человека, я даже скажу ему спасибо — действительно, от всего сердца. Это хороший поступок. Особенно после разговора на повышенных тонах. Наверное, он повзрослел. Я просто через запылившиеся, бывшие когда-то розовыми, очки этого не заметила.
Я провела Деда Мороза к елке и, как положено, усадила на диван. Это был первый домашний Дед Мороз в жизни моего ребенка, но я знала из собственного детства, что сейчас Любу попросят рассказать стишок и была спокойна: Люба не растеряется. Так и вышло: она рассказала Есенинскую «Белую березу» без запинки. Подарок она заслужила. И я ждала, что же появится из красного мешка с таким же нетерпением, что и моя дочь.
Коробка большая и плоская. Не игрушка. Какое счастье! Набор для детского творчества: делать заколки, бусы, браслеты. Отлично — никаких новых пылесборщиков в доме не будет. Действительно Кирилл повзрослел. И подумал, что может увлечь подросшую дочь, а не тупо схватил первую попавшуюся куклу или пони.
— Я платье просила, — надувшись, почти плача, вдруг выдала Люба, и у неё даже затряслись ручки и огромная коробка в них.
— Так платье тебе? А я думал маме твоей! Ой, все зайцы мои с белками перепутали, — не растерялся актёр. Даже голос остался стариковским. — Но я успею по заячьей почте тебе платье отправить. Завтра будет под елкой лежать. Веришь мне?
И Дед Мороз нагнулся к Любе, протягивая спрятанную в варежку руку.
— А мамино платье ты принес?
Вот же детская непосредственность! Не выкрутился актёр, не выкрутился…
— А то как же! — крякнул Дед Мороз и сунул руку в мешок. — Вот оно ж. Гляди? Передашь? А то мне до мамы твоей не дотянуться.
Для меня? Это уже перебор. Спасибо, Кирилл, такого внимания мне не надо. Но взять из рук пакетик пришлось, но лезть в него не хотелось. Но Люба настояла, и я сунула туда нос: платье красное и… Я достала коробочку явно с ювелиркой. Что за черт?
Черт в лице Деда Мороза улыбался, качая головой.
— Цветочек аленький твоя мама у меня попросила… С ног сбился, ища…
Я чуть не выронила коробочку! Боже мой… Уставилась на Деда Мороза. Как же я костюм-то не признала! Кто это? Приятель Вербова, которого мы подменяли в детском доме?
Я открыла коробочку — аленький цветочек превратился в рубины с жемчугом. Серьги и кулон в форме роз. Гриша… Ты сдурел… Я же шутила… Но краше этого я ничего не видела. И есть ли что краше такого внимания? Но про платье я ничего не говорила… Он догадался, что я хочу быть девочкой, которой добрый принц скажет: с этого дня тебе не надо ничего решать. Я все сделаю сам…
— Спасибо, Дедушка Мороз. Краше этого цветочка нет ничего на целом свете…
Люба аж подпрыгнула к коробочке, и я положила украшения на стол, но попросила не трогать руками.
— Вот и славно, милые мои, вот и славно… А мне пора к другим детишкам. А вам хорошо встретить Новый год. Ты маме помогала готовить?
Люба кивнула.
— Молодец, хозяюшка. Проводишь дедушку до дверей?
Люба дала Гришиному другу руку так же смело, как давала самому Грише. Я прикрыла пакетом с платьем драгоценную коробочку и открыла дверь в коридор, заботливо прикрытую Александром Юрьевичем. Но дальше идти не смогла. В прихожей стоял Кирилл. А я не услышала ни домофона, ни звонка, оглушенная подарком.
— Что ты тут делаешь?
Деда Саши в прямой видимости не было. Но сын за отцом в кухню не пошёл, хотя и разулся. Даже тапки взял. Уходить не собирался.
— Здравствуй, Лизонька. С Наступающим Новым годом! — сказал не издеваясь, а очень серьезно и отступил от двери.
В углу стояла огромная коробка. Я не только оглохла, но и ослепла по всей вероятности: слона я не приметила, а слоном, судя по картинке, был кукольный домик. Я отступила назад, прямо в объятья Деда Мороза: да, мне сейчас мужская поддержка не помешает.
— Кто это, Люба? А? — спросил он прежним стариковским голосом. Он не собирается отступать от взятой роли, но, кажется, не забывает и про другую, более важную: роль друга, а настоящая мужская дружба подразумевает и защиту женщины друга. Я с удовольствием спрячусь сейчас под красный кафтан, чтобы не видеть довольную рожу Каменцева.
Люба растерялась. Я тоже. Кирилл — нет.
— Я Любин папа.
И тут растерянность как рукой сняло, и Люба выкрикнула. Как в лесу «ау», слишком громко для городской квартиры:
— У меня другой папа!
— Люба! — это мы сказали с Кириллом в унисон, но с разными интонациями.
Я боялась за Гришу — он мог не поделиться с другом такими подробностями, но ребёнок не молчал.
— У меня папа Гриша, — и обернулась к Деду Морозу. — Он разрешил мне так себя называть!
И вот обида за неполученное заранее платье прорвалась слезами через другую, намного большую обиду. И Дед Мороз вдруг схватил ее в объятья: как же они с Гришей похожи! Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты…
— Эй, девица-красавица, чего реветь надумала? — ворчал утешитель по-стариковски. — Знаю я про твоего папу Гришу, я все знаю… Зайцы с белками все мне про всех рассказывают. А-ну не реви! А то твой папа Гриша догадается, что ты плакала. Ведь ты не хочешь расстраивать своего папу, не хочешь?
— Лиза, что за херня здесь происходит?! — взорвался Кирилл. — Что еще за Гриша? Этот Вербов?
У меня аж руки вспотели! Про спину я молчала…
— А ты осведомлён. Чего спрашиваешь тогда? И последи за языком при ребёнке!
— Да ты, вижу, не только за языком не следишь при ребенке, но и ещё за чем-то…
— Товарищи родители! — перекрыл всех голос Деда Мороза. — Господа хорошие! Новый год на носу… Вы куда не надо его не суйте. Прищемит. И не только нос. И уже прищемило, похоже…
— Вы, дедушка, сколько на грудь принять уже успели? — не постеснялся Кирилл хамить постороннему человеку. — Вы идите, идите… Кони копытом бьют, заждались. И дочь мою отпустите. Так-то лучше…
Дед Мороз отпустил Любу с большой охотой, потому что хотел взять за руку меня: рукопожатие оказалось довольно чувствительным, но я не поняла его Азбуку Морзе. Тогда он сказал:
— Тепло тебе, красавица? Потерпи с полчасика. Потом мороз ударит, мало не покажется.
Я пожала рукавицу в ответ: нам бы полчаса простоять, нам бы тридцать минут продержаться.
Кирилл сам закрыл за ненастоящим Морозом дверь, но настоящему ее собиралась открыть я сама.
— Ты мои сообщения читала в Вацапе? — обернулся от двери Кирилл, закрыв ее громко, как всегда. Как всегда давно, очень давно. Только движения его оставались до боли знакомыми.
Тридцать первое декабря, половина пятого вечера… Что он делает в моем доме? Нет, в своём…